Андрей ЩИГОЛЕВ

09.12.2012

Вирджиния, 1920-е годы. Пока правительство США борется за здоровье нации, виргинские самогонщики наращивают производство высокоградусного пойла.

Наплевав на федеральные законы, пьют все — от нищих негров до шерифа. Производством и поставками заправляют бескомпромиссные братья Бондуранты, работающие не за доллары, а за идею. Деды гнали, отцы гнали и мы гнать будем — и чихать на ваш Вашингтон с виргинской колокольни.

Однако добралась и до глубинки карающая рука правосудия: бороться с коррупцией на местах из Чикаго прибывает насквозь гнилой федерал Чарли Рейкс. На предложение поделиться гордые виргинские бутлегеры ответили решительным отказом. Федерал оказался крепким орешком и объявил деревенским войну. Даже не войну — отстрел без правил.

Гай Пирс в роли Рейкса — карикатурный маньяк, извращенный образ американского «оборотня в погонях». Он куражится, поливая гордых бутлегеров горячей смолой, а те только закусывают удила и увеличивают литраж. Под стать ему и старший Бондурант — изумительный Том Харди. Только он маньяк тихий, немногословный. Такой калечит одним строгим взглядом исподлобья. Но, как у каждого фольклорного героя, есть у него своя ахиллесова пята, младший брат Джек: безобидный мальчишка, хулиган, позер и легкая добыча для Рейкса.

Суровая проза о временах патриархальных законов и кровной мести, когда око за око, а зуб за зуб, принадлежит перу Мэтта Бондуранта, рассказавшему в одноименном романе историю своих дедов. Для экрана ее адаптировал не кто иной, как сам Ник Кейв, помимо музыки балующийся сочинениями.

Кино у Кейва и его старого товарища, режиссера Джона Хиллкоута получилось мудреное. Гангстерскому драйву австралийская команда предпочла тягучий и многозначительный язык фолкнеровской прозы. Законы жанра здесь вывернуты наизнанку: миром правит не автомат Томпсона, а мистическая вера деревенских самогонщиков в собственное бессмертие.

Ложно-многозначительную, по-австралийски заторможенную манеру повествования лишь изредка встряхивает треск автоматных очередей. Где-то в середине фильма вдруг возникает Гэри Олдман, играющий чикагского авторитета, дает коллеге по морде лопатой и исчезает навсегда, а ностальгическая фолк-баллада вновь погружается в сон.