Юрий КОВАЛЕНКО, Париж

20.09.2017

16–17 сентября в рамках Дней культурного наследия квартира Марины Цветаевой, расположенная в парижском предместье Ванв на улице Жан-Батиста Потена, впервые открыла двери для посетителей. За два дня здесь побывали сотни человек. Публика приходила не только посмотреть, где жила Марина Ивановна, но и послушать цветаевские стихи.

К стволу каштана прильнуть так сладко голове...

В новое жилище Цветаева вместе с мужем Сергеем Эфроном и детьми, 21-летней Ариадной и 9-летним Муром, перебралась из соседнего пригорода Кламара в июле 1934 года. Через три месяца после переезда в письме подруге Анне Тесковой она напишет: «Мы живем в чудном 200-летнем каменном доме, почти — развалина, но надеюсь, что на наш век хватит! — в чудном месте, на чудной каштановой улице, у меня чу-удная большая комната с двумя окнами и, в одном из них, огромным каштаном, сейчас желтым, как вечное солнце. Это — моя главная радость».

На мемориальной доске на французском воспроизведены строки стихотворения «Дом» из незавершенной поэмы «Певица»:

Во все окна! С фронтона —
Вплоть до вросшего в глину —
Что окно — то икона,
Что лицо — то руина

И арена... За старым
Мне и жизнь и жилье
Заменившим каштаном —
Есть окно и мое.

Правда, с наступлением зимы выяснилось, что старые стены не защищают от холодов, а топка печей, по словам биографов, доводила Марину до отчаяния: «Пишу, дрожа, как челюскинцы и их собаки». Навестившая Марину писательница Зинаида Шаховская назвала ее пристанище «нищенским». «Марина Цветаева, — вспоминала она, — почему-то варит яйца в маленькой кастрюльке и говорит мне о Райнер Марии Рильке».

В большом и радостном Париже все та же тайная тоска

Поисками квартир, где жила Цветаева, — дома были известны — занималась Александра Свинина, которая в 2006 году приехала во Францию изучать кинорежиссуру. Она сняла посвященный поэту фильм «Парижская элегия». Выяснилось, что квартиру в Ванве в 2002 году купил преподаватель немецкого языка из университета Париж IV Флоран Дельпорт. Тогда он даже не знал о существовании Цветаевой. Сегодня Марина — его любимый поэт.

— Меня потрясли ее стихи, — рассказал он «Культуре». — Я нашел в них созвучие с гением Шостаковича, который, кстати, написал музыку на ее произведения. Я увлекся творчеством Марины, выучил русский, прочитал почти все, что о ней написано, и постепенно превратил свою квартиру в некое подобие музея.

На стенах фотографии Цветаевой, мужа и детей, ее книги в переводах на разные языки, монографии, копии рисунков Ариадны, которая была хорошей художницей. Флоран стал часто ездить в Россию — побывал в Тарусе и других местах, связанных с жизнью поэта. Участвовал в постановке «Марина Цветаева. Москва — Париж, туда и обратно», который шел в Доме-музее Марины Цветаевой. Наконец, в июле нынешнего года Флоран возглавил новую ассоциацию «Марина Цветаева. Ливень — Звезды».

— Годы, проведенные в Ванве, были очень трудными для Марины Ивановны, — рассказывает Александра Свинина. — Как и все эмигранты, она очень нуждалась. Но не хотела в ущерб творчеству браться за любую работу исключительно ради денег. Долгое время жила на пособие, которое выдавало чешское правительство. Помогали друзья. Отношения с мужем, детьми были сложными. Может, именно поэтому стихи, которые раньше текли рекой, не сочинялись. Назову разве цикл к Чехии, знаменитые «Читатели газет», «Челюскинцы», «Стихи сироте», «Поэму о царской семье», которая осталась незаконченной. И тогда она перешла к прозе — «Повесть о Сонечке», эссе «Мой Пушкин». Переводила — к столетнему юбилею — его стихи на французский. Вела обширную переписку. Разбирала архивы.

Его доверие могло быть обмануто...

В марте 1937 года Ариадна Эфрон получает советский паспорт и отправляется в Москву. Полгода спустя стремительно уезжает в Советский Союз и Сергей Эфрон, которого французы подозревали в причастности к убийству советского разведчика-невозвращенца Игнатия Рейса.

— Их квартиру несколько раз обыскивала полиция, а саму Марину вызывали на допросы. В «Сюртэ» она ходила вместе с сыном. Я видела копии допросов в полицейском архиве. Марина говорила, что ее муж — честный человек, который не способен на убийство. «Его доверие могло быть обмануто, мое к нему остается неизменным». Потом стала читать на французском Пушкина. Полицейские сочли ее невменяемой и отпустили. Правда, перед этим все-таки убедились в том, что ей ничего неизвестно. Кстати, многие видные цветаевоведы во главе с француженкой Вероникой Лосской убеждены, что Марина действительно ничего не знала о сотрудничестве Эфрона с НКВД, — подчеркнула Свинина.

Сама Цветаева рассказывала корреспонденту издававшейся в Париже русской газеты «Последние новости», который побывал в ее доме 23 октября 1937 года: «Дней двенадцать тому назад муж мой, экстренно собравшись, покинул нашу квартиру в Ванве, сказав мне, что уезжает в Испанию. С тех пор никаких известий о нем я не имею. Его советские симпатии известны мне, конечно, так же хорошо, как и всем, кто с мужем встречался. Его близкое участие во всем, что касалось испанских дел (как известно, «Союз возвращения на Родину» отправил в Испанию немалое количество русских добровольцев), мне также было известно. 3анимался ли он еще какой-нибудь политической деятельностью, и какой именно, — не знаю... 22 октября, около семи часов утра, ко мне явились четыре инспектора полиции и произвели продолжительный обыск, захватив в комнате мужа его бумаги и личную переписку. Затем я была приглашена в «Сюртэ националь», где в течение многих часов меня допрашивали. Ничего нового о муже я сообщить не могла».

Давно разоблаченная морока

Покидая Ванв в июле 1938 года, Цветаева оставила свой письменный стол соседям — семье Айконовых. Они хранили подарок как реликвию. Впоследствии их потомок передал его Дому-музею поэта в Москве.

После Ванва Марина Ивановна с сыном недолго прожила в небольшой квартирке в соседнем городке Исси-ле-Мулино, а потом несколько недель в парижской гостинице «Иннова» на бульваре Пастер. Оттуда она с Муром 15 марта 1939 года уехала в Советский Союз. Понимала, что во Францию больше не вернется. Тогда появилось и знаменитое стихотворение:

Мне Францией — нету
Нежнее страны —
На долгую память
Два перла даны.

Они на ресницах
Недвижно стоят.
Дано мне отплытье
Марии Стюарт.

— Эмиграция, по словам Марины, ее «выпихивала», — рассказывала в свое время Зинаида Шаховская. — Россия же, как для всех тех, кто пишет по-русски, была для нее всем. Из Москвы ее звали дочь Аля и муж. Она вернулась, измученная жизнью, фактически не имевшая ни средств к существованию, ни читателей. Но возвращалась она с обреченностью, без всякой надежды. Об этом свидетельствуют строки:

Тоска по родине! Давно
Разоблаченная морока!
Мне совершенно все равно —
Где совершенно одинокой
Быть...

В перекрестный год России и Франции установили мемориальные доски на домах, где жила Марина Цветаева, в пригородах Медоне, Кламаре и Ванве. Градоначальник Ванва Бернар Годюшо пообещал даже выстроить театральный павильон и назвать его именем великого поэта, но пока проект не реализован. В мэрии хранится бюст Цветаевой, переданный российским скульптором Андреем Тыртышниковым.

— Мы открыты для всех, кто любит Марину Цветаеву, русскую поэзию и Россию, — подчеркнул президент ассоциации Дельпорт. — Радует, что Мариной все больше интересуется молодежь. Сегодня она один из самых известных поэтов во Франции. Ее много переводят и издают. Ставят о ней спектакли. В начале октября в соседнем Кламаре с нашим участием открывается выставка, посвященная Цветаевой и знаменитому философу Льву Карсавину, который также жил в этом городе. Наконец, готовим вечер памяти двух великих пиитов — Пушкина и Цветаевой.