Олег Павлов — автор книг «Дневник больничного охранника», «Асистолия», «В безбожных переулках», «Казенная сказка», «Карагандинские девятины, или Повесть последних дней» («Русский Букер» 2002 года). Его называют «жестоким реалистом». Но писатель уверен: хочешь узнать правду о человеке, будь готов к любой — даже самой мучительной или неудобной.

культура: Известие о присуждении премии застало Вас врасплох?

Павлов: Да, конечно, как и любые подобные решения заставали всегда врасплох… Я и живу, и пишу в одиночестве, в общем.

культура: Для Вас важно, чтобы Ваши произведения как-то воздействовали на людей, меняли их?

Павлов: Если какая-то книга нужна человеку, он ее прочтет. Книги, которые меняли мою судьбу, находили меня сами. Конечно, я хочу помочь людям, мой читатель — это мой ближний. Но творческие цели, они как у любого художника — более эгоистические.

культура: Но обратная связь для Вас важна?

Павлов: Если честно, нет. Я считаю, что книга — друг молчаливый. Я молчу, когда пишу. Читатель, когда читает, тоже молчит. Чтение — это молчание. Любые посредники между читателем и книгой — лишнее. Поэтому я отказываюсь от встреч с читателями, от презентаций своих книг — и поэтому не люблю критиков. Мои интервью сейчас — только дань событию, людям, которых я уважаю, премии, которую люблю. Сам по себе я застенчивый человек, которому тягостно публичное внимание. Молчаливый, кстати.

культура: Тем не менее Вы как-то представляете своего читателя?

Павлов: Мне ближе люди верующие. Я православный христианин. Это может кого-то оттолкнуть от моих книг. Но для меня значимы и важны такие ценности: язык, образы, символы, культурные и этические коды. Неприятие и непонимание я вызываю у людей достаточно прагматичных и циничных.

культура: А у Вас что или кто вызывает неприятие и непонимание?

Павлов: Циники и прагматики. Я идеалист. Меня волнует суть русского идеализма, потому что он подразумевает потребность в вере.

культура: В какой исторической эпохе Вам было бы комфортно жить? И о чем бы тогда были Ваши книги?

Павлов: Очень люблю Средневековье, северное Возрождение немецкое, но жить там, боюсь, было бы очень некомфортно. По-настоящему мне близки 60–70-е годы, «Новый мир» Твардовского. Я писатель одной идеи — когда правда объединяет, когда потребность в правде — главная и для писателя, и для человека. Мне близки Твардовский, Солженицын. Именно это время я бы выбрал для жизни. Мое поведение в нем я понимаю и могу представить. Эта сумма качеств человеческих во мне есть. Сейчас же многие из них просто не нужны: готовность пожертвовать собой никому не нужна в это время, она бессмысленна, скорее оборачивается одиночеством.

культура: Тогда Вы бы подписывали письма в защиту диссидентов, выступали бы с критикой власти?

Павлов: Я бы боролся. В то время это было бы реальным, не смешным. Сегодняшняя борьба с властью смешная. И повода для нее нет, и оппозиционеры сегодня самые высокооплачиваемые люди. Скорее, это борьба за популярность.

культура: Что для Вас критерий успеха?

Павлов: Критерий успеха очевиден: тиражи, деньги, востребованность. Если автор романа, скажем, отказывается от денег ради каких-то убеждений или поступает по совести в ущерб карьере, в наше время все решат, что он неудачник. К сожалению, представления о человеке сегодня очень ничтожны. Даже в советской парадигме человека понимали выше и шире.

культура: Чему радуетесь, чему печалитесь сегодня?

Павлов: Людей очень жалко. Все запуталось в нашей жизни русской, и распутывать, по-моему, никто не хочет. Мне очень тягостна ненависть взаимная, которая сильнее становится. Тягостно положение русских. Я думаю, мой народ достоин лучшего.

культура: А из радостного?

Павлов: Радость — искусство, возможность мыслить, свобода внутренняя. Сама возможность жизни. Радость, если добро побеждает зло. Добро, зло сегодня стали абстрактными понятиями, это странно. Добро — это человечность, а зло — бесчеловечность.

культура: О чем мечтаете?

Павлов: Я живу ради последней минуты своей жизни, ради того, какой она будет. Хочу, чтобы меня окружали любимые люди, моя семья; чтобы я был спокоен за свою работу, за все, что сделал.