Дарья ЕФРЕМОВА

05.06.2014

Что мы знаем о пушкинских временах? Той эпохе, когда супружеская верность считалась комедией, дети обсуждали карточные долги, а здоровенные вояки подписывались «Твой нежный агнец»... «Культура» пообщалась с историком Ольгой Елисеевой. Ее книга «Повседневная жизнь русских литературных героев. XVIII — первая треть XIX века» недавно вышла в «Молодой гвардии». 

культура: Казалось бы, мы знаем о героях XIX века все. Татьяна — образчик нравственности, Онегин с Печориным — лишние люди, Чацкий — резонер, Хлестаков — прохвост. Литература, если в ней нет какого-то невероятного постмодернистского вымысла, ведь правдивый источник?
Елисеева: Правдивый — в отношении восприятия обществом самого себя. Реальность всегда сложнее. Какой-то спектр действительности описывает Пушкин, совсем иное у Гоголя. Я как историк задалась целью восстановить целостную картину. Ведь там, где теряется смысл, понятный современникам, у потомков возникают домыслы, смещаются акценты, часто все переворачивается с ног на голову. 

культура: Например?
Елисеева: Судья брал взятки борзыми щенками. Нам кажется, — этот, считай, не брал, так, подарки — цветы, конфеты... А на премьере «Ревизора» партер и ложи лежали от хохота, а особенно веселились жандармы. Тогда только придумали меченые деньги, и закоренелым взяточникам приходилось «конвертировать» средства в товар — серебряные сервизы, золото, щенков. Такое же искажение  — представления о Дубровском, как о русском Робин Гуде, предтече революционного самосознания. Якобы он стал жертвой богатых соседей и потому связался с разбойниками. 

культура: Троекуров подкупил следователей и отсудил у Дубровского имение. Был шанс поправить дела?
Елисеева: Конечно. Вопрос об отчуждении недвижимости не был из ряда вон выходящим, такие дела решались в сенате, алгоритм был отработан. Дубровскому следовало написать жалобу, найти покровителя, который мог поспособствовать, чтобы дело не затерялось под тяжелым спудом у столоначальника. В крайнем случае, подошел бы во время прогулки к императору, тот считался отцом всех дворян и не имел права оставить без внимания подданного. Пострадавшим все вернули бы. А учитывая, что ответчик — психопат, над гостями издевается, запирает их в комнате с голодным медведем, его имущество перешло бы под опеку государства до совершеннолетия Марии Кирилловны. Романтический сюжет?

культура: Не очень... 
Елисеева: В том-то и дело. Дубровскому по законам жанра положено быть оторванным от общества. Он далек от всех — соседей-помещиков, беглых мужиков, восстанием которых управляет, от друзей, Маши, любви. Романтическое произведение не дает героям права на счастье. Если у них все хорошо, с точки зрения читателя тех лет, это страшное свинство: а как мы будем грустить, сидя у камелька? Нам же хочется страстей, страданий! Вот их-то и нужно было описать трогательно и убедительно. В финале Дубровский еще и освобождает Машу из-под венца. Просто для пущей трагичности. Ей бы следовало выйти замуж, она же оказалась в сложном положении. Но Пушкин подкладывает под этот бытовой сюжет полуфеодальные польские реалии, где вплоть до конца XIX века сновали боевые холопы, продолжались вооруженные разборки между шляхтой. 

культура: Онегин — типичный представитель своего времени? 
Елисеева: Как раз наоборот. Не типичный и не лишний, а редкий. Денди и рантье, он был в диковинку даже в Петербурге, а уж в глубинке, куда его помещает Пушкин, и вовсе неведомый зверь. Деревня, где жили Ларины, дикий уголок, настолько патриархальный, что там «носили блюда по чинам». Представьте, сидят гости, а лакеи разносят угощение в соответствии с занимаемой должностью. То есть на одном конце стола все ломится, а на другом шаром покати. Онегин, хоть и богат, не в чинах, он там голодным сидел. Да и жених-то незавидный. Дочку за него можно отдать, принимая во внимание дядюшкино наследство, но Татьяне следовало подготовиться — благоверного будут вечно похлопывать по плечу: «Когда, парень, служить пойдешь?» От этого многое зависело — длина шлейфа у супруги, количество лошадей, которых можно запрягать в экипаж, право есть на фарфоровой или серебряной посуде... 

И, наконец, очередность получения лошадей на станции. Приехал полковник, потом генерал, вслед за ними курьер — надо всех пропустить. Можно по двое-трое суток просидеть на станции. Кто первый приехал, не имело значения. Английский резидент лорд Джеймс Александер описывал диалог на русской таможне. Чиновник спрашивает: «Вы в каком чине?» — «Я джентльмен». — «Это не ответ!» — «Я крупный землевладелец, живу на доходы от ренты». — «Хорошо, но нужен чин». — «Ну, еще я помощник шерифа в графстве». — «Так бы и сказали!» В России долго не понимали, как человек может жить без чина. Рантье — чуждая для нас практика. Она поздно появилась и просуществовала недолго. А Онегин, как и сам Александр Сергеевич, хотел быть свободным в крайне иерархическом обществе. 

культура: Вы пишете, что девушки вроде Татьяны Лариной априори оказывались между двух огней — им приходилось любить одних, а под венец идти с другими. Сам Пушкин страстно влюблялся в замужних дам. Не хотел же он их скомпрометировать, разрушить жизнь...
Елисеева: В дворянской среде бытовали своеобразные представления об институте брака. Мужчина женился, когда выходил в отставку. Только «боец с седою головой» мог содержать семью. А вот таким, как Пушкин, жениться и вовсе не рекомендовалось. Недаром Карл Брюллов, приехав к поэту в гости и увидев его маленьких спящих детишек, не умилился, а укоризненно покачал головой: «Какой ты дурак!» Юные дворяне смотрели на молоденьких дам как на свою законную добычу. «Верная жена» — комедия, которую играют женщины, не решившие с кем упасть», — многие из них были убеждены в этом. Впрочем, сама женщина и ее муж представляли ситуацию несколько иначе. Дальше разворачивалась любопытнейшая игра в кошки-мышки. Все зависело от той черты, за которую зайдут возлюбленные. 

культура: Имеете в виду «Свет... не карает заблуждений, но тайны требует от них». Главное, чтобы все было шито-крыто?
Елисеева: Не только. Не обязательно было изменять в теперешнем понимании — достаточно согласиться на флирт: переписку, тайные знаки на балах, флористические послания. В пушкинское время различали разные виды любви. Романтическая, эдакий «каникулярный жар в крови», могла закончиться и на этапе флирта. У Татьяны был реальный прототип, Елизавета Ксаверьевна Воронцова. Поэт объяснился с графиней летом 1824 года, накануне высылки из Одессы. «Он прибежал впопыхах с дачи Воронцовых весь растерянный, без шляпы и перчаток, так что за ними посылали человека от княгини Вяземской», — вспоминают современники. Среди неотосланных писем Пушкина есть и такое: «Не из дерзости пишу я вам, но я имел слабость признаться вам в смешной страсти и хочу объясниться откровенно. Не притворяйтесь — это было бы недостойно вас — кокетство было бы жестокостью, ...вашему гневу я также поверил бы не более — чем я могу вас оскорбить; я вас люблю с таким порывом нежности такой, с такой скромностью — ваша гордость не может быть задета». Между ними не случилось романа, но в искренность отказа поэт так и не поверил. Об этом свидетельствует эпиграмма, написанная по горячим следам уязвленного сердца в Михайловском. «Лизе страшно полюбить. / Полно, нет ли тут обмана? / Берегитесь — может быть, / Это новая Диана / Притаила нежну страсть / И стыдливыми глазами / Ищет робко между вами, / Кто бы ей помог упасть». Только потом в тексте он придал отказу романтический ореол. 

культура: Признание в любви, написанное девушкой, тоже выдумка Пушкина?
Елисеева: Как ни странно, случай из жизни. За три десятилетия до происходящих в романе событий юная графиня Вера Апраксина призналась бывшему фавориту Екатерины II Петру Завадовскому. Сентиментальный и сострадательный, он ответил, что готов на ней жениться, но полюбить не сможет, ведь сердце отдано другой. Веру это не смутило, и они обвенчались. Правда, брак оказался несчастливым.