Лия ЧЕЧИК, Лондон

10.02.2013

В лондонской Королевской академии искусств открылась масштабная выставка «Мане: портретируя жизнь». Устроителям удалось воссоединить более 50 работ художника из собраний Европы, Азии, Бразилии и США.

С самого утра залы главных галерей академии оказываются заполненными разновозрастными посетителями так же плотно, как на рождественских распродажах в универмаге Harrods. Протяженность дисциплинированных рядов позволяет не сомневаться — своего зрителя найдет и обширная сопроводительная программа выставки: лекции, интерактивные беседы, фильмы, концерты. И становится очевидным — импрессионизм со своими героями остается в фокусе XXI века. Что полностью относится и к крупнейшей фигуре этого неумирающего направления реализма — Эдуарду Мане.

Таким — собирателем поколения, окруженным «фигурами из его культурного мира», — предстает Мане на картине Анри Фантен-Латура «Ателье в Батиньоле». Ее огромная фоторепродукция на изогнутом крылом стенде превратилась в своеобразный изобразительный эпиграф выставки. А полумрак первого зала стал оптическим контрастом к следующему, посвященному художнику и его семье. Здесь предлагается погрузиться в иные контрасты, не связанные с хронологической последовательностью, — игры естественного света, композиций — от откровенного героического предстояния в вертикальном автопортрете 1874 года до семейной сцены в «Завтраке в мастерской» 1868-го. От четкости контура и силуэта в изображении центрального персонажа, 16-летнего Леона Леенхоффа, брата супруги Мане, до non finito в розовой «Женщине с кошкой». От воспоминаний о старых мастерах с костюмированными персонажами в «Рыбалке» до «Ласточек», полотна, передающего ощущение свежего ветра и пролетающего мгновения. Среди всех этих работ одна — небольшая и незаконченная — представляется совершенно удивительной. «Велосипед» 1871 года. Если учесть, что «транспортное средство», на котором в свободной позе восседает юный Леон, еще совсем недавно называлось «костотряс», то перед нами свидетельство внимания Мане к изменяющимся чертам современности.

В следующих залах — портреты художников, литературных и театральных деятелей, друзей. Среди известных шедевров — изображения Стефана Малларме, Эмиля Золя, Клода Моне, Берты Моризо. Именно в связи с последней моделью становится очевидным: портреты Моризо кисти Мане — подлинные предтечи знаменитых серий Клода Моне «Руанский собор», «Стога» и других, ставших хрестоматийным примером интереса импрессионистов к мельчайшим изменениям «объекта».

В особых разделах оказались «Портреты статусные» и «Модели». Первый представляет буржуазную политическую и финансовую элиту (в том числе Жоржа Клемансо и Антонена Пруста). Из второго отдельно вынесены изображения любимой модели мастера — Викторины Меран. Великолепная «Железная дорога» компенсирует отсутствие в этом разделе торжествующей «Олимпии».

Два следующих зала оказываются своеобразной цезурой в этом множестве лиц, готовых к общению. В «Мире Мане» литерами на стенах перечисляются хронологические вехи его биографии. Рождение в благополучной семье, принадлежащей к среднему классу, семилетнее обучение в мастерской Тома Кутюра, с которым он вступил в серьезный творческий конфликт, увлечение «голландцами» и «испанцами» (впрочем, некоторые фрагменты полотен обнаруживают влюбленность в венецианца Гварди) и т.д. «Мир», естественно, включает и пространство. Здесь карты городов и предместий и, конечно, громадная — Парижа, с обозначенными маркером ключевыми для Мане местами.

Рядом же зал, посвященный важнейшей для Мане картине — «Музыка в саду Тюильри». Работе, поначалу осмеянной за «исчезновение формы» и определенной критикой как «пародия на колорит», а впоследствии рассматриваемой как пример визуальной трансформации формы во времени. К этой многофигурной композиции прилагается лист с пояснениями — 20 пунктов расшифровывают имена присутствующих на увеселении, поясняя их социальный статус, род занятий и степень родства с художником. Таким образом картину можно трактовать и как групповой портрет — на фоне исчезнувшего века.