Дарья ЕФРЕМОВА

25.03.2014

27 марта вышла в прокат 19-я экранизация сказки Жанны-Мари Лепренс де Бомон «Красавица и чудовище». Вечный сюжет о самоотверженной девушке, полюбившей монстра, помещен в начало позапрошлого века.

Новая версия архетипического мезальянса поражает прежде всего декорациями. Пока красавица Леа Сейду меняет наряды, а чудовище Венсан Кассель разгуливает в сложном анималистическом гриме, критики замечают отсутствие между ними любовной «химии». Сплошной Стокгольмский синдром. Что объединяет такие парочки в реальности? 

Итак, до боли знакомая фабула. Она — сама добродетель. Решилась на заточение в мрачном замке, где до того гостил ее отец, то ли по глупости, то ли из флибустьерства стащивший крайне значимый для монструозного хозяина цветок. Тот, в общем, не совсем и чудище: только с виду страшный, а так — несчастное существо. Страдал, сидел в темнице, был заколдован какой-то ведьмой, а теперь еще и влюбился... Заваливает пленницу подарками, не скупится на слова и спецэффекты. Последние бастионы рушатся благодаря истерической ультимативности: не вернешься к назначенному сроку, умру. Манипуляция? Безусловно. Впрочем, ей в охотку исполнять любые его желания. Он ведь такой бедненький. Надо его пожалеть.

Тандем красавицы и чудовища известен со времен античности. Популярен в мировом фольклоре. Правда, в ранних версиях мужчина не превращался в антропоморфного громилу, а попросту становился животинкой — ящерицей, барашком, ежом, кабаном, жабой. Слабый пол реагировал очень по-разному. Воспитывали личным примером, как в индонезийской легенде, где жена вместе с мужем-ящерицей вспахала поле. А могли и об стенку треснуть — так обошлась с умной жабой принцесса из немецкой сказки. Земноводное, прозрев от удара, обернулось прекрасным принцем. Одна из самых ранних версий, описанная Апулеем в «Золотом осле», рассказывала о женском бескорыстии и вовсе в неожиданном ключе. Юноша по имени Луций подружился со служанкой фессалийской колдуньи Фотидой. Мечтая испробовать зелье, способное превращать людей в птиц, он уговаривает девушку выкрасть у госпожи  волшебные скляночки. Служанка в снадобьях не разбирается, и молодой римлянин становится ослом. В этой шкуре он и пребывает до самого конца романа. Человеческий облик Луцию возвращает розовый куст. Дамы разводят руками. 

Привычное нам моралите миф обрел в христианской культуре, которая перенесла принцип просветленной любви к ближнему в область романтических отношений. Сделать из страшилища человека посредством доброты и понимания стало своего рода инициацией, испытанием на истинную женственность, суть которой милосердие. Трогательная история? В действительности, все наоборот.

Архетип красавицы и чудовища подробно описал Юнг. С точки зрения аналитиков юнгианской школы, такие парочки притягиваются за счет внутреннего конфликта Эго-сознания и Тени. Собственные комплексы, дурные черты характера, социально неодобряемые привычки могут привлекать в другом человеке, создавая крайне противоречивый, пугающий и вместе с тем желанный образ. Тогда негативные качества считываются чуть ли не как достоинства: не хам, а мачо, не разнузданный, а раскованный, не жадный, а экономный, не выпивоха, а ранимый человек, остро переживающий несправедливость мира. Роман сопровождается бурей эмоцией в духе «люблю и ненавижу» или «я его люблю, а он...» Дальше следует перечисление грехов и злоупотреблений, мало совместимых с жизнью. Отсутствие перспектив красавицу не пугает. Она жаждет исцелить его любовью. 

«Намерение перевоспитать чудовище — опасное заблуждение, порождающее деструктивные союзы, — считает психолог Галина Бедненко. — Следуя материнскому инстинкту, женщина стремится спасти страдальца. Обычно она отмечает его тонкую душевную организацию, эмоциональность, старается воспитать, научить или просто любить и прощать, в надежде на чудесную трансформацию. Красавица допускает неадекватное поведение спутника в общественных местах, готова ради мужчины отбросить все условности. Периодически она ловит себя на мысли, что все это ее пугает. Однако, если чудовище просит прощения, красавица живет дальше, будто бы ничего не произошло. Готова терпеть любые выходки, лишь бы избранник не почувствовал себя виноватым и не ушел, ведь он — самый любимый, последний. Низкая самооценка сочетается с верой в чудесные силы. Это ловушка для спутниц алкоголиков и наркоманов, закрепившаяся реакция на стресс. «Правильное» поведение в отношении заблудшего партнера становится образом жизни, бытовым культом. Рано или поздно наступает момент, когда женщина перестает доверять мужчинам, начинает презирать себя. Без потерь из таких ситуаций не выходят». 

Еще один поворот сюжета — раскрепощение животной сексуальности. Не зря критиков так насторожило отсутствие «химии» в картине Кристофа Ганса. История о красавице и ее «скотинке» просто обязана иметь эротический подтекст. Образы хищных зверей— волка, медведя, кабана — связывались с мужским началом практически во всех языческих культах. «Вступая в отношения с мужчиной-зверем, женщина способна открыть в себе животную природу, — продолжает Галина Бедненко. — Это позволяет обрести некие сверхспособности, отличающие ее от обычных людей и приравнивающие к чудовищу». 

Кстати, одним из поворотов темы стали популярные сейчас вампирские сюжеты. Влюбленный монстр способен передать свою природу жертве. В подтверждение — тот самый Стокгольмский синдром — известный в психологии феномен, когда заложники начинают сочувствовать своим мучителям.

Кристоф Ганс: «Я мог экранизировать «Джейн Эйр», но предпочел старую сказку»

Какие времена — такие и нравы: счастью молодых угрожают разбойники, пытающиеся обокрасть заколдованный замок... Перед премьерой корреспондент «Культуры» пообщался с режиссером Кристофом Гансом.

культура: Историю Лепренс де Бомон пересказал нам Сергей Аксаков. А знакома ли Вам русская народная сказка на схожий сюжет — об Иване Царевиче, расколдовавшем Царевну-лягушку?
Ганс: Волшебных персонажей больше, чем историй, это «чудовище» известно и в Европе. Все мифы имеют общее происхождение. Христианских сказочников XV–XVII веков вдохновляли античные легенды про Зевса, навещавшего красавиц в виде лебедя или быка. 

культура: Сказка — ложь, да в ней намек... Считается, прекрасные дамы предпочитают уродов. Это мужской или женский предрассудок? 
Ганс: В большей степени мужской — едва ли большинство красавиц привлекают патологии. Но я не случайно писал сценарий в соавторстве с Сандрой Во-Ан — мы сошлись во мнении: женщины мечтают спасти любимого от проклятия. Часто их выбор — последний шанс для отчаявшихся избранников. Узнав тайну хозяина замка, романтическая героиня пытается воскресить его душу... Обдумывая сюжет, был поражен сходством «Красавицы и чудовища» с историей Джейн Эйр: героиня Шарлотты Бронте влюбляется в нелюдимого Рочестера, терзаемого размышлениями о своем чудовищном браке. Я мог экранизировать роман Бронте, но предпочел старую сказку. По одной причине — в ней заложены нравственные уроки, передаваемые из поколения в поколение. Можно прочитать и забыть книгу, а сказки путешествуют из уст в уста. 

культура: «Она его за муки полюбила, а он ее за состраданье к ним»... А зачем Вы ввели в классический сюжет диснеевских персонажей — охотников за сокровищами? 
Ганс: Сказкам присущи стереотипы — например, в них водятся братья-разбойники. Но вы правы, один мой приятель шутит: «Там, где прошел Дисней, трава не растет». Уолт ничего не сочинил, он присвоил европейское наследие. Я же старался не адаптировать голливудский хит, а сохранить французское национальное достояние. У вас есть великолепный мультик «Снежная королева» Льва Атаманова, но сейчас для всего мира Ганс Христиан Андерсен — это «Холодное сердце».

культура: А сколько прекрасных экранизаций русских народных сказок!
Ганс: Надеюсь, ваши режиссеры вернут себе свои истории. 

культура: Вы планировали воскресить «Фантомаса» — как поживает бессмертный мсье? 
Ганс: Два года работал над этим проектом, но, увы, не сошлись с продюсером — заказчик ждал комедии в духе Луи де Фюнеса, а я придумал мрачный мир, населенный супернегодяями. Фантомас — старейший из них — вступает в борьбу с себе подобными... Что поделать, конфликт поколений. Он одиночка. Выживает как умеет, меняя тысячу лиц. Сложное психологическое кино. Увы, не сложилось. Сейчас работаю над экранизацией «20 тысяч лье под водой». Жюльверновский сюжет позволяет осветить важную для меня тему отношений человека и природы.

Алексей КОЛЕНСКИЙ