Мы продолжаем публикации в преддверии 43-го Московского международного кинофестиваля. «Культура» обратилась к главному празднику кино с сакраментальным вопросом: «В чем сила, брат?» и помянула добрым словом главные вехи его творческой биографии.

(Продолжение, первая часть статьи от 19 апреля доступна по ссылке здесь)

II. История

Не первый, но Первый

Венцом небывалых достижений индустриализированной отрасли стал Первый Московский международный кинофестиваль, стартовавший летом 1959-го под девизом «За гуманизм киноискусства, за мир и дружбу между народами!».

«Сегодня трудно объяснить, почему смотр 59-го стали называть первым. Возможно, его не в меру честолюбивым устроителям очень хотелось войти в историю в качестве первопроходцев и основоположников. На самом деле, им-то, не столь уж и молодым людям, было прекрасно известно, что первый Московский международный кинофестиваль состоялся в далеком 1935 году... — вспоминает Валерий Фомин. —  Открытие проходило в гигантском Дворце спорта имени Ленина в Лужниках третьего августа, игровая конкурсная программа состояла из 30 фильмов. Председателем жюри был Сергей Герасимов. Большой золотой приз достался Сергею Бондарчуку за «Судьбу человека». Президиум оргкомитета Союза работников кино салютовал Джульетте Мазине специальным дипломом за исполнение роли в фильме «Ночи Кабирии»… Фестиваль уважили посещением 488 зарубежных гостей. В программах был задействован 281 фильм. На 724 сеансах их посмотрело более полумиллиона зрителей. Валовой сбор от показов составил пять миллионов рублей. Вспомнив, что Совмин СССР выделил на проведение фестивального действа два миллиона, легко подсчитать полученную государством прибыль...»

Куда важнее было достижение заявленной цели — завоевание международной гуманистической повестки: «Хронологически это событие совпало не только с отказом от тоталитарного пути развития в стране, еще недавно отгороженной от Запада глухим «железным занавесом». Советский кинематограф обновлялся вместе со всеми кинематографиями мира, поэтому в конкурсных и внеконкурсных программах ММКФ можно было встретить имена зарубежных кинематографистов, чьи работы переосмысливали само понятие кино, отказывались от классических форм, низвергали признанные классические авторитеты и порой использовали опыт «ниспровержения», который был накоплен советскими кинематографистами двадцатых годов...» Правда, для этого фестивалю следовало совершить концептуальный фокус и превратиться из выставки творческих достижений в алхимическую лабораторию нового киноязыка…

Даешь Феллини!

Концептуально эта необъявленная, но очевидная цель была достигнута на Втором ММКФ в 1961 году. Итогом второго фестиваля, представившего публике 250 фильмов (из них 82 конкурсных из 51 страны!) стало присуждение Большого приза суровому «Голому острову» Канэто Синдо и отчаянному «Чистому небу» Григория Чухрая. Эхом международного праздника прозвучал триумф советского кино в Венеции, месяц спустя присудившей вторую премию — Золотую медаль — военной драме Алова и Наумова «Мир входящему». 

Еще более значимым и конфликтным стал третий отечественный смотр. Незадолго до него Хрущев решил ликвидировать «чрезмерно активный» и формально все еще не официальный Союз кинематографистов, о чем на Политбюро объявил его заместитель, печально известный по Новочеркасским событиям Фрол Козлов. Пырьев проявил титаническую изобретательность, обив пороги всех кабинетов, и вышел победителем. Правда, отвага стоила ему и здоровья, и поста союзного председателя. Красивым и дерзким ответом Кукурузнику стало включение в Основной конкурс безупречно правоверной и бездарной производственной ленты театрального критика и режиссера Виктора Комиссаржевского «Знакомьтесь, Балуев!». По негласным правилам, вампуке надлежало разделить Большой приз с «8½». Председатель жюри, верный пырьевский соратник Чухрай пресек скандальную «традицию», вручив награду Федерико Феллини. Этот факт взбесил первого секретаря, но на просмотре ленты он закемарил, а пробудившись, отметил: «Если фильм навевает такой крепкий сон на советского человека — значит, ничего опасного в нем нет. Пусть идет!»

Увы, громкий успех соллипсической пасторали сыграл дурную шутку с отечественными кинематографистами, немедля выписавшими себе индульгенцию на элитарность. В то время, как добрая половина сформировавшихся в шестидесятые зарубежных режиссеров признаются, что их окрылили калатозовские «Журавли», половина их советских сверстников пала жертвой обаяния дурно усвоенной феллиниевской отсебятины. С 63-го умами овладела идея «я так вижу», свободы от «что» во имя «как». Немногие, как Хуциев, Тарковский, Иоселиани справились с западной прививкой ослабленного нарратива. Большинство сформировало нечто вроде секты непризнанных гениев, захватившей и растлившей Союз и экран на V Съезде кинематографистов в 1986 году.

Широкому экрану — войну и мир!

Итог следующего фестиваля, 1965 года, был очевиден: Большой приз поделили «Война и мир» и венгерская драма Золтана Фабри «20 часов». Широкоэкранная фреска Сергея Бондарчука получила беспрецедентный советский тираж (рекордные 2805 копии посмотрели 135 миллионов зрителей!) и широкий мировой прокат, удостоилась «Оскара», стала иконой эпического стиля и вдохновила лучших режиссеров страны. В следующем году снятый для отдельной венецианской премьеры «Андрей Рублев» закрепил успех… Ни в чем не схожие Бондарчук и Тарковский не просто подняли творческую планку, а задали генеральную повестку реабилитации национальной истории.

Догадавшись, куда все катится, кураторы культуры стали прилежно вымарывать из темпланов самые масштабные проекты — «Жанну д'Арк» Панфилова, «Хаджи-Мурата» Данелии, «Сталинград» Чухрая, «Я пришел дать вам волю» Шукшина, «Грибоедова» Михалкова. Каждая из этих несделанных картин не просто коверкала творческие биографии художников, но лишала отечественный кинематограф и Московский фестиваль образного содержания, соревновательного духа, новых горизонтов. Становясь все более психологически изощренным, чутким, разнообразным, кинематограф семидесятых оказался искусственно купированным, обреченным на беспочвенную феллиниевщину, мелкотемье и вырождение. При этом у российских ударников самой прибыльной отрасли не было решительно ничего своего — все киностудии РСФСР имели всесоюзный статус и служили донорами национальных республик, производивших в подавляющем большинстве неудобопоказуемый репертуар. Критике их деятельность не подлежала, так же как решения партии. Последняя негласно, но твердо оберегала себя от исторической ревизии, чем и обеспечила бесславный крах не только марксизма-ленинизма, но и Советского Союза.

Впрочем, пафос ММКФ не имел к партийным русофобам ни малейшего отношения, как и дух Союза кинематографистов, официально учрежденного в том же году — двадцать лет спустя после фактического образования. Условием Политбюро было отстранение от руководства Ивана Грозного и назначение на пост председателя правления безынициативного Кулиджанова. А Пырьев не держался за должности — благословляя свое детище, Иван Александрович завещал: «Мне хочется, чтобы в нашем Союзе была принципиальность, объективность, дружба, забота друг о друге, любовь к нашему искусству, чтобы мы с нашими картинами давали нашему народу великую радость!» Спустя четверть века, в самые трудные времена, его наказ сумеет воплотить лишь один человек, будущий президент фестиваля...

(Продолжение следует)