Формат гала продиктовал коронавирус: неполный зал, зрители в масках, всего одно отделение — два часа танцев без антракта. Чего не хватало мероприятию, так это оптимизма, всегда свойственного героине мемориального концерта.

Юбилеи великой балерины в ГАБТе, сцену которого она считала «лучшей на планете Земля», всегда отмечали ярко. Праздники перерастали в фестивальные программы с премьерами, спектаклями, исполненными в ее честь, выставками и фильмами. Наиболее грандиозным было чествование 80-летия. Тогда в Кремлевском дворце (легендарная сцена Большого переживала реконструкцию) собрались не только балетные звезды мира, но и бритоголовые шаолиньские монахи, дерзкие брейкеры, а также экзотический мастер фламенко. Зажигали «казаки» Ансамбля Александрова. После многолюдного и отчаянно радостного марафона Плисецкая тогда иронично заметила: «Чем не культ балетной личности?» 

Нынешний праздник на волне пандемии, думаю, удивил бы Майю (именно так все называли балерину) своей сумрачной атмосферой. В нем не было буйных красок «Дон Кихота» и радостного экстаза «Вальпургиевой ночи», а дуэты-рефлексии подавили массовые сцены. Не было и той энергии, которой дышал танец разрушительницы канонов и стереотипов, умевшей каждое появление на подмостках наполнять феерией страсти. Организаторы не обременили себя поисками новых решений, вечер выстроили по апробированным трафаретам.

Фрагменты ролей Майи Плисецкой представило нынешнее поколение Большого и Мариинского театров. В паузах между номерами звучали точно выбранные строки из автобиографии балерины «Я, Майя Плисецкая». Их читала Илзе Лиепа в шикарном черном платье с зеленым поясом — напоминание о знаменитом наряде, подаренном Майе Пьером Карденом. Читала с излишней патетикой, чуждой виновнице торжества, всегда стремившейся очистить свои образы от пафоса. На экране «танцевала» Майя — оживал пылкий московский стиль, свободный, с прыжками-полетами, широкими жестами, гордыми позами. Записи середины прошлого столетия передавали абсолютный пластический слух Майи, ее гипнотическое искусство, опередившее время. 

Начался вечер с есенинских строк: «Тих мой край после бурь, после гроз, / И душа моя — поле безбрежное — / Дышит запахом меда и роз». Первыми вышли на сцену ученики — с танцем «Ave Майя» на музыку Баха и Гуно. Резные веера, крепко сжимаемые детскими ладошками, чертили графические узоры, навевая воспоминания о хореографии Мориса Бежара. Он подарил одноименную миниатюру 80-летней Плисецкой, чьи гуттаперчевые руки-крылья играли японскими веерами: красный символизировал жизненные силы, белый — тишину смерти. Вечная смена света и тьмы. «Полюшко-поле» — второй детский номер — предварял уместный комментарий: «Меня определили в класс к Евгении Ивановне Долинской. Я произношу ее имя с душевным теплом. Она ставила для нас маленькие балеты и каждый раз занимала меня. Я танцевала в «Полюшко-поле». На мне был длинный расписной сарафан, рябоватый платочек клинышком, матерчатые сафьяновые сапожки». Оба номера поставила хореограф Ольга Насырова, их трогательно и старательно исполнили учащиеся Школы классического танца Геннадия и Ларисы Ледях. 

Большую классику из репертуара Майи представили тремя фрагментами. Мир академического балета она — «гений метаморфоз» — преображала, не ломая пластического текста, героинь наделяла своим темпераментом, волей, азартом, в рамках канона создавала свою эстетику. Гран-па из «Раймонды» в чистой и возвышенной трактовке Ольги Смирновой и Дениса Родькина напомнило о царственной героине Плисецкой и ее верных партнерах. 

Элегантной аристократической ведущей паре Большого вторил кордебалет, временами забывавший об акцентах и линиях. Адажио принцессы Авроры с четырьмя кавалерами из «Спящей красавицы» ангажировали с берегов Невы. Юная надежда Мариинки Мария Хорева, расширившая число своих поклонников благодаря участию в телепроекте «Большой балет», приятно удивила благородством манер и чистой техникой.

«Лебединое озеро» для Майи — балет особый: «В жизни моей он сыграл решающую роль. Я станцевала его более восьмисот раз. И танцевала тридцать лет по всему белому свету. Считаю, что «Лебединое» — пробный камень для всякой балерины. Все на ладони: два образа — «черный» и «белый», вся палитра красок и технических испытаний, искусство перевоплощения, драматизм финала. Этот балет требует выкладки всех душевных и физических сил. Каждый раз после спектакля чувствовала себя опустошенной, вывернутой наизнанку. Силы возвращались лишь на второй, третий день… Были спектакли удавшиеся, были с огрехами. Но моя манера, принципы, кое-какие танцевальные новшества привились, утвердились. «Плисецкий стиль», могу сказать, пошел по миру». Но его пока не подхватила солистка Большого Алена Ковалева — в ее черном лебеде не было коварства, величественно вскинутой головы, а также технической уверенности. Зато влюбленный и обманутый принц Зигфрид Артемия Белякова точно соответствовал дворцовому этикету. 

«Мелодию» Глюка — образец обаятельной лирики — Майя любила страстно, он появился в ее репертуаре рано. Эту миниатюру поставил ее дядя — легенда, лучший московский педагог Асаф Мессерер. В прочтении племянницы «Мелодию» нельзя было назвать бессюжетной: сюжетом у Майи всегда становился сам танец. Солисты Большого Мария Виноградова и Артем Овчаренко танцевали с живым чувством и уважением к первоисточнику. Их коллеги Екатерина Шипулина и Руслан Скворцов музыкально и нежно исполнили «Прелюдию», сочиненную Наталией Касаткиной и Владимиром Василёвым. 

В умных балетах Юрия Григоровича Майя танцевала с триумфальным успехом и удовольствием. Ее царице Мехмене Бану, мятежной и упрямой, пожертвовать красотой было страшнее, чем потерять богатство и могущество, и даже жизнь. Трагедию героини, ее страдания отлично передала Юлия Степанова в надежном партнерстве с Денисом Родькиным в адажио из балета «Легенда о любви». Изысканным сюрпризом в чинном правильном балетном вечере стала мировая премьера «Приношение Майе» в хореографии Алексея Ратманского. Родион Щедрин, посвящавший все свои балетные сочинения Майе Плисецкой, жене и музе, создал новую аранжировку знаменитой музыки Сен-Санса. Миниатюру Михаила Фокина «Умирающий лебедь» Майя впервые станцевала еще ученицей балетной школы; исполняла ее и в семьдесят лет. Уникальное творческое долголетие не вписывалось в привычные рамки балетного стажа и возраста. Более полувека ее гордая птица боролась за каждый вздох, не желая покориться неизбежности ухода. Драгоценная нить па-де-бурре, пение гибких рук, излом неправдоподобно длинной шеи. Дивные танцовщики и замечательные артисты Диана Вишнёва и Денис Савин наполнили «Приношение» лавиной скрытых чувств и глубокими смыслами — о пройденном пути, неотвратимости закона угасания жизни, о печали расставания. 

Лебедь и Кармен — два полюса творчества Майи. Вариации на тему «Кармен-сюиты» завершали гала. «Кармен я танцевала около трехсот пятидесяти раз по всему миру. В одном Большом — 132. Меня хвалила пресса. Меня ругала пресса. Но публика принимала спектакль с восторгом, упоением, радостью. Это ли не высшая награда за мое упрямство, веру, фанатизм, убежденность?». Советских чиновников во главе с Екатериной Фурцевой ввела в оторопь свободолюбивая цыганка, которая с достоинством королевы, с горделиво вскинутой головой заносчивой походкой, покачивая бедрами, шла на гибель. Для балерины «Кармен» — история личная: о пути к свободе через сиротское детство, расстрел отца, ссылку матери, невыездную молодость, боль за несыгранные роли, запреты на эксперименты. На вечере партию Кармен поочередно вели четыре прекрасные балерины: Ольга Смирнова и Екатерина Шипулина (Большой театр), Екатерина Кондаурова и Оксана Скорик (Мариинка). А с фотопроекций на боковых кулисах вглядывалась в достойные танцы молодых неповторимая и несравненная Майя. 

Накануне вечера памяти в Большом прошла презентация книги великой балерины «Я, Майя Плисецкая». И пусть никого не остановит тот факт, что хроника жизни — переиздание. Все пятнадцать предыдущих тиражей давно разошлись. Новой публикации бестселлера предшествуют исповедально искреннее предисловие Родиона Щедрина и неизвестные фото из личного семейного архива. Последние датированы концом 2014-го. Невозможно поверить, что до ухода из жизни Майе оставалось всего шесть месяцев. Ей судьба не отпустила старости, подчинившись ее праву быть не такой, как все. Шикарной женщиной гордой породы с библейской красотой: миндалевидными глазами, копной каштановых волос с огненным отливом и лебединой шеей. Гениальной «балериной-стихией» с царственной выправкой и бескомпромиссным бунтарским танцем, не знающим границ и пределов.