Татьяна МЕДВЕДЕВА

01.10.2014

Поэт Юрий Кублановский смолоду был диссидентом и либералом, а в зрелости стал придерживаться гораздо более патриотических взглядов. Это во многом закономерная эволюция для мыслящего русского человека. Сегодня Юрий Кублановский — не только своеобычный стихотворец, но и яркий публицист. Он активно высказывается на политические темы, участвует в теледебатах. Большой резонанс получило его открытое письмо Людмиле Улицкой — отповедь либерализму и русофобии. Только что поэт вернулся из Коктебеля, где был председателем жюри Международной Волошинской премии, — вот и повод, чтобы поговорить о вызовах, которые стоят перед Россией, о роли интеллигенции, ну и, конечно, о Крыме.

культура: Как это было — Ваш уход в диссидентство и последующее разочарование в нем?
Кублановский: Я родился в Рыбинске, отрочество пришлось на хрущевскую «оттепель». Мама была преподавателем литературы. Возможно, поэтому уже тогда я с жадностью читал и поэзию, и прозу, отечественную и зарубежную, выискивал в столичных газетах неизвестные имена. Прочитаешь, к примеру, интервью с Василием Аксеновым — и узнаешь, что были Кафка и Платонов... Подобно литераторам «оттепели», я в 14-15 лет стал противником культа личности Сталина. Но оставался убежденным ленинцем, считал, что во всем виноват Сталин, а первые большевики ни при чем. Но по мере погружения в русскую историю и культуру взгляды мои стали меняться. Много дала работа на Соловках после окончания искусствоведческого отделения МГУ. Там я узнал, что первый концлагерь был организован еще в1918 году. И там же осознал, как много дала нашей истории и культуре русская Церковь. Возможно, мне это открылось еще и потому, что среди моих предков были священники — заговорила генетическая память. Марксизм-ленинизм и диалектический материализм стали мне чужды, это атеистические и богоборческие теории. Тем более, было запрещено публично говорить о жертвах «до-сталинских» репрессий. Я воспринимал это как предательство российских мучеников. Тут, на рубеже 60–70-х годов подоспела самиздатовская публицистика Солженицына. Это было сочетание антикоммунизма с высоким накалом патриотизма. Вот таков генезис моего мировоззрения в ту пору. Его можно определить как либеральный консерватизм. 

культура: И это привело Вас к эмиграции? 
Кублановский: В Америке в 1981 году был издан сборник моих стихотворений, подготовленный к печати Иосифом Бродским. В Советском Союзе меня не публиковали, я работал в самиздате, а потом стал печататься за границей. Особенно много — в старейшем журнале русской эмиграции, издававшемся в Париже, — «Вестнике русского христианского движения», где печатался в свое время и Николай Бердяев. В начале 80-х я волей судеб стал самым публикуемым за границей поэтом, живущим в СССР. КГБ меня постоянно дергало и в конце концов выдавило в эмиграцию.

Там складывалось поначалу неплохо: я стал одним из ведущих журналистов газеты «Русская мысль» в Париже, на радио «Свобода» вел свою программу «Вера и слово». Но постепенно, по мере хода перестройки в Советском Союзе, я почувствовал сильное расхождение в оценке этих событий с моими работодателями: понял, что они вовсе не жаждут свободной, независимой и дружелюбной России. Только тогда мне, наивному человеку, впервые пришло в голову, что Запад рассматривает мою страну не столько как идеологического, сколько как геополитического противника… И при первой возможности, в конце 1989 года, я вернулся в Россию. 

культура: Шла перестройка, потом «лихие 90-е». Как Вы оцениваете ту эпоху? 
Кублановский: Это оказались, пожалуй, самые тяжелые годы моей жизни, годы великой криминальной революции. Ведь я ожидал морального возрождения родины после ее освобождения от идеологического намордника. А уж все остальное, думал я, приложится: и рынок, и повышение уровня жизни. Но тогда власть в России — по точному определению Солженицына — оказалась в руках «устойчивой и замкнутой олигархии», по сути, хунты. А Ельцин был лишь марионеткой в ее руках. Очень непросто складывались отношения с моими, как мне прежде казалось, единомышленниками — со столичной интеллигенцией, не замечавшей ни всеобщего морального разложения, ни судеб сотен тысяч русских, оставшихся за пределами родины в руках народившихся там националистических режимов. Непостижимая слепота! В общем, такого одиночества, как в 90-е годы, я не испытывал даже в эмиграции. Я жил тогда в постоянном гражданском унижении из-за того, что происходило в России, как она вела себя на международной арене. Пиком этого унижения был разгром Сербии при молчаливом согласии России. А в чеченскую войну меня шокировало, что большинство «демократических» СМИ были словно филиалом удуговской пропаганды. Недаром теперь главный тогдашний телевизионщик с НТВ Евгений Киселев обслуживает киевскую хунту. Помню, я включал телевизор, и у меня от стыда горело лицо. От стыда и ощущения круговой национальной измены. 

культура: К счастью, с 2000-х в стране начались перемены к лучшему. Но это не нравится либеральной интеллигенции, для которой золотая пора — 90-е…
Кублановский: Когда оппозиция утверждает, что в нынешней России полицейский режим, что мы стоим чуть ли не накануне нового 1937 года, я не могу воспринимать это иначе как глумление над несметными жертвами тех времен. И в послехрущевские времена инакомыслящие рисковали собой, шли в лагеря, в психушки. А у современных «диссидентов» находят по миллиону баксов в кубышке. Недаром гламурная Ксюша Собчак стала символом нынешней оппозиции.

культура: Что за вирус такой — «либерализм», всегда превращающийся в русофобию? 
Кублановский: Об этом писали еще авторы сборника «Вехи», который вышел после первой русской революции. Об этом же — сборник «Из глубины», написанный в 1918 году. И по сегодня актуальный замечательный сборник «Из-под глыб», инициатором которого был Александр Солженицын в начале 70-х. Там он в своей статье «Образованщина» хлестко анализирует все синдромы нашей либеральной интеллигенции, которая находится в плену своих доктринерских представлений, не понимая страны, в которой она живет, не любя ее, не чувствуя перед ней своих глубоких обязанностей. Отсюда эта наивная убежденность: если бы они правили Россией, то было бы лучше. Конечно, многое зависит от мировоззрения человека. А оно, в свою очередь, плод интеллекта, сердца, веры, культуры и нравственных качеств личности. Либеральная интеллигенция самоуверенно думает, что знает, где находится политическая истина. И совершенно не понимает непомерных трудностей управления таким государством, как Россия. Это проявилось даже в такой, казалось бы, мелочи, как нынешний Волошинский фестиваль. Некоторые мои коллеги отказались от поездки туда из-за «аннексии Крыма». То есть мастерское выправление исторического вывиха, когда Никита Хрущев единоличным решением пристегнул Крым к Украине, они считают аннексией! Полный абсурд. 

К сожалению, Коктебель произвел печальное впечатление. Украина ничего не вкладывала в развитие этого уголка. Все страшно запущено, преследует запах канализации — я даже в море не стал заходить. Россия должна возродить Коктебель, тогда это будет настоящая культурная и природная жемчужина Крыма.

культура: В отношении к Западу мы всегда бросаемся в крайности: то становимся его поклонниками, то отгораживаемся железным занавесом. Для Вас Запад — это что? 
Кублановский: Я всегда вспоминаю прекрасные слова Версилова из романа Достоевского «Подросток». Вслед за нашим славянофилом Алексеем Хомяковым он называл «камни Европы» драгоценными и священными для русского сердца. Я искусствовед по образованию, западно-европейское искусство у меня в крови. Я отделяю Европу как великий культурный и исторический феномен от нынешних европейских бюрократов, детей «сексуальной революции» 1968 года. Сейчас они заматерели, обуржуазились и в меру своих межеумочных представлений о мире и бытии правят политикой своих стран. Политикой недальновидной — ссориться Европе с Россией нелепо. А ввиду предстоящих в нынешнем веке катаклизмов и вовсе самоубийственно. Скоро третий мир поднимется в полный рост, начнется перекройка географического пространства. Тут Россия Европе — главный и надежный союзник. Ссорясь с Россией, объявляя ей маразматические санкции, Запад рубит сук не просто своего благополучия, но и твердого положения в мире.