Тамара ЦЕРЕТЕЛИ

01.02.2015

3 февраля — Всемирный день борьбы с ненормативной лексикой. Незадолго до этого Владимир Путин, выступая в МХТ на вечере, посвященном открытию Года литературы, сказал: «Говорят, для выразительности нужно еще использовать и неформальную лексику. Толстому не нужно было, Чехову тоже, Бунину... Но вам видней, литераторам. Чтобы вам быть ближе к народу, ее и можно допустить, только, по-моему, не в рамках закона». Ко Дню борьбы с ненормативной лексикой корреспондент «Культуры» попыталась разобраться — с чем же, собственно, мы боремся.

Согласно расхожему мифу, русский мат не такой уж и русский — будто бы занесли его татары. Когда ученые слышат эту легенду, начинают ругаться не хуже сапожников. Лингвисты давно доказали общеславянский характер мата. К тому же два основных русских ругательства восходят к праиндоевропейским корням. Какие уж там татары, которые, как известно, никакие не индоевропейцы, а алтайцы...

В общем, наш мат — явление исконно русское и посягать на его «авторство» никто не смеет. К тому же исследователями еще не описан ни один язык, где не встречалось бы сквернословие. Матерятся всюду — такова уж природа человеческой культуры, вернее, антикультуры. Если есть сакральное, должно быть и скабрезное. Мало того, чем религиознее общество, тем больше крепких слов используют его представители — уверен филолог Владимир Жельвис. Например, у древних евреев, известных своей набожностью, нецензурная лексика была распространенной и изощренной, в то время как у жителей Эллады она отличалась удивительной примитивностью. У рьяных католиков ирландцев сквернословие приняло масштабы стихийного бедствия. Шутник Свифт даже предлагал ввести налог на брань, ликвидировав тем самым дефицит в бюджете...

Не отставали от жителей Туманного Альбиона и русские. Это, конечно, нехорошо, но, как мы теперь знаем, свидетельствует о парадоксах характеров. О том догадывался и Достоевский: «Народ наш не развратен, а очень даже целомудрен, несмотря на то, что это бесспорно самый сквернословный народ в целом мире».

Психологи уверяют, мат или обсценная лексика — своеобразный язык экстремальных ситуаций, способствующий эмоциональной разрядке. Не спорят и остальные ученые. Прошедший войну Юрий Лотман утверждал: «Замысловатый, отборный мат <…> чрезвычайно облегчает переживание сверхтяжелых обстоятельств». Ему вторил знаменитый хирург Николай Амосов: «Совсем не ругаться на операциях гораздо труднее для психики». Правда, если на «трехэтажном» разговаривать постоянно, к нему, как к лекарству, вырабатывается привыкание, и терапевтический эффект сходит на нет.

При редком использовании нецензурная лексика уменьшает и болевой шок. Но прибегают к этому далеко не во всех культурах. Например, привилегированные представители народа суахили, даже уронив на ногу кирпич, ни за что не станут материться — сквернословие у них ассоциируется с низким социальным статусом. Зато те, кто не пользуется влиянием, костерят жизнь на чем свет стоит.

Британская элита, в отличие от восточноафриканской, крепкого словца не чурается. В Англии даже есть поговорка: «Матерится, как лорд». То есть лорды у них — как наши сапожники. О пристрастии высшего общества к нецензурной лексике говорит и такой факт: в начале 1980-х принц Чарльз, выступая перед школьниками, выронил листок с речью, после чего из уст наследника престола вырвалась отборная брань. Во всяком случае, так уверяли английские газеты.

Отличались «красноречием» и некоторые русские аристократы. А уж в писательской среде на короткой ноге с матом были многие. Например, Пушкин не отказывал себе в удовольствии разбавить высокий слог нецензурными словами — особенно в письмах. Эти места в собраниях сочинений до сих пор «запикиваются» звездочками. Славился приверженностью к сквернословию Куприн. Бунин вспоминал: «Ругался он виртуозно. Как-то пришел он ко мне. <...> За третьей рюмкой спрашивает: «Дамы-то у тебя приучены?» К ругательству, подразумевается. Отвечаю: «Приучены. Валяй!» Ну и пошел он валять. Соловьем заливается. Гениально ругался. Бесподобно. Талант и тут проявлялся. Самородок. Я ему даже позавидовал».

Другое дело, что таланты эти за пределами дружеского круга не афишировались. А уж использовать матерные слова в качестве междометий не приходило в голову ни одному классику. Услышь Куприн, как ругаются сегодня, упал бы в обморок — от примитивности мышления и скудости словарного запаса.

Тем временем нецензурные выражения — кладезь для исследователей. В первую очередь благодаря своей архаичности. Любой этнограф вам скажет, что мат — наследие дохристианское. В языческую эпоху, в отличие от сегодняшней, им всуе не пользовались. Вовсе не потому, что это язык «неприличный» — таковым он и не считался — а из-за сакральности. Изначально мат — ритуальное сквернословие. Именно из-за ритуальности он был табуированным. Кстати, пережитки тех верований ученые усматривают и в современных строгих запретах на обсценную лексику. Считается, что потеря культовой функции на отношение к матерщине не повлияла.

Ритуальное сквернословие — явление в дописьменных культурах настолько распространенное, что исследователи ему и термин подобрали — эсхрология. Это был непременный компонент обрядов, связанных с плодородием, — например, аграрных или свадебных. Африканские народности бранью сопровождают даже инициации — впрочем, те иногда выступают как составные части ритуалов, направленных на умножение скота и плодов. 

Известно, что в древней Греции мат использовался во время празднеств в честь Деметры — богини плодородия. Сквернословили греки и при посеве тмина, ячменя — дабы урожай был богатым. Одной бранью дело не ограничивалось — в ход шло ритуальное заголение. Последнее было распространено и у славян. Еще в середине ХХ века в России сохранялся обычай сеять репу ночью в обнаженном виде. Иногда заголение и брань — выполняющие одну и ту же культовую функцию — соседствовали. Например, в Пермской губернии перед посевом крестьянин раздевался и бил себя по ногам мешком из-под льна, сопровождая это матерщиной. В Полесье использовали только брань — надо было троекратно выругаться и после этого приступать к посеву.

Стоит упомянуть, что пахота и посев понимались как символическое соитие с землей и ее оплодотворение. Она «беременела» и затем «рожала» плоды. Ведь и этимология слова «урожай» восходит к «уродити». Мат в этом случае, по мнению исследователя Бориса Успенского, был лишь языковым выражением этой символики. Матерью в основной формуле русского мата являлась «мать сыра земля», а ее «супругом» выступало небо. 

Есть предположения, что ритуальная брань восходит к языческим заклинаниям или молитвам. Во всяком случае, сквернословие в народной традиции имело охранную функцию — такие верования бытовали до недавнего времени. Его использовали при встрече с нечистой силой. Например, чтобы спастись от лешего, надо было как следует выругаться — и тот исчезал. То же самое следовало совершить, увидев черта.

Церковь боролась с обсценной лексикой, словно с заклятым врагом. Матерщина как атрибут языческого мировоззрения и поведения относилась к области бесовщины. В послании к духовенству святителя Петра, митрополита Киевского (XIV век) говорится: «Тако учите родители своих детей измлада, чтобы не навыкли говорити лихих слов; а который не учнет вас слушати, тех от церкви отлучити, а святаго причащения не давати им, ни даров, ни Богородицына хлебца».

Так матерные фразы стали сатанинскими. Подобно языческим богам, что превратились в бесов. Встретив, упаси Боже, последних — прочтите молитву.