Александр МАТУСЕВИЧ

29.10.2018

В московской «Новой опере» имени Евгения Колобова появилась одна из самых популярных опер мирового репертуара — ​«Мадам Баттерфляй» Джакомо Пуччини.

Когда-то Евгений Колобов сетовал на то, что в большинстве оперных театров мира идет одно и то же, и их основной репертуарный список весьма скуден. «Сколько можно ставить «Тоску»?!» — ​восклицал он в сердцах и начинал строить свой театр с эксклюзива — ​что в Свердловске, что в Ленинграде, что в московском «Стасике». «Новая опера» потому и новая, что, верная колобовским заветам, любит нехоженые тропы — ​«Мария Стюарт» и «Двое Фоскари», «Валли» и «Гамлет», «Каприччио» и «Саломея» и многое-многое другое было и остается по-настоящему эксклюзивным для российского музыкального театра.

Однако живой оперный дом не может быть только обителью раритетов. Уже при Евгении Владимировиче, пусть и в оригинальных редакциях и трактовках, но «вечнозеленые» хиты прописывались на сцене в Каретном — ​«Онегин» и «Травиата», «Риголетто» и «Паяцы». Через несколько лет после ухода мастера руки дошли и до одного из самых исполняемых в мире композиторов: сначала появился комический «Джанни Скикки», потом третья по счету в столице «Богема», а в прошлом году и приснопамятная «Тоска», правда, пока лишь в концертной версии.

«Мадам Баттерфляй» в новом столетии в столицу приходит уже в четвертый раз: до того были и рафинированная версия Роберта Уилсона в Большом, и искренняя и трогательная работа Людмилы Налетовой в «Стасике», и, наконец, возобновление исторического спектакля Наталии Сац в театре ее имени (работа Георгия Исаакяна). Попытать счастья с этим опусом «Новая опера» доверила молодому режиссеру Денису Азарову. Юность амбициозна, так что желание сделать все по-своему, не так, как у других, не повториться ни в коем случае ни в чем, понятна. Впрочем, страстным желанием оригинальности пылают и куда более маститые постановщики. Когда-то это дает замечательные плоды, в иных случаях — ​вызывает лишь недоумение.

У Азарова вышло пятьдесят на пятьдесят. Японская драма у него разворачивается не на Луне и не на развалинах античного Рима, что уже здорово. Этнографический колорит заявлен в костюмах Чио-Чио-сан (в первом акте) и ее многочисленных родственников (художник по костюмам Павел Каплевич), а современная японская массовая культура врывается в виде радужной свиты принца Ямадори и в образе американки Кэт, «настоящей» жены ветреного Пинкертона. Здесь узнаваема стилистика аниме. Азаров вроде бы внимателен к музыке Пуччини, слушает и не перечит. В то же время к тексту либреттистов Джакозы и Иллики особого пиетета он не испытывает. Зато в спектакле гипертрофированно прочерчена линия вестернизации: обилие американских флагов, рекламная надпись «Joy» во всю стену жилища и как венец — ​сама Баттерфляй в спортивном костюме и в белом парике под голливудский стандарт.

На все три акта художник Алексей Трегубов предлагает зрителю унылый бетонный ангар (привет от законопаченных миров Дмитрия Чернякова), в котором тускло мерцают люминисцентные лампы, а Баттерфляй мечется вокруг макета американского домика-мечты, обитого сайдингом. На уровне идеи такой видеоряд считывается однозначно, и его метафоричность легко оценить, но с точки зрения театральности решение абсолютно проигрышное. Картинка навевает зубодробительную скуку сразу, как входишь в зал (по моде нынешнего века занавесом сценическое пространство не отделено), — ​и она не рассеивается, несмотря на звездно-полосатые хоругви и аниме-оживляж. Пожалуй, сценография в итоге — ​самое слабое место новой работы театра на Каретном, хотя видеоконтент (кинохроника послевоенной Японии или разлетающиеся в финале бабочки-тени) и световая партитура Сергея Скорнецкого пытаются скрасить и разнообразить маловыразительную картинку.

Самое сильное — ​музыкальное решение. Оркестр театра под водительством главного дирижера Яна Латама-Кёнига звучит зашкаливающе экспрессивно, с оголенным нервом, но при этом ни разу не заглушая певцов, добиваясь в плотной пуччиниевской партитуре и яркости, и прозрачности одновременно. Божественно поет женский хор (хормейстер Юлия Сенюкова): тончайшие пианиссимо мерно струящихся голосов словно говорят о самом главном в опере — ​о красоте музыки. Квартет протагонистов оказывается на высоте — ​«Новая опера» вновь выставляет сильный состав, подтверждая реноме театра, в котором к пению относятся не по остаточному принципу. Лишь Илья Кузьмин (Шарплес) поет в благородно-сдержанной манере, округлым культурным звуком настаивая на интеллигентности и умеренности своего персонажа. Трое других пленяют по-настоящему веристской экспрессией. Мощные и яркие голоса Светланы Касьян (Чио-Чио-сан) и Хачатура Бадаляна (Пинкертон) смело пронзают оркестровые толщи и поражают стабильностью и уверенностью звучания верхов. Анастасия Бибичева (Сузуки) прекрасно держит ансамбль, мягким звуком оттеняя экспрессию главной героини и лишь иногда позволяя всполохам подспудно тлеющего драматизма вырываться наружу.

Фото на анонсе: Д. Кочетков/novayaopera.ru