05.10.2016
Здание на Сухаревской площади, в шаговой доступности от одноименной станции метро, оказалось долгостроем. Постановление о его возведении, принятое еще в прошлом веке, почти 20 лет назад, и приуроченное к 10-й годовщине «Табакерки», отправили под сукно. Работы начались только в 2005-м, прерывались значительными паузами и вот — завершились.
Хайтековский дворец с фасадом из стеклянных полукружий и яркими афишами привлекает внимание. Современный и многоуровневый театральный дом нашел место на пересечении Садового кольца и улицы Гиляровского. Зал-трансформер вмещает около 400 человек. Цифра приблизительная, поскольку пространство варьируется с помощью подъемно-опускных площадок. Первые ряды партера одним нажатием кнопки могут подняться и превратиться в авансцену, а подмостки наберут дополнительную пятиметровую глубину. И, наоборот, если ряды опустить, то зрительских мест окажется на сто больше. Сцена удобная, почти квадратная по площади планшета. Барабанный круг, плунжеры, люки — все создает условия для молниеносной смены декораций и возможности для самых затейливых художественных приемов. Добавим комплекс видеооборудования с прожекторами и софитами по последнему слову техники, обеспечивающий невероятные световые эффекты. Электронная система виртуальной акустики погружает в поток музыкальных и речевых мелодий, причем тембр интонационной партитуры не искажается. Все чудеса инженерной мысли работают в бесшумном режиме. Специалисты утверждают, что подобных технологических диковинок нет ни в одном российском драматическом театре.
Кресла для публики — разноцветные, трех пастельных оттенков — комфортны, расстояние между рядами почтительное: можно не вскакивать, пропуская припозднившегося зрителя. В фойе — подсветка в виде разбегающихся в разные стороны цветных лучей, чей мерцающий блеск визуально расширяет небольшие площади. В гардеробе — вежливые юноши в приталенных серых жилетках, красных бабочках и белых перчатках. Несколько буфетов с ароматным кофе и вкусными пирожными приятно удивляют весьма демократичными ценами.
Закулисье тоже завораживает. 23 просторные гримерные и два репетиционных зала: большой и малый. Первый — с подвесным полом, поглощающим звуки (не только громкую речь, но и вибрацию от шагов), расположен над зрительскими рядами и повторяет размеры сцены. Актерам знаком стресс перехода из репзала на площадку, и «на Сухаревке» его последствия сведены к минимуму. В большом репзале обещают играть и для публики. «Подвал» на Чаплыгина сохранится для камерных постановок театра и показа ученических работ табаковского колледжа.
Новейшую историю «Сцены на Сухаревской» решили начать с «Матросской Тишины». У пьесы Александра Галича непростое прошлое. Она написана в конце 1950-х специально для юного «Современника». Спектакль Олега Ефремова, где главные роли исполняли Евгений Евстигнеев и Игорь Кваша, сыграли только однажды, после чего — запретили. Олег Табаков обратился к Галичу спустя три десятилетия — сначала в Школе-студии МХАТ со студентами, потом в «Табакерке». И «Матросская Тишина» обрела счастливую судьбу, шла с переаншлагами без малого десять лет.
В возобновленном спектакле-легенде не изменили ни текста, ни мизансцен, ни декораций. Ступать в одну и ту же реку дважды — рискованно, и испытание временем без потерь прошла только сценография Александра Боровского. Где бы ни находились герои, они заперты в каморках, над ними цветы, раскрытые нотные листы и пюпитры, за которыми нет оркестрантов, — понятно, что они заблудились во времени.
Сочиненный Галичем сюжет странным образом утратил свою пронзительность, звучит долго и монотонно. Сам спектакль кажется значительно проще и наивнее, чем прежде, и смахивает на сентиментальную историю: одинокий отец Абрам Шварц одержим идеей воспитать из сына Додика великого скрипача. Айсберги смыслов улетучились, осталась родительская любовь — мучительная и порой нелепая, но чистая и бескорыстная. Три главные сцены — маленький украинский городок Тульчин 1929 года, Москва 1937-го и санитарный поезд с ранеными 1944-го — раньше рождали ассоциации исторического масштаба. Тема еврейских погромов проступала сквозь чеховский мотив: в Москву, в Москву, заодно с желанием увидеть небо в алмазах. В стране, наглухо отгороженной железным занавесом, страсть старшего Шварца к открыткам с изображениями неведомых городов отдавала болью страшной несправедливости. Матросская Тишина звучала не только названием столичной улицы, но напоминанием об исправительной колонии и тюрьме. Слезы студента, у которого только что арестовали отца, соседствовали с жизнеутверждающими виршами начинающей поэтессы и повальным романтическим желанием ехать на Дальний Восток, чтобы строить новую счастливую жизнь. Фрагмент физкультпарада воскрешал в памяти все демонстрации и массовые праздники, крошечные монологи умирающих солдат наполнялись истинным патриотическим пафосом. Все это в новом варианте не складывается в портрет воспаленной и противоречивой эпохи.
И главное, в «Тишине» нет Владимира Машкова, создавшего в двадцать с небольшим свою лучшую роль в «Табакерке» — хитрого кладовщика Шварца. Сыновья Абрама менялись, а Машков играл его без дублера, все 200 спектаклей, и отказался повторить роль сейчас, когда летами уже догнал самого героя и в сложном возрастном гриме перестал нуждаться. Машкова сменил актер Федор Лавров, приглашенный из МХТ имени Чехова. У него герой иной — старый еврей с задатками алкоголика, одновременно простоватый и себе на уме, настырный и стесняющийся. Тех, кто не видел Машкова, актер увлечет искренностью и мастерством.
В роли Давида — обладатель обескураживающей улыбки Павел Табаков. Пожалеть Додика и разделить его вину перед отцом мешает то, что мы не успеваем его полюбить. Наоборот, поступки юноши вызывают активное неприятие. Отец, никогда не покидавший своего городка, приезжает в Москву, и сын практически выгоняет его из консерваторского общежития. В дуэте Машков — Миронов или Машков — Марин боролись страдания двух характеров. Современный Додик — прямолинеен, стесняется провинциального родителя (в чем по-своему прав, конечно), предлагающего всем чернослив из бумажного пакета и тарахтящего без умолку. Чистая тема сыновнего предательства. Настоящая любовь к отцу приходит позже, когда тот, погибший, навещает раненого Додика то ли в бреду, то ли во сне. Тут — кульминация спектакля. Абрам — так просто — рассказывает о своей смерти, о русской Маше, которая предпочла разделить участь с мужем-евреем спасению с братом-полицаем, о том, как сам он ударил предателя маленькой скрипкой сына — единственной семейной реликвией…
Восстанавливал спектакль «один из Додиков», Александр Марин — режиссер с явным педагогическим даром, что немаловажно: на сцене в основном выпускники театрального колледжа Олега Табакова. Получилась честная дипломная работа с грамотным существованием актеров, возведенная новой площадкой в ранг события. Заметна роль поэтессы Людки, идейной и нелепой, в исполнении Юлианы Гребе. В последней сцене она неузнаваема: молох войны и смиренная любовь к Додику лишили ее, сестру милосердия, инфантильности, в каждой фразе и каждом жесте — напряжение и нездешний свет.
«Матросская Тишина» — ностальгия театра по тем временам, когда все были молоды и счастливы и подвал-шалаш казался раем. Спектакль — память о блаженстве. Скоро репертуар «Сцены на Сухаревской» пополнится, сюда переедут некоторые «подвальные» постановки (среди них «Волки и овцы», «Дьявол», «Чайка»), а к 30-летнему юбилею «Табакерки», выпадающему на первый день весны 2017 года, появятся и премьеры.