23.05.2019
Казалось бы, в истории искусства все меньше белых пятен. Технологии совершенствуются, архивы изучаются, художники, по воле случая выпавшие из публичного поля, появляются в энциклопедиях. Однако загадок по-прежнему немало. Главный редактор Елена Бехтиева беседует с Татьяной Юденковой, куратором ретроспективы Репина в Третьяковке. Выставка по-новому представила творчество классика: в частности, многое о жизни и темпераменте мастера могут рассказать его портреты. Елена Кириллина, работавшая научным руководителем Музея-усадьбы Репина «Пенаты», остановилась на малоизвестных — пушкинских — работах маэстро. Сам мэтр высоко ценил полотно «Пушкин в Лицее», однако по просьбе членов Лицейского сообщества сделал еще один вариант, отодвинув фигуру юного поэта в глубину зала, а заодно более детально изобразив интерьер. Куда менее доволен художник был другой картиной — «Пушкин на берегу Невы», которую впоследствии переписал. Его «пушкиниана» вызывала и похвалу, и острую критику: автора обвиняли в пошлости, анекдотичности. В 1912 году члены Общества имени А.И. Куинджи решили выступить против «декадентов» и присудили Репину первую премию и золотую медаль, однако Илья Ефимович отказался от награды.
Искусствовед Станислав Кузнецов рассказывает о еще одной картине классика, вызвавшей споры: «В атаку с сестрой», посвященной подвигу сестры милосердия Риммы Ивановой во время Первой мировой. После гибели командира и офицеров она повела за собой солдат, получив смертельные ранения. Репин редко обращался к батальному жанру. Правда, современники встретили работу прохладно: автора упрекали в «ура-патриотизме». После смерти мэтра произведение попало в частную коллекцию за рубежом и надолго исчезло из публичного пространства. Впрочем, открытия связаны не только с творчеством Репина. Елена Теркель, заведующая отделом рукописей Государственной Третьяковской галереи, обратилась к малоизвестным и нетипичным творениям русских мастеров. Так, нежная «Японка» в мирискусническом стиле вышла из-под кисти сурового баталиста Василия Верещагина. А эстет Лев Бакст создал такую «производственную» работу, как «Кузнец». Сергей Алексеев, старший научный сотрудник отдела живописи XVIII — первой половины XIX века Государственного Русского музея, посвятил материал переатрибуции портрета Карла Брюллова. Некая Ульяна М. Смирнова, изображенная «Великим Карлом», по последним данным, оказалась великой княжной Александрой Николаевной, дочерью Николая I.
Александр Горматюк, художник-реставратор высшей категории Всероссийского художественного научно-реставрационного центра им. академика И.Э. Грабаря, доказывает, что расписные «небеса» из часовни Тихвинской иконы Божией Матери деревни Хвалинская, скорее всего, были выполнены заезжим мастером, обучавшимся в одной из итальянских школ. Имя искусника, а также причины его поездки на Русский Север, пока остаются неизвестными. Более удачливыми оказались исследователи, пытавшиеся атрибутировать скульптуру петербургского завода братьев Корниловых. Светлана Юркова, научный сотрудник отдела керамики и стекла Государственного музея керамики и «Усадьбы Кусково XVIII века», описывает процесс поисков: удалось установить, что «Кулачный боец», как ранее именовалась фигурка, на самом деле является «Разносчиком». Графическим источником, вероятно, послужила литография «Булочник» 1826 года. А коллекционер и журналист Дмитрий Поликарпов обнаружил на попавшем к нему в руки первом томе журнала «Мир искусства» золототисненый суперэкслибрис. Оказалось, что это книжный знак рано ушедшего из жизни цесаревича Георгия Александровича, брата Николая II.
Читателям предлагается также рассказ об «обманках», созданных русскими художниками, о памятниках эфиопского христианского искусства, о керамических шедеврах советского классика Алексея Филиппова. А заодно о случаях, в расследовании которых точку ставить пока рано. Так, искусствовед Владимир Васильев, представитель журнала в Санкт-Петербурге, не теряет надежды узнать творческую биографию художника В.Д. Торгованова, чьи картины однажды попали ему в руки. Усилиями эксперта удалось выпустить документальный фильм о забытом советском импрессионисте и даже провести его выставку. Только вот инициалы никак не поддавались расшифровке — никто из тех, кто знал мастера, не мог вспомнить его имя. Когда верстался номер, поступила новая информация о живописце: вероятно, его звали Вениамин Дмитриевич. Однако эта версия, как и вся судьба Торгованова, требует дальнейшего изучения.