Марина АЛЕКСАНДРОВА

04.07.2019

На экранах — картина Оксаны Карас «Выше неба».

Все несчастливые семьи, как известно, несчастливы по-своему. Правда, этот афоризм классика был актуален для позапрошлого века, в нынешнем же, пожалуй, все варианты несчастливости уже перебраны, перепробованы и исчерпаны. Это, конечно, если не касаться какой-нибудь совсем уж экзотики.

Наверняка они есть где-то — эти самые счастливые семьи, которые счастливы одинаково. Не копящие поколениями скелеты в шкафу, не прячущие боль за фальшивыми улыбками, не превращающие узы брака в каторжные цепи. Наверняка есть, иначе, пожалуй, человечество давно бы перестало наступать на эти грабли и тихо вымерло. Просто кто-то решил, что про счастливые семьи не интересно снимать кино, как про счастливую взаимную любовь не интересно писать стихи и песни. Семейное счастье современные творцы привыкли живописать только в зачине трагедии, для контраста к дальнейшему аду. А потому мы раз за разом получаем все то же — художественно убедительную антирекламу семьи. Не ходите девки (и парни) замуж (и в мужья), там вас не ждет ничего хорошего. А ту родню, которой судьба наделила вас с рождения, посылайте как можно скорее и как можно дальше, как только вам стукнет полновесных 18. И летите свободными — выше неба.

Наверное, даже жюри «Кинотавра» немного утомила эта тенденция, а потому фильм Оксаны Карас на сей раз не получил приза. Впрочем, актриса Виктория Толстоганова, сыгравшая в «Выше неба» роль нелюбимой жены и удушливой матери, награды удостоилась — и совершенно заслуженно. Достаточно поставить на зацикленный просмотр сцену, в которой формально находящаяся в благопристойном и завидном браке, но брошенная по факту женщина поет старую советскую песню о любви, и, пожалуй, все остальное можно и не смотреть.

О чем же, в конце концов, фильм «Выше неба»? Наверное, не столько о любви, сколько о свободе. И о тех способах, какими люди друг друга этой самой свободы лишают. Удерживая в давно опостылевших отношениях при помощи лжи, манипуляций, шантажа и апеллирования к многовековой традиции несвободы. Вот тебе, дочка, фамильные сережки — бабушка носила, терпела и тебе велела. Носи и не смей терять!

Наверное, если не всем, то многим знакомы эти материнские, да и не только материнские, манипуляции с вымоганием доказательств любви, как будто любовь — это что-то, что можно предъявить как справку или чек. Раз за разом люди попадаются в эту древнюю ловушку, принимая за нежные чувства вину, упиваясь этим ненасыщающим суррогатом и отравляясь им. До такой степени, что идеалом, мечтой становится не искренняя связь, а свобода. Полетаем тополиным пухом, надышимся седьмым небом, а там разберемся, стоит ли возвращаться на грешную землю.

Оксана Карас с бесстрастностью патологоанатома демонстрирует нам, как именно все это происходит. Впрочем, случай достаточно экзотический, стоящий того, чтобы продемонстрировать его студентам. Не каждый день ведь матери придумывают своим любимым детям инвалидизирующие диагнозы, чтобы удержать их при себе, а заодно и давно разлюбившего мужа. Впрочем, зачем же так буквально? Ведь это случается в более мягкой форме на каждом шагу. «У тебя не получится», «Ты у меня такая наивная», «У тебя руки не тем концом вставлены», «Ты без меня пропадешь»... Диагнозы, диагнозы, диагнозы... Пусть и не внесенные ни в какие МКБ, но заставляющие испуганно вцепляться в родительскую руку, как в костыль, бояться не то что взлететь — шагнуть в сторону.

Это — в семьях с виду благополучных, ездящих в солнечные дома отдыха и на престижные кинофестивали. Ну а по соседству, «через речку», все куда проще, без затей. Там кроют матом, затыкают кулаком любые «непочтительные» речи, пьют горькую и умирают некрасивыми подозрительными смертями. Неудивительно, что дети там вырастают крылатыми — те, кому вообще удалось выжить.

Ну а где третий вариант? Нормальный. С настоящей любовью, живой полнокровной семьей, где все заботятся друг о друге, не заедая чужую жизнь, никого не удушая в объятиях и не вколачивая авторитет кулаками. Почему бы не показать такой кусочек счастья хотя бы в эпизоде, мельком и краешком, как призрак надежды? Какая новомодная религия не позволяет? Нет ответа.

А потому полет двух влюбленных «на честном слове и на одном крыле» в лучезарном финале не столько радует, сколько пугает. Ибо нельзя же кружить выше неба вечно, однажды придется и приземлиться. Обзавестись хозяйством, родить детей. И, возможно, пойти все по тому же предначертанному заколдованному кругу. Что с того, что наследные сережки возвращены? Жизнь не сказка, в ней подобные ритуалы работают плохо. А если в художественном пространстве фильма не показан здоровый способ жить, то, значит, в выстроенном автором мире этого способа и нет. Как в остроумной литературной пародии у братьев Стругацких, «человек в кепке и с портфелем» так и вынужден ходить в одной кепке, прикрывая портфелем нескромные места. Кроме автора, некому показать героям — и зрителям заодно — позитивную альтернативу, он в своем мире и бог, и дьявол одновременно.

Искусство, как давно и прочно кто-то решил, ничему не учит и никого не воспитывает. «Социалистический реализм» давно предан осмеянию, проклят и закопан на перекрестке дорог. Творец поет про то, что видит, а если на его глазах шоры, порожденные то ли собственным неудачным жизненным опытом, то ли трендами и мейнстримами, то это никого не волнует. Главное — бить наотмашь, будить в зрителе сонные эмоции. Только кнут, никакого пряника, надежда — глупое чувство, как было сказано в одном популярном фэнтези. Вот только показывать болезнь, не давая шанса на исцеление (а побег-полет — это все-таки иллюзия), означает играть в своем мире роль не бога, а дьявола. Наверное, это как-то нехорошо — обходиться со зрителем как мама из известного семейно-инвалидного анекдота: «нет ножек — нет мультиков». Все же у творца, наверное, есть перед зрителем некоторая загадочная ответственность, мандат, данный свыше. И как ни пытайся сбежать от нее то ли на параплане, то ли на краденом тракторе, она все равно дышит в спину. И незримо мстит за дезертирство. Неполученный фестивальный приз здесь лишь верхушка айсберга.