На следующий день после премьеры «Реквиема» двери для гостей открыла новая Академия танца Бориса Эйфмана, уже звенящая голосами первых учеников. По окончании экскурсии Борис Яковлевич ответил на вопросы «Культуры».

культура: Довольны тем, как прошла премьера?
Эйфман: Доволен, что она прошла. Было немало проблем, организационных и творческих. Очень волновался: показывать спектакль не под фонограмму, а с живым оркестром — для нас редкое событие. Иные ощущения, во многом непредсказуемые. Дирижерская интонация вызывает у танцовщиков особую реакцию. Для меня «Реквием» важный спектакль, и я рад, что сделал его.

культура: В зале Вы сидели рядом с президентом. Какими словами он Вас порадовал?
Эйфман: Я не могу передавать его слова, это неэтично. Президент, как мне показалось, получил новые представления о современном балете, его поразило, что глобальные и трагические темы балету доступны. Такими возможностями он был даже удивлен и, надеюсь, приятно. Спектакль он воспринял эмоционально. Блокадникам тоже понравилось, меня это радует. Знаете, все ждали привычного: юбилей — значит праздник. А у нас получился праздник со слезами на глазах. 

культура: Я говорила со зрителями — теми, кто пережил блокаду детьми. Этот «блок ада» они вспоминают очень конкретно, через детали, но обобщенные образы спектакля поняли и приняли.
Эйфман: Для них блокада — личная история. Для моего поколения это судьба родителей. А для молодых — история неведомая, к сожалению. Как завоевание Казани Иваном Грозным. Я не пережил блокаду, могу апеллировать только к воспоминаниям очевидцев, документам, кинохронике. Мое воображение тоже отталкивается от деталей, но все равно это воображение хореографа. Не задумываюсь о том, как показать голод, а показываю состояние человека, голод испытывающего. Я не следовал конкретно за героями «Реквиема» Ахматовой, просто хотелось передать их трагедию и страдания самой Анны Андреевны, стоящей у «Крестов» в надежде узнать о сыне.

культура: В поэме много автобиографичного, как и в музыке Шостаковича, который говорил, что его Квартет мог бы быть посвящен «памяти автора»…
Эйфман: И общее в них — боль, та боль, которая формирует генетическую память. У Ахматовой она выражена в поэзии, у Шостаковича — в музыке, у меня — в движении.

культура: Что за необходимость толкнула Вас — жителя музыкального Петербурга — обратиться к московскому оркестру и московским певцам? Неужели популярность Владимира Спивакова сыграла роль?
Эйфман: Мы уже танцевали однажды «Реквием» Моцарта в Доме музыки с Владимиром Спиваковым. Этот концертный вариант хотелось повторить в театре, с декорациями, со светом. Когда решил сделать вечер «Реквием» и поставить первый акт на музыку «Камерной симфонии» Шостаковича, то выбрал интерпретацию Спивакова. Из всех вариантов, что я слышал, в том числе и в исполнении Баршая, она меня наиболее вдохновила. Понимаете, Спиваков — скрипач, а это все-таки струнное произведение, где многое зависит от интонации смычков. 

Честно скажу, история с юбилеем блокады и возможность представить премьеру в Александринском театре появились позже. Владимир Спиваков сам нашел средства, чтобы привезти свой оркестр и хор, за что я ему очень благодарен. 

культура: Ваша идея о создании Академии танца Бориса Эйфмана, поначалу казавшаяся нереальной, воплотилась. А строится ли Дворец танца для вашего по-прежнему бездомного театра?
Эйфман: Мы, что называется, стоим в проекте. С нами работают, надеюсь, Дворец будет. Но это ведь не театральное здание для труппы Эйфмана. Это театральный дворец для государства, для города, для людей. Мы приходим и уходим, а театры остаются. Задумано многое: программы для молодых хореографов и для представления разных стилей российского и мирового балета, для тех, кто просто любит танцевать (сегодня многие стремятся не в фитнес-клубы, а в танцзалы), для молодежи. Пусть каждый выбирает по вкусу — степ, брейк, вальс или даже пасодобль. 

Идея школы тоже родилась не из амбиций. Моему театру почти 37 лет, и с каждым годом все сложнее и сложнее получать профессиональных артистов, способных танцевать современную хореографию. 

культура: Ваша Академия впечатляет. В следующий раз поговорим об этом подробнее. Разрешите только один вопрос: Ваше детище — вызов Вагановской академии?
Эйфман: Что вы! Я многим ей обязан, в молодости десять лет был штатным хореографом Вагановского училища. Мы не конкурирующая, а параллельная школа, где будет делаться акцент на разнообразные техники танца. Но цель у нас общая — растить хороших артистов. Не хотим повторять Вагановскую академию — бессмысленно. Ей 275 лет, нам — 5 месяцев. Не надо антагонизма и борьбы. Противостояния мы не перенесем.