13.12.2018
Специальный приз правительства Вологодской области получила документальная картина «INTO_нация Большой Одессы» Александра Бруньковского. В номинации «Летопись России» выиграла «Нация» Юлии Мироновой, рубрику «В Россию за приключениями» украсили «Медведи Камчатки. Начало жизни» Ирины Журавлевой и Владислава Гришина.
Самые сильные впечатления участникам и зрителям подарил фильм-портрет донецких воинов «Своя республика» Алены Полуниной, отмеченный специальным дипломом. После премьеры ленты «Культура» пообщалась с режиссером.
культура: Как родился замысел?
Полунина: История и герои нашлись не сразу. Раз за разом приезжала в Донбасс с друзьями, занимавшимися гуманитарной деятельностью. Сначала планировала снять кино об основанной ими в Донецке лаборатории по ДНК-идентификации останков погибших. Но спустя какое-то время познакомилась со Скифом — Александром Ходаковским, командиром батальона «Восток», человеком глубоким и необычным. Он остался единственным боевым командиром первого призыва после гибели Моторолы, Гиви и других. Воин, поэт, политик, бывший глава донецкой «Альфы», первый министр безопасности ДНР и просто классный мужик с отличным чувством юмора. Попробовала начать снимать фильм-портрет. Это оказалось трудной затеей. Во-первых, времена были тревожные, легендарных лидеров Донбасса убивали одного за другим, и Скиф большую часть времени был попросту недоступен. Во-вторых, его испортило общение с телевизионщиками, и он не мог отвыкнуть от схемы взаимодействия с камерой по принципу: «Сейчас я вам скажу то и это, согласно договоренности, потом продемонстрирую наш новый беспилотник, потом проваливайте». В общем, он оказался мне не по зубам.
На трехлетии «Востока» познакомилась с колоритным командиром одного из подразделений — Жорой. Он страшно ругался и грозил карами другому командиру, чей боец пришел на Жорины позиции и, скажем так, поспособствовал нарушению дисциплины. После этой эмоциональной сцены Жора запрыгнул в ретроавтомобиль ГАЗ-67 и погнал в часть. Каким-то образом на заднем сиденьи уже сидела я с камерой. Пока мы с шиком летели по ухабам окрестностей Ясиноватой, я поняла, что наконец-то обратилась по адресу.
культура: В прологе Вы показываете, как бойцы по-крестьянски деловито разбирают и чистят личное оружие, а в финале командир нежно поглаживает лезвие десантного ножа. Умышленная рифма?
Полунина: Я не концептуалист, мне интереснее образы и рифмы, которые подсказывает жизнь. Конечно, у каждого военного образуется неформальная связь с его личным оружием. Если его не холить и не лелеять, оно жестоко отомстит. Потом, герои моего фильма, что называется, брутальные такие ребята: война, охота — все эти мужские фетиши. Хотя, с другой стороны, есть в них и что-то от иноков. Была жизнь «до», в которой были не позывные, а имена, в которой они были рабочими, студентами, предпринимателями. Я часто слышала: «Я и не думал, что придется взять в руки автомат». Потом жизнь обнулилась. И вот вчерашний селянин своими руками за несколько месяцев собирает из груды металлолома рабочий танк. В какой-то степени талант воина — почетный дар для мужчины.
культура: Исследование характеров, проявляющихся в повседневных мелочах быта, — Ваша сознательная установка?
Полунина: Это же жизнь. А документальное кино — ее субъективное исследование, длительное наблюдение в локальном пространстве, — такую задачу я себе ставила. От позиций до базы — минут десять на машине по буеракам. Герои фильма вот уже годы существуют в суженном пространстве. Ротируются каждую неделю, на позициях дежурят и спят по два-три часа посменно. На базе — раннее построение и работы до глубокого вечера. Раз в месяц — увольнение домой на два дня. Фактически сутки мирной жизни. Но есть и те, кому некуда пойти. У многих дом или семья в зоне украинской оккупации. При этом почти все есть на «Миротворце». И часто их семьям, оставшимся там, угрожают украинские активисты: «Мы ваш дом сожжем вместе с вами». И бойцы об этом знают, но что они могут поделать, кроме как стиснуть зубы? Гражданская война — страшная вещь.
культура: Люди с той стороны сильно увлечены нацистской идеологией, «Украина — понад усе», а в рядах «востоковцев» заметна ангажированность красным проектом?
Полунина: Нет, никакого людоедского отношения к врагу. Наоборот, звучит недоумение: вот мы домой вернемся, как будем стрелять по тем, с кем вместе выросли в одном дворе? И своих людей в «Востоке» берегут, у них погибло меньше, чем в других батальонах. Была такая история, довольно известная. В начале войны взяли в плен тяжело раненного украинского офицера, тогда был хаос, остро стоял вопрос с медикаментами, но пленного выходили и обменяли. Он вернулся и стал публично рассказывать эту историю. Ему крепко перекрыли кислород.
культура: На передовой ощущается близость иного мира?
Полунина: Эта граница проницаема. Там много метафизики, которую в мирной жизни труднее почувствовать. Собственно, с этой темы все и началось. Под Новый год мы заехали в один из штабов по гуманитарным делам, я тогда про батальон мало знала. Сидела в углу, возилась с камерой. К одному из главных зашел пожилой осетин, в папахе, и почему-то заговорил, что часто видит во сне убитых ребят. Подсел еще один боец: «И я тоже...» Скоро за столом собралось несколько человек, и вполголоса они вели этот разговор. Такой горький, такой пронзительный.
культура: Вас изменил военный опыт?
Полунина: Ну, нас все меняет. Уезжать из Ясиноватой не хотелось. Донбасс — место силы, я там синхронизируюсь с собой настоящей. Как будто возвращаюсь домой. Недавно была премьера фильма в рамках проекта «Докер», я пригласила Ходаковского, а он организовал приезд нескольких героев фильма во главе с Жорой. Когда я их увидела в кинотеатре «Октябрь», то внезапно осознала, что прошел ровно год, как я вернулась со съемок. Такая точка получилась важного для меня этапа. Они мудро среагировали на фильм, хотя это испытание для документального героя — видеть себя на экране, особенно — видеть без прикрас. Но эти люди, прошедшие Славянск, бои за Донецкий аэропорт, Саур-Могилу и много чего еще, с этим-то испытанием точно справились.
культура: Что есть в «востоковцах», чего нет в нас?
Полунина: Люди Донбасса вообще покрепче нас — и физически, и духовно. Тем более сейчас, проживая мученический опыт. Он делает человека качественнее. Мы не ценим элементарных вещей. Мы избалованы и склонны к переживаниям по поводам, которые выглядят комично на фоне подлинных страданий и потерь.
культура: Документальное кино меняет мир?
Полунина: Не думаю. Роль документального кино очень скромная, оно никогда не сможет рассчитывать на внимание, достающееся игровым фильмам, тем ценнее каждый зритель, остающийся наедине с экраном... В самом деле, мы стараемся показывать вещи, которые невозможно ни прочитать, ни домыслить. Достоверность фактуры требует активного осознания — это серьезный труд, не все к нему расположены.
культура: Правда, что «Свою республику» отказались снимать 22 оператора?
Полунина: Да, причем это были лучшие из лучших в нашем деле. Вначале уговорили поехать в предварительную экспедицию одного хорошего оператора постановочного кино, затем еще один согласился, но оказался попросту профнепригодным, плохим товарищем. А так все сначала говорили: «Хочу снять что-то интересное!» Затем: «Эти ужасные террористы, с ними все ясно, и где гарантии, что меня не заденет пуля?» Кто-то требовал подписать бумагу, что с ним ничего не случится. Лишь один отказался, честно признавшись, что у его киевских родственников могут возникнуть проблемы, если он поедет в ДНР.
Ничего не поделаешь, творческая интеллигенция не любит думать самостоятельно, зато с советских времен любит пользоваться преференциями и незаслуженными правами. И в целом нахожу, что эта среда неумна и инфантильна, ведь таланты в области изящных искусств не всегда сочетаются с интеллектом. Честно, я считаю, что последнее, что должно учитываться обществом, — мнения актеров, режиссеров, музыкантов, художников и прочих. Разумеется, и себя я не исключаю из этого списка.
культура: Вас не коробит приписка к поджанру «политическое кино»?
Полунина: Коробит в том смысле, что меня лично часто ассоциируют с деятельностью героев моих фильмов. А я никогда не была ни активистом, ни революционером. Я консервативна, довольно нарциссична. Как обывателя, политика меня не интересует. Лишь как драматургическое поле и характеры.
культура: Любить не себя в кино, а кино в себе — это про Вас?
Полунина: Не знаю, мне не нравятся любые формулы, но поскольку я поздно пришла в кино, уже с прививками от сопутствующих творческих «болезней», то просто со времен первого фильма радовалась, что результат работы оказывается нужен и интересен кому-то кроме меня.
культура: Какие неигровые картины Вам близки?
Полунина: В документальное кино я влюбилась после того, как на Высших режиссерских курсах в далеком 2002-м нам показали «Лешкин луг» Алексея Погребного. Это было по-настоящему сильное впечатление. Потом мне нравилось, конечно, много фильмов. Это и «66 сезонов» Петера Керекеша, и «Мирная жизнь» Павла Костомарова и Антуана Каттена, высший пилотаж с точки зрения того, как сделано, — «Эффект домино» Эльвиры Нивиры и Петра Россоловски. Из недавно увиденных — фильмы разбежкинских учеников «Чужая работа» Дениса Шабаева и «В центре циклона» Лизы Козловой. Но самый любимый док, которым я восхищаюсь, — «Разберись с этим» Шамиры Рафаэлы.
культура: Ваш фильм снят на Студии Горького. Когда запланирован прокат?
Полунина: Неясно. Пока «Свою республику» отважились показать лишь несколько фестивалей. Дистрибьютора нет.
Досье «Культуры»
Алена ПОЛУНИНА — режиссер документального кино. В 2004-м окончила мастерскую Андрея Герасимова на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Сняла 12 картин, удостоенных десятков призов ведущих отечественных и зарубежных фестивалей.
Среди самых известных работ — документальные фильмы-портреты «Революция, которой не было», «Непал форева», «Варя» и «Своя республика», на которой Алена дебютировала в качестве оператора.