Дарья ЕФРЕМОВА

08.11.2018

9 ноября исполняется 200 лет со дня рождения Ивана Тургенева, блистательного романиста, самого непрочитанного отечественного классика. Чем орловский помещик покорил Париж и Берлин, кто такие русские европейцы, насколько верен стереотип о тургеневских девушках — об этом «Культура» побеседовала с профессором, доктором педагогических наук, автором монографии «Художественные миры Ивана Тургенева» Валерием ДОМАНСКИМ.

культура: У Горького в романе «Жизнь Клима Самгина» есть спорное, но не лишенное оснований замечание: «Толстого читают, Достоевского читают, а Тургенева прочитывают из уважения к русской литературе». Согласны с распространенным среди специалистов мнением, что классика мы знаем довольно поверхностно?
Доманский: Отчасти да. Многие судят о творчестве Ивана Сергеевича на основании включенных в школьную программу произведений. Спор разночинцев и старого дворянства, долг и любовь. Но Тургенев — это не только «Отцы и дети» и «Дворянское гнездо», а еще «Ася», «Рудин», «Дым», «Накануне». В этих книгах мы видим воплощение важных для писателя идей: одним из первых среди современников он понял, что Европа и Россия не могут существовать в отдельности друг от друга. Так что понятие «русский европеец» — это не о месте жительства, знании языков и искусств. Речь о мировосприятии, когда образованный человек становится сотворцом нравственных ценностей, рождающихся в лоне общей европейско-христианской культуры. Кстати, писатель никогда не проводил разграничительной линии между славянским миром и западным, он относил Россию к «европейской семье». Полемизируя со славянофилами, Тургенев писал в «Воспоминаниях»: «Не составляет ли наша, славянская раса — в глазах филолога, этнографа — одной из главных ветвей индо-германского племени?» И, словно отвечая на возражения оппонентов, разъяснял: «Неужели же мы так мало самобытны, так слабы, что должны бояться всякого постороннего влияния и с детским ужасом отмахиваться от него, как бы он нас не испортил? <...> Нас хоть в семи водах мой, — нашей, русской сути из нас не вывести».

культура: В его книгах встречаются очень разные типажи русских европейцев. Есть путешественники, а есть и герои, готовые сложить головы на чужих баррикадах.
Доманский: На самом деле наблюдатели чужой жизни всегда были в большинстве — их было много во времена Тургенева, а сейчас еще больше. Пребывание таких «путешественников» в Европе сугубо личное и никак не отражается на общественной и культурной жизни. Таковы, например, персонажи повести «Ася», к которым в равной степени можно отнести и Гагина, и рассказчика, господина Н.Н. Они знают языки, европейскую литературу и музыку, чувствуют себя в чужом культурном пространстве как рыба в воде, но никакого важного обмена не осуществляют. Тургенев относится к ним даже и с симпатией: «Русская душа, правдивая, честная, простая», — пишет он о Гагине, но одновременно подчеркивает его славянскую вялость и отсутствие целеустремленности и силы воли. Совсем другой — Рудин. Он учился в Германии, глубоко проникся поэзией и идеями немецкого романтизма и европейского Просвещения, которые с неиссякаемым энтузиазмом пытается «пересадить» на русскую почву. Но его знания, подвижничество оказываются невостребованными. Этому, конечно, способствует отсутствие у героя практических навыков жизни в современной ему России. Рудин постоянно терпит неудачи, тратит энергию на неосуществленные проекты. Это тип русского скитальца, «Вечный жид», как он сам себя назвал. Однако он наделен другими яркими качествами личности: пропагандист, обладающий искусством красноречия, способен зажечь, увлечь за собой молодых людей, сердца которых «пока для чести живы». Вся духовная сила Рудина направлена на общественную жизнь, совершенствование законов и нравов. Весьма показательна и его смерть — с красным знаменем на баррикадах Парижа. Не сумев реализовать себя на Родине, он борется за права и свободы французов вместе с рабочими и ремесленниками. Да, непрактичен, чудаковат, но натура возвышенная, способная на жертву ради высоких идеалов свободы и справедливости. И это характерная особенность русского характера, который очень хорошо понимал писатель. Русским героическим натурам недостаточно «малых дел», они не принимают европейского филистерства и всегда жаждут дел великих. Эта же идея воплощается в романе «Накануне». В нем героической натурой предстает Елена Стахова, она из всех своих претендентов на руку и сердце выбирает болгарина Дмитрия Инсарова, который возвышается над всеми ее поклонниками служением высокой цели — борьбе за освобождение своей Родины от власти Турции.

культура: Это и есть незнакомый массовому читателю тип тургеневской девушки?
Доманский: Да, но на момент написания романа это «новый тип» и для Тургенева. Ее духовный подвиг очень хорошо понял другой персонаж этого же произведения, Павел Шубин, который кратко и образно сформулировал высокий смысл жизни Стаховой: «Смерть, жизнь, борьба, падение, торжество, любовь, свобода, родина... Хорошо, хорошо. Дай Бог всякому! Это не то, что сидеть по горло в болоте да стараться показывать вид, что тебе все равно, когда тебе действительно, в сущности, все равно. А там — натянуты струны, звени на весь мир или порвись!» Тургенев знал таких женщин в реальности. Здесь уместно вспомнить его близкого друга — баронессу Юлию Петровну Вревскую. С началом в 1877 году Русско-турецкой войны по освобождению Болгарии она на собственные средства снарядила санитарный отряд и сама отправилась в действующую армию сестрой милосердия. Жизнь ее оборвалась трагически: умерла зимой 1878 года, заболев сыпным тифом. Писатель тяжело переживал ее смерть, посвятил ей свое стихотворение в прозе «Памяти Вревской».

культура: Среди его героев — не только подвижники, встречаются и натуры обыкновенные, но способные внедрять достижения мировой цивилизации на русской почве.
Доманский: Конечно. Пример — Григорий Литвинов из романа «Дым», перенимающий в Европе новые знания, главным образом в области агрономии, которые он впоследствии реализует в своей практической деятельности на родине. В чем-то похож на Литвинова, человека, приближенного к почве, и Федор Лаврецкий из «Дворянского гнезда». Он, в отличие от Литвинова, не получил европейского образования, но путешествовал по Европе, подолгу жил в Париже и вернулся домой, чтобы заниматься практическим делом, то есть, как он сам выразился, «пахать землю». Как и Литвинов, он успешно проходит испытание на русскость в идейном споре со своим идеологическим противником Владимиром Паншиным. Он может восприниматься как символический спор славянофила и западника. Но западничество Паншина очень схематичное. Он считает, что проблемы России в том, что наши только наполовину стали европейцами. Поэтому нужно поскорее сделаться полными европейцами, и все существующие общественные сложности будут решены, так как «все народы в сущности одинаковы; вводите только хорошие учреждения — и дело с концом».

культура: Западником многие считают и самого русского классика. Вот и сейчас, когда по случаю юбилея открыли музей на Остоженке, сетевые комментаторы пишут, что его имя больше ассоциируется с Баден-Баденом и Буживалем.
Доманский: Тургенев, и правда, большую часть жизни прожил в Европе. В силу биографических обстоятельств — и прежде всего прошедшей через всю его жизнь любви к Полине Виардо, за которой он следовал во Францию, Германию и вновь во Францию. Но писатель постоянно возвращался на Родину, вдохновлялся природой и русскими реалиями. Десятилетия, проведенные на чужбине, стали для него своеобразной проверкой на прочность — степень приверженности к языку, менталитету и системе ценностей. «Я сужу по собственному опыту, — писал он, — преданность моя началам, выработанным западною жизнию, не помешала мне живо чувствовать и ревниво оберегать чистоту русской речи».

культура: Тургенев до сих пор остается одним из самых известных русских писателей за рубежом?
Доманский: Широкий читатель не так хорошо знает русскую литературу, как хотелось бы. Однако «Тургеневские дни» в Буживале, организуемые московским Тургеневским обществом и Ассоциацией друзей Ивана Тургенева, Полины Виардо и Марии Малибран, — сегодня одна из самых масштабных международных конференций. Роль этого писателя в популяризации русской литературы огромна. Он не только способствовал тому, чтобы наша словесность стала достоянием Европы, но и объединил культурные пространства. Благодаря ему перевели Пушкина, Гоголя, Толстого, Гончарова, но был и «обратный обмен» — при его содействии в русской периодике печатали Флобера, братьев Гонкур, Эмиля Золя, Альфонса Доде.

культура: На одном из выступлений Вы говорили, что и само определение «русский европеец», прочно приклеившееся к Ивану Сергеевичу, появилось уже после его ухода.
Доманский: Действительно, при жизни Тургенева так никто не называл. Само словосочетание вошло в обиход со второй половины XIX века: так Белинский, Данилевский, Кавелин и Григорьев обозначали людей, активно участвующих в культурном диалоге между Россией и Европой. Применительно к писателю термин «русский европеец» впервые прозвучал в 1933 году — под таким названием вышла статья Павла Милюкова, посвященная пятидесятилетию со дня смерти Тургенева и опубликованная в газете «Последние новости». В нем автор озвучил суть тургеневской европейскости, сформулированную самим писателем в письмах к Герцену, — участие в общей жизни просвещенного мира без утраты национальной идентичности. Тургеневу, как никому из русских классиков, удалось в собственной судьбе соединить Россию и Европу, Родину и Запад. И в этом его исключительное место.