Заслуженный артист России Александр Алексеев: «Актеры — большие дети, и к этому надо относиться спокойно»

Елена ФЕДОРЕНКО

10.11.2022

Заслуженный артист России Александр Алексеев: «Актеры — большие дети, и к этому надо относиться спокойно»

Заслуженный артист России Александр Алексеев недавно отметил семидесятилетие. «Культура» расспросила юбиляра о его «жизни в искусстве», о людях, с которыми свела судьба, и тайнах актерской психологии.

Юбиляра, лауреата театральной премии имени А.Д. Попова и дипломанта Международного театрального фестиваля «Золотой Витязь» чествовали в родном театре «Сфера», где он — ведущий актер — гордость и душа коллектива.

— Есть у меня добрая знакомая, чьи детские годы прошли в Тирасполе. Она вспоминает, каким популярным актером вы слыли в городе и как вели театральный кружок в школе, где она училась. Эти занятия она не забывает до сих пор.

— Как приятно это слышать — просто привет из молодости. В школе повезло с учителями литературы и русского языка. Они умели преподавать интересно, не по учебникам. Эра Симоновна Занис была влюблена в литературу, тонко ее понимала — она показывала нам, насколько мир может быть пошлым и душным и как русская литература над ним парѝт, ведет за собой. Открывает дороги, по которым человек может уйти от того, что унижает и обедняет. Пять лет назад я летал в Израиль с целью повидаться с ней — наставником, который научил меня читать и понимать классику. Хорошо, что успел, — недавно она умерла, на 92-м году жизни.

— Чувствуете ли вы себя потомственным актером или ваш путь к театру вполне самостоятелен?

— И то и другое. Батюшка мой окончил курс Михаила Астангова в Театре Революции в Москве, служил актером, гордился званием заслуженного артиста Коми АССР. Во время войны получил тяжелейшую контузию, но театр не бросил, работал актером в Воркуте, потом создал в поселке Абезь первый в Заполярье театр.

Когда я появился на свет, семья переехала в Подмосковье, и папа возглавил театр в Калининграде (нынешний город Королев. — «Культура»). В городе строились космические ракеты, его населяли образованные интеллигентные люди. В середине 60-х большой и дружный коллектив поставил спектакль «Мой друг» по пьесе Николая Погодина. Автор приехал на премьеру и сказал, что это лучшая постановка из всех, которые он видел, а пьеса тогда пользовалась огромной популярностью.

— Это был самодеятельный театр?

— Да, народный театр, и такой могучий, что стал лауреатом Всемирного фестиваля молодежи и студентов. У меня до сих пор хранится награда отца.

Вы осели в Королеве?

— Отца вели по жизни перемены, и через несколько лет он перешел на работу в Союзгосцирк, стал директором Второго Московского передвижного цирка, начал колесить по городам и весям. Когда мне исполнилось семь лет, кочевую жизнь остановила мама — словами «Все! Ребенку надо учиться и жить в одном городе».

Тогда-то волею судьбы мы оказались в Кишиневе, где отец переквалифицировался — увлекся театральным строительством и достиг высот в своей новой карьере: участвовал в реконструкции Русского драмтеатра имени Чехова в Кишиневе, строительстве Республиканского театра оперы и балета (сегодня он носит имя Марии Биешу), в восстановлении Театра драмы в Тирасполе — прямое попадание бомбы оставило от здания только стены. Жизнь свою отец окончил крупным строительным чиновником.

Влияние на меня, конечно, оказывали разговоры о театре, по нему отец скучал. Вспоминал тех, с кем учился в Москве: известных актеров Афанасия Белова, Зою Федорову, Бориса Толмазова, они крепко дружили. Папа безумно любил Мейерхольда, в его «Доходном месте» еще студентом сыграл полового в доме Вышневского и даже удостоился похвалы Всеволода Эмильевича. Актеры часто собирались у нас и рассуждали о театре — я в этом «варился» и все жадно впитывал.

— После школы вы поехали поступать в театральное училище?

— Это решение все восприняли как естественное. Из благодатного райского Тирасполя, в который мы переехали из Кишенева, я уехал завоевывать Москву. Показывался во все училища и везде прошел на третий тур. Документы нужно было подавать в одно. Я выбрал Щукинское, но меня туда благополучно не приняли. Отнесся к провалу легкомысленно: обидно, конечно, но никаких страданий не было. Собрался идти в армию, купил билет домой, но тут позвонил папа: «Не задерживайся, возвращайся, в Кишиневском институте искусств набирает курс ученица Ильи Судакова Надежда Аронецкая, она плохому не научит». Надежда Степановна — легендарный режиссер, педагог, создатель молодежного молдавского театра «Лучафэрул», который гремел по всему миру. В период восстановления театра Чехова папа и Надежда Степановна познакомились. Два воспитанника Москвы, ученики знаменитых мастеров: он — Астангова, она — Судакова.

— Опережу события: интересно получилось — вы стали одним из любимых актеров Екатерины Еланской, дочери Судакова, и работаете в ее «Сфере».

— Мир тесен. Получил образование у ученицы Судакова, работал в ее театре в Тирасполе и вот уже 33 года служу в «Сфере», которую создала его дочь Екатерина Еланская, а сейчас театр возглавляет его внук Александр Коршунов.

— Почему вы, успешный тираспольский актер, решили вместе с семьей поехать в Москву?

— У Надежды Аронецкой, создавшей театр в Тирасполе, был свой взгляд на сценическое искусство. С афиши нашего коллектива она категорически отказывалась снимать определение «студия», так как ценила особое студийное братство, где все чувствуют себя одной семьей. Нажила немало врагов, да и характер непростой, ее старались убрать и убрали. Театр, который мы строили вместе, сразу же потерял для нас смысл. Дистанция оказалась пройденной.

— И вы отправились в столицу?

— Искать легких хлебов и ровных путей не хотелось. Болтаться по провинции? Ее мы видели, в ней отработали прекрасное десятилетие, причем в театре высокого уровня. Лучше уж проявиться в столице… Собрали чемоданчики и уехали.

— Первое место службы в Москве — театр Геннадия Юденича. Его имя сегодня из числа забытых, молодые и не знают, но четыре десятилетия назад он был чрезвычайно популярен. О театре Юденича спорили: его эксперименты восхищали и вызывали негодование. Что это был за театр и почему вы спустя пять лет его покинули?

— В Москве удача мне не сопутствовала, хотя Анатолий Васильевич Эфрос заинтересовался, но с руководством театра я общего языка не нашел. Устроился во Дворец пионеров, преподавал художественное слово. Параллельно показывался в театры. Посещал и биржу актерскую — она тогда существовала, но на нее в основном приезжали провинциальные режиссеры, там смотрели безработных артистов со всего Советского Союза.

Кто-то, не помню кто, посоветовал показаться Юденичу: мол, ему нужен актер на роль Алексея в «Оптимистической трагедии». Почему нет? Решил попробовать. Оказалось, что не на Алексея, а на роль командира корабля. Получилось удачно, и Геннадий Иванович меня принял. С ним — фантазером, человеком талантливым и своеобразным — случилось непредвиденное: мечтательность увлекла его в сферу сценографии. Он построил себе наверху, в здании в Харитоньевском переулке, темную комнату с куклами на фоне проекций, создающих иллюзию реального изображения в пространстве. К актерам он потерял интерес. Мы играли по клубам Москвы, большим и малым, ездили на гастроли, в том числе и солидные — в Ереван и Тбилиси. Когда он увлекся новыми способами сценической выразительности, построенными на возможностях техники, то оставил нас, актеров, на педагогов — по вокалу, танцу, сцендвижению. Каждый день мы проходили жесткий тренинг, но эта муштра ни к чему не приводила. Когда армия не воюет, она начинает пить. Я ушел, для меня театр Юденича закончился.

— Как встретились с Екатериной Ильиничной?

— Тот же путь! Работал в кружке художественного слова, мечтал о театре, общался со знакомыми, кто-то сказал, что есть «Сфера», и у театра проблемы с труппой: «Пойди попробуй». Взял гитару и отправился без всякой надежды, все-таки возраст уже приближался к сорока.

Екатерина Ильинична репетировала, я сел напротив двери, из-за которой она должна появиться. Поднимаю голову — в полутьме мне навстречу идет моя бабушка покойная. Верьте не верьте, меня чуть удар не хватил, оторопь случилась: баба Катя приближается — онемели руки и ноги. При свете рассмотрел, что они, конечно, разные, но в чем-то очень похожие: темноволосые, маленькие, стройные. Екатерина Ильинична для меня так и осталась видением. Что-то почитал, спел под гитару, и она говорит: «Вы мне нужны, но театр уезжает на гастроли в Батуми, потом — отпуск, в новом сезоне мы вам позвоним». Понял, что провал, — такие отговорки я уже слышал. Но звонок поступил: «Екатерина Ильинична просит прийти на разговор». В тот раз она сказала: «Свободных актерских ставок нет, но вакантно место «на вешалке» и будете участвовать в спектаклях. Согласны?» Я был счастлив, тоже мне бином Ньютона — «на вешалке» постоять, театр с нее и начинается — значит, будем жить по Станиславскому, тоже неплохо.

— Вы действительно работали гардеробщиком? Пальто принимали?

— И принимал, и выдавал, рублики не брал — не предлагали. Иногда выходил на сцену. Прошло время, и случилась беда, вот уж «не было бы счастья, да несчастье помогло». К сожалению, тяжело заболел Володя Трещалов — актер моего, среднего возраста, и понадобились замены на его роли. В течение полутора недель я ввелся на восемь его ролей, выучил огромный объем текста. Ближе к концу сезона Еланская вызвала меня: «Переводим вас в основную труппу с тем окладом, который вы заработали». А у меня была ставка высшей категории. И пошла-покатилась наша совместная счастливая жизнь.

— К сцене по центру зала и зрителям вокруг пришлось привыкать?

— Когда впервые заглянул в зрительный зал, то удивился: «Батюшки, арена!» Но в цирке я провел детство, и мне в таком пространстве привычно. Дебютировал на сцене-арене командиром корабля в спектакле «Завтра и вчера» и никаких неудобств не испытал. После первой встречи Екатерина Ильинична предложила остаться на спектакль. Шел «Театральный роман», и я давно так не смеялся и не получал такого удовольствия в театре. Хотелось, чтобы спектакль продолжался и не заканчивался.

— Под руководством Александра Коршунова театр поменялся?

— Когда Екатерина Ильинична ушла из жизни, главным режиссером стал ее сын Александр Коршунов. Театр, конечно, изменился, но заветы Еланской живы. «Сфера» осталась театром для людей и про людей, где не демонстрируют себя зрителю, а ведут с ним разговор на волнующие темы. Екатерина Ильинична работала с инсценировками, сама их писала — специально для своего театра, карандашиком на полях указывала фамилии артистов: еще текст не дописан, но уже известно, кто кого сыграет. Александр идет иным путем — он ищет пьесы и находит порой самые неожиданные, невостребованные, даже забытые, и открывает в них то, что согревает человеческие души, дает возможность каждому задуматься — кто он такой и зачем живет.

— Какие спектакли вы вспоминаете как наиболее важные для вас?

— До роли Хамберта в «Лолите» я играл только эпизоды, но их было множество и во всех спектаклях. В «Роковых яйцах» — 12 эпизодов, просто театр миниатюр Аркадия Райкина. За кулисами меня «принимали», стремительно переодевали и выталкивали на сцену. «Лолита» имела огромный успех, и мне после этого спектакля начали доверять настоящие большие роли, я стал одним из ведущих актеров театра. Появился в моем репертуаре барин Лотохин в «Красавце-мужчине» Александра Островского, фундаментальная роль Йорана Перссона в «Эрике XIV» — этот спектакль по пьесе Стриндберга мы играли в Швеции, где его высоко оценили. Но апофеозом и кульминацией работы с Екатериной Ильиничной стал купец-домостроевец Патап Чапурин в спектакле «В лесах и на горах» по роману Мельникова-Печерского. В этом эпическом спектакле — вся мощь таланта, масштаб личности, неуемный темперамент Екатерины Еланской. Спектакль-легенда шел три с лишним часа, и достать билеты на него было невозможно. Преступная небрежность в том, что этот спектакль не объездил весь мир — такого русского спектакля в России я не видел! До сих пор многие по нему горюют.

— Нет возможности его восстановить?

— Спектакль записан. Но стоит ли дважды входить в одну и ту же реку?

— Расскажите о «Старшем сыне»...

— Очень тяжелая работа.

— Но она же принесла вам успех за роль Сарафанова вы получили диплом «Золотого Витязя».

— Может, потому и принесла, что оказалась тяжелой. Над этой пьесой Александра Вампилова витает тень Леонова, и для меня главным было не допустить ни одного поворота головы или движения ухом, как у Евгения Павловича. Я — другой актер и другой человек пытался найти свой ответ на вопрос: «Какой он — Сарафанов?». И здесь мы во многом не сошлись с постановщиком спектакля Александром Коршуновым. У него было свое представление, и он меня активно в него тащил, а я стремительно оттуда выскакивал. Дошло до того, что партнеры разделились на два лагеря: одни верили Коршунову, другие считали, что прав Алексеев. С трудом нашли общий путь. Спасибо Александру Викторовичу, что вытерпел, а ведь мог освободить от роли и все. Тем более что есть в труппе хороший актер Вадим Борисов, который соответствовал требованиям Коршунова. Но режиссер дал мне сыграть Сарафанова, мы с Вадимом играем в очередь. Потом получал награды за этот спектакль.

— Вы в режиссуре себя не пробовали?

— Пробовал, в Тирасполе — там до сих пор идет мой спектакль «Кот в сапогах». Он пользуется невероятным успехом, много гастролирует, его называют «кормильцем».

В «Сфере» ставить спектакли не стремился — у меня было столько интересной актерской работы, да и рядом с Еланской, думаю, это невозможно. Могу и люблю поработать с актерами над какими-то нюансами ролей, но многим молодым не нравится, когда кто-то лезет в их кухню с советами.

Для вас есть такое понятие, как актерская психология?

— Актеры — нормальные люди, но с обостренным самолюбием, на него влияет профессия.

— Имеете в виду подневольное положение?

— Мы все время существуем в конкурентной ситуации и в условиях подневольности: пойдешь туда, куда пошлют, и будешь делать то, что скажут. Помните, как в сказке Шукшина «До третьих петухов»: «Ваня, плясать умеешь?» — «Умею, но не буду».

Но приказал Горыныч — и пошел плясать «по кругу, пристукивая лапоточками…». Актеры очень ранимы, неожиданно остро могут среагировать на обычные для других людей слова и поступки. Моя жена, инженер военно-промышленного комплекса, в годы, когда отрасль разваливалась, пришла работать к нам в костюмерный цех — нужно было кормить больных родителей и поддерживать сестру с детьми. Попав за кулисы, она сказала: «Дурдом». А потом поняла, что актеры — большие дети и к этому надо относиться спокойно.

Фотографии предоставлены театром «Сфера». Автор фото на анонсе Ю. Ласкорунская.