Алексей КОЛЕНСКИЙ

28.05.2015

29 мая в Центральном Доме кино состоится показ документальной картины Нины Веселовой «Калина горькая». Перед премьерой автор представит одноименную книгу воспоминаний о Василии Шукшине.

культура: Позвольте в начале разговора процитировать Ваши стихи:

Если есть земля благословенная — это Белозерская земля.

И минуты счастья сокровенные в памяти навек оставлю я.

Белый май колышется над городом, и плывет черемуховый дух.

Из окна узорчатой гостиницы я гляжу на мир. И режут слух

За моей спиной в огромной комнате, где на каждой койке — телеса,

редкостным событием взволнованных, ссорящихся женщин голоса:

— До чего же эти все киношники шумный и задерганный народ! Чашки и подтяжки — все разбросано, грязь кругом…

— У вас наоборот?

— Я, промежду прочим, из провинции и совсем не мечу в эталон! А у них актер лежит с ангиною, и вовсю орет магнитофон! Я бы прибралась, умыла бедного и дала лекарства — не табак!

— Ох-хо-хо, шокировали женщину… Из Москвы, культура… как же так?!

А один из группы бегал горестно и визгливо прокричал затем:

— Я привык к работам панорамным, а Шукшин — художник малых тем! Я его, конечно, понимаю. А ему меня уж где понять?! Я себе картину поменяю… А ему себя не поменять!

Да, не поменять. Каким из детства

вышел в жизнь — таким дошел до нас…

Может, мало довелось мне видеть,

но я горше не встречала глаз.

И светлей, пожалуй, не встречала.

Только лучше в прозе, все с начала…

Снимая кино, Вы одновременно завершали работу над книгой. Получилась горькая картина в рамке светлых воспоминаний. В центре композиции — виды осиротевшей Вологодчины.
Веселова: Там, как почти везде, умирают русские села. В минувшем году я поездила по Сибири — и в шукшинских Сростках рядом с богатыми особняками ютятся, доживая свой век, плохонькие дома тех, кто в свое время честно работал на благо родины, а сегодня позабыт-позаброшен. И Василию Макаровичу больно было бы наблюдать это, и наши герои не могли не обращаться к тому, как на их глазах рушилась прежняя жизнь. Потому и цепляет за сердце рассказ бывшей доярки Орловской фермы, что в «Калине красной» это сооружение мы видим новеньким и прочным, а в «горькой» перед нами предстают жуткие руины.

культура: Но ведь жизнь продолжается даже там, несмотря ни на что.
Веселова: А куда ей деваться? Это-то и было главным поводом для удивления у всех шукшинских литературных героев. Как же это так: я умру, а они останутся? И как на земле будет после меня? И будут ли вспоминать тех, кто жил прежде?

Василия Макаровича светло и благодарно вспоминают — и те, о ком я пишу в книге, и те, с кем говорю в фильме. А жизнь идет своим чередом. Мы видим, что до сих пор стоит знаменитая, теперь обновленная банька из фильма, в которой Егор Прокудин ошпарил напарника. Радует глаз отремонтированная новыми хозяевами избушка Офимии Быстровой, сыгравшей мать Прокудина. А на ее могилке установлен памятник с фотографией из фильма и растет скромный кустик калины. В деревушке Садовая Белозерского района теперь есть музей, посвященный «Калине красной». Существует даже туристический маршрут по местам съемок фильма.

Молодые волонтеры занялись посильным восстановлением и консервацией двух церквей, связанных с фильмом: той, что была до затопления в селе Крохино, и той, что неподалеку от Садовой, — возле нее плачет Егор Прокудин после встречи с матерью. И что все это, если не утверждение жизни, какой бы трагичной она ни казалась?

культура: Как Вы думаете, чувствовал ли Шукшин, снимая свой последний фильм, что работает с «уходящей натурой»?
Веселова: Думаю, печаль об уходящей деревне и ее людях жила в нем беспрестанно. Художник, готовящийся к созданию образа народного заступника Степана Разина, не мог не охватывать мысленным взором всю страну, ее историю и не предугадывать ее завтрашний день, пугающий и обнадеживающий одновременно.

Мне, как обычному человеку без специальных знаний и склонностей, в Шукшине ближе исследования, которые он производил над человеческой душой, под микроскопом разглядывая малейшие ее движения. Любой персонаж в его рассказах становился понятен и дорог, несмотря на резкие сломы его судьбы.

Когда в 1973 году на съемках «Калины красной» мне, журналисту областной газеты, посчастливилось брать у Василия Макаровича интервью, он сказал: «Хочется ведь что? Человека показать. Огромного, русского, настоящего. Чтобы каждая дрянь увидела, какая она, в общем-то, дрянь, по сравнению даже с этим вот, с вором… Чтобы всколыхнуть все мещанство, чтобы показать ему настоящую силу, цельность, честность. Вот — такой вот он, человек настоящий! У него и судьба такая тяжелая, что он честен, открыт и говорит то, что есть. Не как другие. И хотят сказать, да подумают сначала, что им на это скажут. Сидят в президиумах, наклонив пустые головы, и мнят о себе невесть что! А дела-то плохо идут на Руси! Плохо, чего скрывать…»

Это к вопросу о понимании им ситуации в стране, о понимании человека сложной судьбы и человека вообще. В нем как в писателе изначально билась, просясь быть обнародованной, важнейшая, думаю, не только для меня мысль-вопрос: «Что же это такое было — жил человек?»

культура: Он пытался открыть за этой темой какой-то общий, окончательный для всех смысл…
Веселова: Знаменательно, что первое прикосновение к тайному случилось у него в детском возрасте, и описано оно в рассказе «Горе». А потом появился великолепный «Дядя Ермолай» с душу вынимающим последним абзацем. Помните, на сельском кладбище лирический герой размышляет о тех, кто лежит под крестами:

«Был в этом, в их жизни, какой-то большой смысл? В том именно, как они ее прожили. Или — не было никакого смысла, а была одна работа, работа… Работали, да детей рожали. Видел же я потом других людей… Вовсе не лодырей, нет, но… свою жизнь они понимают иначе. Да сам я ее понимаю теперь иначе! Но только когда смотрю на эти холмики, я не знаю: кто из нас прав, кто умнее?»

Шукшин и не смог окончательно ответить на вопрос, как же нужно прожить жизнь, чтобы соответствовать замыслу Господа о твоем существовании. И вместе с ним все его герои так или иначе приходили к таким раздумьям и маялись безответностью небес. Мне думается, что именно в этом непрестанном подспудном размышлении о вечных вопросах бытия и заключается очарование и притягательность прозы Шукшина. И сам он именно этим притягателен на экране. В его глазах постоянно бьются мучительные раздумья о самом главном для человека. Вспомните, как в фильме «У озера» он слушает блоковских «Скифов» в исполнении Белохвостиковой, — история всей страны прочитывается по этому лицу.

культура: Вы хотите сказать, что подобных лиц сейчас нет?
Веселова: Речь не о лице даже, а о масштабности человека.

Шукшин ведь и исполнителей в свои картины подбирал по этому признаку, ибо считал: «Отдельно артиста от человека нету, это всегда вместе: насколько глубок, интересен человек, настолько он интересный артист. С возрастом начинаешь понимать силу человека постоянно думающего. Это огромная сила, покоряющая. Все гибнет: молодость, обаяние, страсти — все стареет и разрушается. Мысль не гибнет, и прекрасен человек, который несет ее через жизнь!»

Шукшин нес в себе это изначально. И невозможно представить в роли Прокудина кого-то другого — совсем иной получился бы образ и иной фильм. Василий Макарович на экране, как и в жизни, обладал такой степенью естественности перед людьми искренними и бесхитростными, что все подобные зрители открыли свои сердца ему навстречу. Люди наши всегда умели прощать оступившихся и верить им, но они сами позабыли об этом, устав жить в постоянном подозрении к начальственным мундирам. А Шукшин дал им вспомнить, как легко живется душе доверчивой и чистой.

В своем выступлении в Белозерске Василий Макарович оставил заповеди, которые неплохо бы почаще озвучивать в обществе: «Борьба за человека никогда не кончается. Не наступает никогда, не должно наступать никогда то время, когда надо махнуть рукой и сказать, что тут уже ничего не сделаешь. Сделать в с е г д а можно. До самого последнего момента можно сделать. Все равно как врачи относятся к больному, так, наверное, художники, и в целом все творчество, к человеческой душе, к человеческой жизни обязаны и должны относиться».

Когда говорят о необходимости религиозного воспитания и пытаются насаждать его почти насильственными методами, я почему-то всегда думаю о недооцененности в этом роли настоящей литературы. А ведь именно она рассказывает о душе, о том небесном огне, который есть в каждом человеке и который губит его, сжигает изнутри, не будучи востребованным. Василий Макарович от произведения к произведению трепетно преподносил нам внутреннюю потаенную жизнь человека и взывал: «Нам бы про душу не забыть!»

культура: Однако и теперь его не очень слышат, как не хотели слышать когда-то.
Веселова: А всеобщей любви не бывает. Как сорок лет назад находились, по определению самого Шукшина, «параллельные души», имеющие диаметрально противоположный жизненный опыт, так и теперь есть такие, кому чужды творческие и духовные поиски этого автора. Кому-то важно жить в «открытом обществе», последователям же Шукшина важно «прорваться в будущую Россию».

культура: А какой она видится Вам, эта страна?
Веселова: Глубоко шукшинской. Разумной. Вольной. Справедливой.

В ней каждый член общества будет относиться к своему государству столь же заинтересованно и ответственно, как делал это простой «человек и гражданин Н. Н. Князев» из рассказа «Штрихи к портрету»: «Вы только вдумайтесь: никто не ворует, не пьет, не лодырничает — каждый на своем месте кладет свой кирпичик в это грандиозное здание…»

В ней никто не будет чувствовать себя виноватым, как когда-то сам Василий Макарович, что он вынужденно перебрался в город и бросил родную деревню на произвол судьбы. У каждого уголка нашей страны будет своя, особая, но счастливая судьба и уникальные возможности.

В грядущей России исчезнет унизительное неравенство, при котором кто-то едет в поезде жизни, стоя в тамбуре, а кто-то — сидя в мягком купе. Во всем будет присутствовать «глубокое, давнее чувство справедливости, перед которым я немею», — именно так, как мечтал Шукшин.

культура: Вы видите основания для этого?
Веселова: Я всегда жила среди простого народа и знаю, сколь прочны его корни и глубинная устремленность ввысь, к свету. Его трудовыми руками создано все, что обеспечивает самые высокие взлеты нашего разума, все наши достижения. Много ли мы слышали хвалы тем, кто воспевает таких людей? Шукшин знал сразу и навсегда, что художнику надо «жить народной радостью и болью, думать, как думает народ», потому что «народ всегда знает Правду».

В начале 60‑х Сергей Герасимов обмолвился: «Мы сами не понимаем, что живем в эпоху Шукшина. Погодите, он еще себя покажет!» И вот, минувшей осенью из уст самого президента страны мы услышали о Шукшине: «Нам так нужны сегодня такие люди, как он, именно сегодня так нужны! Но зато есть его герои, на них и держится Россия… Василий Макарович нам всем своим творчеством напоминает, что в основе всего этого простой человек. Он и есть — суть России».