Владимир ИЛЛЯШЕВИЧ, писатель

08.02.2017

Когда Александр Сергеевич, по завершении учебы в лицее, стал сотрудником Коллегии министерства иностранных дел, она была единственным госучреждением России, подчинявшимся не Сенату или канцлеру, а непосредственно императору. Подобный статус Коллегии и принятый в ней высочайший уровень секретности становятся совершенно понятными из «Очерков по истории российской внешней разведки» под редакцией академика Евгения Примакова. В книге подробно рассказано о деятельности предшественницы более поздних тайных органов империи, а также Иностранного отдела ВЧК-ОГПУ, Первого главного управления КГБ СССР и нынешней Службы внешней разведки РФ. Пушкин, как известно, прослужил в этом учреждении, стало быть, кадровым сотрудником российской внешней разведки, в 1817–1824 и 1832–1837 годах, до самой своей гибели. В начале карьеры там же, в Коллегии, поэт был обучен криптографии руководителем «цифирного департамента» П.Л. Шиллинг фон Канштадтом.

В спецслужбах работают люди с разными талантами: кто-то — сильный вербовщик, кто-то хорош в операциях связи, кто-то — прекрасный аналитик, способный на высокие степени обобщения, как, к примеру, профессиональный разведчик, писатель и историк Николай Карамзин. Именно он создавал основу всей идеологемы тогдашней государственности Российской империи. Пушкин оказался, по поручению царя, его воспреемником на этой важнейшей ниве.

После декабрьского мятежа 1825 года по настоянию графа Александра Бенкендорфа появился орган для управления всей секретной деятельностью на поприще разведки и контрразведки — Третье отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии. 

А тремя годами ранее все российские чиновники подписали изданную монаршим указом от 13 августа 1822-го так называемую «антимасонскую клятву», обязывавшую их не принадлежать «никаким ложам» или «тайным обществам, внутри империи или вне ее». Пушкин же в Кишиневе в 1821-м успел вступить в ложу «Овидий», а его подписи в мидовском архиве так и не обнаружили. И масонов он продолжал посещать. Такое позволялось лишь сотрудникам спецслужб. Этим же объясняются прочие парадоксы, которые для разведчиков под прикрытием были нормой. Скажем, в МИДе Александр Сергеевич числился коллежским секретарем, а у Бенкендорфа на чин выше — титулярным советником. Более того, Пушкину был назначен оклад в размере 5000 рублей: столько полагалось заместителю директора департамента министерства или губернатора. К тому же официально деньги он получал не из зарплатных фондов МИДа, а из «специального фонда» Николая I в минфине. На бесчисленные поездки по окраинам империи поэту предоставляли «прогонные» в суммах, вызывавших изумление и зависть у высокопоставленных генералов. О многих командировках почти ничего не известно даже пушкинистам. Как и о содержании почти всех его служебных записей, которые велись в криптографии и были изъяты ведомством Бенкендорфа сразу после смерти автора.

С учетом этих соображений история последней дуэли поэта видится в несколько ином свете. Есть основания считать, что Жорж Дантес-Геккерен состоял осведомителем на службе III отделения, но по неопытности и легкомыслию оказался игрушкой в руках австрийской разведки в затеянной ею интриге против Александра Сергеевича. Не как русского национального поэта, а как геополитического противника, подлежащего устранению или выведению из строя. В документах из архивов вюртембергского и австрийского министерств иностранных дел Пушкин предстает как «видный дипломат, политический деятель, идейный глава так называемой русской партии». Но не странны ли такие оценки в отношении обычного сочинителя?

Думаю, Дантес не хотел убивать поэта — целился в ногу. Возможно, именно агентурной службой у Бенкендорфа и объясняется поразивший современников столь мягкий приговор кавалергарду из Эльзаса за смертельную дуэль. Кстати, впоследствии, будучи мэром французского города Сульса, барон передал конфиденциальные сведения от будущего императора Луи Наполеона Николаю I во время его неофициального визита в Потсдам. А 1 марта 1881 года русский посол в Париже князь Николай Орлов в шифрованной телеграмме министру иностранных дел России написал следующее: «Барон Геккерен-д’Антес сообщает сведение, полученное им из Женевы, как он полагает, из верного источника: женевские нигилисты утверждают, что большой удар будет нанесен в понедельник». Речь шла о покушении на императора Александра II Освободителя...

«Пушкин не подходил для агентурной работы»

Александр МИХАЙЛОВ, генерал-майор ФСБ, историк спецслужб: 

— Разговоры о причастности Пушкина к спецслужбам — конспирология в чистом виде. Документы тех времен, в том числе секретные, сохранились в российских архивах, в архивах Франции и Австрии. Если бы существовало нечто подобное, это давно было бы представлено широкой общественности. Версии о тайной миссии поэта строятся на том, что он занимал должность в МИДе. Да, занимал. Но это простая формальность. Когда Пушкин собирал материалы для «Истории пугачевского бунта», он обратился к императору с просьбой разрешить ему знакомиться с архивными данными. Но доступ к ним имели только чиновники определенного уровня. И поэта всего лишь подогнали под «группу допуска».

Еще один существенный момент. Александр Сергеевич абсолютно не подходил для выполнения конспиративных поручений — не тот склад личности. Не умел хранить секреты, был крайне невоздержан на язык. Как сотрудник соответствующей службы, имеющий опыт оперативной работы, скажу даже, что в этом отношении Пушкин — человек опасный: дашь такому задание — он тут же вынесет это в публичное пространство. И третье — поэт не располагал и не мог располагать никакими важными секретами, поскольку не общался с их носителями. Вообще же попытки наложить кальку сегодняшнего восприятия на тот период мне представляются несерьезными: время было другое, более прозрачное. Контрразведки в чистом виде не существовало: в Третьем отделении работали только 44 человека, это на целую Россию.

Владимир ПЕРЕКРЕСТ