Анна ЧУЖКОВА

09.07.2014

О британском гении писали многие. Мы неоднократно цитировали Гюго и Гейне. Путеводитель по творчеству англичанина издал Айзек Азимов. Автором биографического труда выступил Энтони Берджесс. А Хью Оден выпустил цикл лекций о Шекспире, где продемонстрировал самостоятельный взгляд и независимую позицию. Глава, посвященная «Виндзорским насмешницам», у него состоит всего из нескольких строчек: «...на редкость скучная пьеса. Мы можем быть благодарны автору за то, что она была написана, так как она вдохновила Верди на создание «Фальстафа», великого оперного шедевра... Мне нечего сказать о пьесе Шекспира, так что послушаем Верди». 

И впрямь, «Виндзорские насмешницы» — далеко не самая сильная комедия Шекспира. Почему? Свет проливает очаровательная легенда. Судачили, будто королева, посмотрев «Генриха IV», попала под обаяние Фальстафа. Ей так не хотелось прощаться с шутником, что Елизавета поручила автору написать о нем еще одну пьесу: пускай потешный рыцарь предстанет влюбленным. Английский драматург Джон Деннис, в 1702 году издавший «ремейк» шекспировского сюжета, так описывал эту коллизию: «Бедная заблудшая королева до такой степени поощряла театр, что повелела Шекспиру не только сочинить комедию «Виндзорские насмешницы», но и написать ее в десятидневный срок — так жаждала она сей нечестивой забавы...»

Елизавета поставила задачу не из легких. Сложно представить себе циничного толстого пройдоху томно вздыхающим в романтической неге. Его заплывшее жиром сердце слишком отяжелело для возвышенных чувств. Поэтому Фальстаф в «Виндзорских насмешницах», хоть и носит прежнее имя, но меняется до неузнаваемости. «Ах, если бы только одышка не мешала прочесть молитвы, я бы покаялся!» — причитает рыцарь. Герою «Виндзорских насмешниц» не хватает ни ума, ни острословия, ни былого обаяния. Создается впечатление, будто Шекспир, загнанный в творческие рамки монаршим велением, вывел на сцену лишь блеклого двойника своего любимого героя, чтобы казнить его в откровенно морализаторской комедии. И все-таки драматург не вполне выполнил королевскую волю. Сэр Джон не влюблен — он расточает признания из очевидно меркантильных побуждений. 

Толстый рыцарь, в очередной раз нуждающийся в средствах, хочет обольстить жену богатея, чтобы добраться до его кошелька. Наудачу он пишет признания сразу двум дамам. Но те оказываются подругами и решают вместе посмеяться над наглецом. Дают ему надежду на взаимность, приглашают в дом, а потом пугают возвращением мужа. Первый раз сэр Джон избежал встречи с хозяином, спрятавшись в корзине с грязным вонючим бельем (вдобавок слуги охладили пыл, бросив незадачливого любовника в Темзу). На второй раз рыцарю пришлось переодеться гадалкой и терпеть побои. На третий — его и вовсе выставили посмешищем перед всем миром. Бедолага нарядился в духа охотника Герна с рогами и цепями и отправился в таком виде на свидание в лес. Там-то его и поджидали переодетые эльфами горожане, чтобы щипать, щекотать и стыдить греховодника. Тут толстяк окончательно сдается: «Ладно, ладно, смейтесь надо мной, издевайтесь! Ваша взяла. Бейте лежачего. Мне даже нечего ответить этой уэльской фланелевой фуфайке. Само невежество топчет меня ногами. Делайте со мной, что хотите!»

Хоть легенда о королевском приказе и не имеет буквальных подтверждений, но в ее пользу говорят косвенные доказательства. Неспроста действие происходит в Виндзоре — королева любила это место. В пьесе также есть забавные намеки на современные события, которые, без сомнения, легко улавливали придворные. Упоминается об ордене Подвязки, его капитул заседал именно в Виндзоре. В конце 1590-х некий немецкий граф Момпельгарт мечтал быть посвященным Елизаветой в рыцари, для чего прибыл в Англию. Но несолоно хлебавши удалился восвояси, породив массу слухов и анекдотов. Отголоски этого происшествия есть в комедии. Кроме того, делалось предположение, что пьеса появилась по случаю торжественной церемонии вступления в орден лорда Хансдона — патрона шекспировской труппы.

«Виндзорские насмешницы» явно писались в спешке. Сюжет, как обычно, Шекспир позаимствовал — на этот раз из итальянских новелл, их английских переделок и немецкой «Трагедии о некой прелюбодейке, трижды обманувшей мужа, но наконец принявшей страшную кончину». Здесь нередки повторы и встречаются вставные сцены, написанные лишь ради пары шуток. И к тому же комедия почти целиком написана в прозе. 

Правда, исследователи находили оправдание этому — с точки зрения художественного замысла. «Виндзорские насмешницы» — единственная пьеса Шекспира, где действие происходит не в аристократической, а в мещанской среде. Ренессансные купцы, пожалуй, сонетами не изъяснялись. 

«Подобно тому, как простые лондонские горожане находили большое удовольствие видеть, как на сцене изображалась жизнь вельмож, так точно королеве и ее двору хотелось познакомиться с будничной жизнью горожан, заглянуть в их комнаты, подслушать их разговоры с пасторами и врачами, получить некоторое представление о том богатстве и довольстве, которые расцветали под самыми окнами летней королевской резиденции в Виндзоре, присмотреться к степенной важности и прислушаться к игривым шуткам краснощеких, пышущих здоровьем мещанок», — писал датский искусствовед Георг Брандес.

С гораздо меньшей нежностью описывало буржуа советское шекспироведение: «Фальстаф — разорившийся и деклассированный рыцарь эпохи первоначального капиталистического накопления, когда знатность рода и звучное имя утрачивали свое значение, не будучи подкреплены неотчуждаемыми земельными владениями или звонким металлом, когда смелый купец и ловкий промышленник оттесняли на задний план обедневшего рыцаря, не желавшего идти  в ногу с веком и упорствовавшего в желании по-прежнему вести паразитарное существование». Как же такую прозу жизни перевести на язык поэзии?