Николай ИРИН

28.09.2022

Материал опубликован в августовском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

Когда пристально рассматриваешь, предметно разбираешь ее творчество, возникает соблазн заявить: она — из мастеров старой школы. Однако таковой в годы становления Надежды Кошеверовой как кинохудожника не было и быть не могло. В 1920-е кинорежиссура и у нас, и в остальном мире создавалась, по сути, из ничего, представала во всех отношениях новой, даже революционной. Отдельные творческие поиски и подвиги в 1910-е Гриффита или Чаплина, Бауэра или Протазанова какую-то почву для будущих свершений подготовили, но до создания школ дело не дошло...

Справедливо будет сказать, что Надежда Николаевна — человек прежней формации, воспитанница старорежимной школы. «Свободно владею французским языком, на немецком могу объясняться и читать, английский знаю слабо», — застенчиво признавалась она уже в зрелом возрасте. Ее отец, маклер, владел в Петербурге весьма солидной недвижимостью, поэтому не стоит удивляться, что ранние годы жизни Кошеверовой покрыты мраком безвестности: афишировать в советское время такое социальное происхождение было небезопасно.

Из тени она вышла в начале 1920-х. В 1923-м окончила актерскую школу при петроградском театре малых форм «Вольная комедия», после чего с головой окунулась в сценическую жизнь города революции. Сотрудничала с Ленинградским театром сатиры, познакомилась со своим будущим первым мужем, большим художником, а впоследствии легендарным режиссером Николаем Акимовым, сыгравшим в ее творческом становлении неоценимую роль (он ласково называл свою ученицу — спутницу жизни «Дорогая медведь»).

Три года (1925–1928) училась в киномастерской Фабрики эксцентрического актера (ФЭКС), где преподавали и кудесничали Григорий Козинцев с Леонидом Траубергом. (Так и осталась до конца дней в пространстве, заполненном экспрессией театральности вперемешку с кинематографической достоверностью.)

Учитель номер два Козинцев впоследствии эмоционально вспоминал: «Она начинала трудиться на «Ленфильме». Только «Ленфильма» еще не было. Его нужно было создать. Люди, пришедшие в кино, тогда занимались всем. Кошеверова пошла учиться в мастерскую, которой руководили мы с Траубергом. Одетая в прозодежду, она стояла в том же строю, где были Сергей Герасимов, Елена Кузьмина, Петр Соболевский, Олег Жаков, Янина Жеймо. Так мы начинали занятия. Все были одинаково одеты, урок начинался точно, опозданий и пропусков мастерская не знала.

Все мы делали сами. Всему учились сами. Белоручек среди нас не было. Находила артистов, сама помогала их одевать, репетировала с ними. С утра до поздней ночи была она на студии. Кошеверова узнавала кинематографию во всех ее частях не по книгам и не по рассказу, а по труду на рабочем месте. Она была и монтажером, и ассистентом, и художником по костюмам, и, если хотите, целым «актерским отделом»...»

Согласно этому ценному свидетельству, Надежда Николаевна последовательно прошла все стадии кинопроизводства: дважды выучилась актерскому мастерству, а как помощник режиссера наметанным глазом, снайперски выбирала типажей из ленинградской уличной толпы; если требовалось, была способна обустроить декорацию, в случае необходимости умела грамотно смонтировать самый некондиционный киноматериал. И при этом помнила множество всеми забытых в условиях новой жизни слов и понятий.

Не всякий советский режиссер решился бы втащить в постановку 1947 года словечки «душа» и «сердце» в их прежнем, идеалистическом значении. А между тем Король в «Золушке» устами гениального Эраста Гарина убедительным тоном произносит: «И никакие связи не помогут сделать ножку — маленькой, душу — большой, сердце — справедливым!».

Конечно же, первостепенная заслуга в этом конкретном случае принадлежит Евгению Шварцу, сочинившему диковинный для тех лет текст. Однако способ, которым Кошеверова транслирует сентенции про «дружбу», «совесть», «чувства», не оставляет сомнений: она вполне отдавала себе отчет в осуществлении ею некой духовной миссии. «Обожаю эти волшебные чувства, которым никогда не придет конец!» — пророчески интонирует Гарин, и его фраза замечательно перекликается с проницательным замечанием все того же Козинцева в статье к 70-летнему юбилею Надежды Николаевны: «У фильмов, которые она поставила, всегда было одно качество: их охотно смотрели, в кинотеатре слышался смех. Люди выходили из зала, улыбаясь. Шли споры, появлялись то хорошие, то критические рецензии, а зрители все еще смотрят картины, поставленные Кошеверовой». Это было написано в 1972-м, однако и спустя полвека, когда сменились и эстетические принципы, и общественный строй, все ее режиссерские работы пересмотреть или посмотреть впервые будет отнюдь не лишним. Ту же «Золушку» из черно-белой превратили в цветную, что говорит о постоянной востребованности со стороны масс.

Столь же формально совершенными, духовно наполненными и попросту интересными были, например, снятые Кошеверовой сказки по сценариям Юлия Дунского и Валерия Фрида в 1960–1970-е. Когда обращаешься к ее первой полнометражной режиссерской работе, фильму 1939-го года «Аринка», тот на поверку оказывается недооцененным шедевром, которому вовсе не требуются скидки ни на «засилье идеологии», ни на «тоталитарную эпоху». Легкое, светлое, виртуозно скроенное лирическое полотно с невероятной Ларисой Емельянцевой в главной роли смотрится с сердечным волнением и улыбкой.

Не выпущенная на экран лента «Галя» (1940), казалось бы, несет на себе следы пропагандистского упрощения, но по зрелом рассуждении из военной агитки трансформируется в некую осовремененную былину, в мифопоэтическое произведение, где образ любимого отца-защитника в сознании дочери, ленинградской девушки, вырастает до гигантской фигуры, монументального изваяния.

В эпоху малокартинья, в 1953-м, Надежда Кошеверова на пару с Иосифом Хейфицем перенесла на киноэкран нашумевшую театральную постановку бывшего мужа Николая Акимова «Весна в Москве» с блистательной Галиной Короткевич в главной роли. Эту нетворческую маету с готовым материалом Надежда Николаевна не считала оскорбительным для себя делом. Работая с чужой партитурой, режиссерским рисунком выдающегося знатока актерских превращений, училась добывать новые краски, добиваться оригинальных, прежде невиданных сочетаний.

Результатом такого ученичества уже в следующем году стала большая творческая и, если угодно, коммерческая удача: фильм «Укротительница тигров» с Павлом Кадочниковым, Людмилой Касаткиной, Леонидом Быковым, Татьяной Пельтцер, Сергеем Филипповым до сих пор поражает постановочной зрелостью и смотрится на ура, а в 1954-м являлся просто-напросто жанровым прорывом. Дама-режиссер пыталась повторить успех тандема Кадочников/Касаткина в картине «Медовый месяц» (1956) — не получилось. С лентой «Шофер поневоле» (1958) Кошеверова двигалась в фарватере «Верных друзей» Калатозова (бюрократ, оказавшийся волею случая в гуще народной жизни, сталкивается с последствиями собственного головотяпства) — картину можно счесть вполне качественной, но... проходной. В фильме «Осторожно, бабушка!» Надежда Николаевна предоставила центральную роль Фаине Раневской, и та с поставленной задачей справилась, как всегда, великолепно, однако и это кино вряд ли можно отнести к большим свершениям «Ленфильма».

В 1963-м Кошеверова вернулась к тому материалу, который получался у нее лучше всего. «Каин восемнадцатый» по произведению Шварца соединил в себе умную сказку с изобретательно выстроенными декорациями, принадлежность коих павильону не скрывается, а подчеркивается (пожалуй, тут снова дало о себе знать определяющее влияние выдающегося сценографа Акимова). Живое взаимодействие дюжины актеров первой величины и демонстративная карнавальность обеспечили сюжету мощную энергетику. Абсолютное совершенство эта эстетическая программа обретает в картинах «Старая, старая сказка» (1968) и «Тень» (1971), где постановщик дает возможность реализоваться ослепительно прекрасной паре влюбленных в исполнении Олега Даля и Марины Нееловой. По-сказочному яркие и по-житейски драматичные отношения их персонажей прекрасно отражены в коротком диалоге: «Но ведь сказка это одно, а жизнь совершенно другое, правда?» — «К сожалению, правда».

Кошеверова работала, что называется, до последнего. Даже когда теряла силы, приходила в павильоны и коридоры «Ленфильма», без которого ни жить, ни дышать не могла. Она не была гением-первооткрывателем, но при этом являлась невероятно тонким и глубоко духовным художником. Качественный литературный материал ее буквально воспламенял, и тогда Надежда Николаевна пробиралась на некую заповедную территорию и совершала там открытия экстра-класса. Янина Жеймо в «Золушке» явственно сигналит о Джульетте Мазине из грядущих фильмов Феллини, а парадоксальная прививка горячей современности к старинной сказке намекает на будущие киноработы Марка Захарова. Кошеверова была заметно осторожнее Марка Анатольевича не потому, что хуже понимала эксцентрику, а оттого, что вместе с Дунским и Фридом лучше помнила: аутентичная мифопоэтика на своей глубине — всегда опасность, тревога и боль.

Из советского опыта она взяла на вооружение (передоверив заветным героям, вроде персонажей Даля) пафосное отношение к честному труду как нравственной первооснове: «А мир держится на нас — людях, которые работают». А еще примечательно вот это из монолога Пажа: «Дорогая Золушка, я целыми днями смотрю, как вы работаете: у вас золотые руки, удивительное терпение и вы — очень добрая!». Старорежимные понятия, традиционные ценности, здоровая назидательность подавались в обертке безупречной художественности.

Дневниковая запись Евгения Шварца сообщает: «В работе она была на зависть вынослива, неуступчива, неутомима. И делала то, что надо. Не мудрствуя лукаво. Убеждена была она в своей правоте без всяких оглядываний. И когда друзья налетали на нее по тому или другому случаю, касающемуся ее режиссуры, она в ответ только посмеивалась, баском. И хотел написать — поступала по-своему. Но вспомнил, что в тех случаях, когда доводы оказывались убедительными, она спокойно соглашалась. Нет, упрямство ее было доброкачественным. А иногда оставалась при своем, хотя друзья налетали строго и темпераментно, — Надя была отличный парень, великолепный товарищ. Во-первых, не обижалась. А во-вторых, обидевшись, так и сказала бы, а не ответила бы ударом из-за угла. Чего же тут стесняться. Так вот она и живет»...

ФОТО: ГАЛИНА КМИТ/РИА НОВОСТИ