Режиссер Игорь Яцко: «Работать с классикой — все равно что нырять в бездонный колодец»
20.02.2020
Художественный руководитель творческой лаборатории «Школы драматического искусства» рассказал «Культуре» о природе театра, актерском ремесле и диалоге с временем.
культура: «Школе драматического искусства» исполнилось тридцать три года. Можете ли вспомнить, чем запомнился год создания театра?
Яцко: Я тогда еще в нем не работал, но этот год для меня важный: участвовал во Всероссийском конкурсе чтецов, читал «Метель» Пушкина. У нас в Саратове был большой конкурс среди всех училищ, филармоний, победили трое, и все из нашего Театра юного зрителя. В Москву решили отправить всех троих, и двое из нас стали лауреатами. Заключительный концерт, в котором я участвовал, был 10 февраля 1987 года, а театр возник 24 февраля, так что для меня этот февраль связан с надеждами, с переездом, с раскрытием горизонтов жизни. Я это хорошо помню. Стоял у памятника Пушкину, смотрел и был наполнен чувством.
культура: В день рождения ШДИ вы даете «Пушкинский утренник» — это ведь тот спектакль, который ставил основатель театра Анатолий Васильев?
Яцко: Да, это его спектакль, который был сделан еще на 200-летие Пушкина в 1999 году как эскиз. Мы серьезно относимся к происхождению театра, к тому, что основой его является школа Анатолия Васильева, поэтому возникла такая идея — к 33-летию нашего театра восстановить «Пушкинский утренник». Этот спектакль откроет Фестиваль лабораторий, который мы проводим ежегодно. Режиссеры показывают свои задумки или читки, актеры могут попробовать себя в режиссуре, показать свои самостоятельные работы. Все это дает импульс на следующий сезон.
культура: За последние два года несколько московских театров остались без своих художественных руководителей. Режиссеры старшего поколения уходят, и вместе с ними и тот театр, который они создавали. Анатолий Васильев, слава Богу, жив, и сейчас в Петербурге идет фестиваль его спектаклей. Но когда в 2006 году его уволили, ситуация у вас была похожая — театр остался без худрука. Как двигаться дальше — консервировать то, что было сделано, или искать новые пути?
Яцко: Я все время напоминаю своим студентам, что у театра есть два качества. Первое — это знаменитое «здесь и сейчас». Нет другого искусства, которое так привязано к моменту настоящего времени. Камера не передает спектакль, она может зафиксировать какие-то мизансцены, но атмосфера, дух, тот момент, в котором ты находился, — все это не передается. Другое ужасное качество театра — его ансамблевость. Работу делает коллектив актеров-единомышленников, если кто-то выпадает, надо иметь мужество и силы, чтобы эти дыры латать.
Поэтому консервация, как мне кажется, невозможна, только неустанный труд в определенном направлении. Созданное должно развиваться. Знание есть припоминание, и мы всегда вспоминаем то, что знали, и с восторгом открываем для себя: мы же это знали, мы это слышали, но забыли! Поэтому возвращение к основам, к традициям, к сущности — это залог движения вперед.
Мне нравится образ дерева — у него есть корень, из которого все произрастает, есть ствол и есть разнообразие ветвистой кроны. Я за разнообразие в театре, но, мне кажется, связь должна оставаться. Гамлет говорит: «Порвалась связь времен», и это ужасно.
культура: Что вам помогло пережить кризис, связанный с уходом Васильева в 2006 году?
Яцко: Во-первых, этот кризис надвигался на театр несколько лет. Васильев нас оберегал, он все время обращал внимание актеров на то, что мы должны заниматься творчеством, репетициями и спектаклями, а сам отважно бился за принципы ШДИ. Серьезные творческие прорывы произошли именно в это время, в начале 2000-х годов. Выходили спектакли, были очень значимые гастроли — в Париж, Авиньон, Амстердам. Потом театр стал репертуарным, и надо было играть спектакли, поддерживать их на высоком уровне, насколько это возможно было делать без режиссера, и в то же время решать задачи каждого дня. Был создан большой режиссерский совет, куда вошли представители всех лабораторий, потому что лабораторий было много тогда в театре, и мы просиживали ночами, разрабатывая стратегию и тактику театральной жизни, старались найти какое-то равновесие, чтобы в театре обновлялся репертуар и в то же время продолжалась деятельность лабораторий и школ. И вот так, день за днем, в ежедневной работе это продолжалось.
культура: А вы лично в чем находите опору в кризисных ситуациях?
Яцко: Надеюсь на судьбу. Лично для меня кризисным был 87-й год, когда я жил в Саратове, работал в хорошем театре, получил хорошую школу у прекрасных педагогов, передо мной открывалась творческая дорога, но я хотел расти, раскрываться, искать что-то другое. Я попробовал себя в режиссуре, но понял, что у меня нет инструментов, чтобы осуществить свою мечту, а без мечты жить не могу. И в тот момент узнал, что Анатолий Васильев набирает курс. У него был какой-то другой взгляд на театр, который я сердцем чувствовал, но представить себе не мог. И для меня открылась перспектива, я понял, что мне надо поступить к нему учиться. Поступить было трудно, большой конкурс, но мне повезло, и началось обучение, которое в корне поменяло мой жизненный опыт. Васильев пригласил меня работать в театр в 1990 году, и на какое-то время я стал самым молодым актером труппы, уже легендарной, оказался в спектакле «Сегодня мы импровизируем». А потом уже я стал педагогом, затем режиссером. Все развивалось одно за другим, и когда мне пришлось стать сначала председателем режиссерского совета, а потом главным режиссером театра, хотя эта должность для меня трудная, потому что она не только творческая, но и административная, я четко понимал, что не могу сказать «нет», я должен сказать «да», и пусть мне будет трудно, невыносимо, невозможно тяжело, все равно я должен это делать.
культура: Вы говорили о своем последнем спектакле «Опасные связи», что вашей целью было создать диалог эпох. Возможен ли такой диалог с нынешним временем?
Яцко: В театре — да. Если ты видишь возможность такого диалога, найдутся и средства его воссоздать. В 1988 году вышел фильм «Опасные связи» со звездным составом — Джон Малкович, Гленн Клоуз, Мишель Пфайффер. Этот фильм поразил меня. И когда мы играли «Мертвые души», я о нем вспомнил, подумал: неплохо было бы сделать такой спектакль. Мы играем сцену с Коробочкой в «Мертвых душах» с Ольгой Баландиной, и я для этой сцены нашел эротические мотивы, которые, как мне кажется, и у Гоголя существуют. В моем разборе Коробочка — ведьма, на этом построена вся сцена. И в связи с этим я вспомнил «Опасные связи», всю эту скользкую тему. Я читал много книг о галантном веке, о том, что предшествовало Французской революции — сильнейшее расслоение верха и низа, которое мы и в нашей жизни начинаем ощущать. В моем детстве и юности такого разрыва не было, наоборот, деньги все считали презренной материей. Потом время стало меняться, сначала была капиталистическая анархия, бандитская, потом стало устаканиваться — и мы вдруг оказались в другом мире, где расслоение становится все сильнее. Этот мотив я услышал в романе «Опасные связи», который стал бестселлером на многие века.
культура: Как ваша следующая премьера, «Разбитый кувшин» Генриха фон Клейста, соотносится с нашим временем?
Яцко: Пьеса Клейста совершенно восхитительная, очень актуальная сейчас. О суде и судьях. Меня беспокоит больше всего, как соединить народный дух, высокую тему суда и виртуозное слово.
культура: Вы ставите только классику. Это принципиальная позиция?
Яцко: Да, мне нравится работать с классикой. Это все равно что нырять в бездонный колодец. Мы проходили это в работе у Васильева: он брал какие-то классные, сложные, труднодоступные тексты и предлагал нам погрузиться в них полностью, сделать эпоху своей, представить себе, как бы ты мог там жить. Практически это работа с вертикальной линией. Потом ты находишь, как это может быть актуально сегодня, то есть как это соотносится с горизонталью. В этом перекрестье нужно ставить спектакль. Когда беру классику, я стремлюсь к тому, чтобы текст был больше, чем я сам. Доминанта для меня — текст, поэтому он должен быть хорош, глубок, и я должен понимать, как он устроен, чтобы перенести его на сцену. Есть и другой режиссерский подход — «я сам». Я художник, центр Вселенной, и если беру классику, то показываю ее такой, какой вижу.
культура: Второй путь не ваш.
Яцко: Я о нем знаю, часто его наблюдаю, но стремлюсь использовать первый прием. Но это не значит, что мне неинтересна современная драматургия. Или современное слово, или современные решения. Но пока не нахожу для себя игровой дистанции для этого. Социальный театр, политический театр, который сейчас является модным, оставляет меня равнодушным, а я как режиссер выбираю только то, что мне действительно хочется делать.
культура: Какое время кажется вам наиболее подходящим для вас?
Яцко: Мое воображение питает радостью и восторгом Античность, золотой век Афин, великие греческие драматурги Софокл, Эсхил и Еврипид, это «Илиада» и «Одиссея» Гомера. Недавно прочитал книгу, о которой слышал давно, это «История западной философии» Бертрана Рассела. Я читал ее в метро, потому что там есть время и никто не отвлекает. Та философия, которая представлена там как античная, наполняет меня светом, радостью, поскольку это колыбель человечества, я чувствую свободу мысли, независимость, дерзость, и мне все там понятно. В Средние века возникает другая философия, связанная с догмой, и мысль уже не может быть свободной, становится тесно, душно. А потом начинается Новое время, и там царит невероятный хаос. Возникают разные теории, неважно, верные они или нет, ведут к поиску истины или нет, самое главное, чтобы они были ярко заявлены. И самое удивительное, что они осуществлялись на практике. Книга написана в 1943 году, вышла она в 1945-м. Понятно, какие катастрофы происходили вокруг. Там есть и предупреждение на будущее. Древние при всей своей свободе боялись оскорбить Вселенную, в них была скромность. С наступлением эпохи машин человек почувствовал себя богом. Ему бы поскромнее себя вести, а он раздулся. И вот отсутствие скромности становится страшной инфекцией для человечества и может привести к невиданным катастрофам.
культура: Есть ли лекарство?
Яцко: Жизнь, движение вперед, вера, духовные ценности, путь познания. Познай самого себя.
культура: Вы не устали от театра?
Яцко: Нет, от театра нельзя устать. Заниматься театром намного интереснее, чем смотреть его как зритель. Моя жизнь состоит из четырех частей. Первое — это актерская работа. Я играю в двенадцати спектаклях разных театров, в некоторых из них у меня главная роль. На сцене я отдыхаю. Это для меня наслаждение, я чувствую себя совершенно свободно и не устаю, а, напротив, восстанавливаю силы. Второе — преподавательская работа. От нее я тоже получаю удовольствие. В дороге, в метро, я читаю. Правда, иногда я не успеваю пообедать, но это ничего, я плотно завтракаю. Еще одна часть жизни — режиссерская работа. Это трудно, отнимает много сил, но дает возможность роста. И четвертое — жизнь. Вот сегодня исполнился год моей внучке.
культура: Поздравляю вас.
Яцко: Спасибо.
культура: Вы хотите, чтобы она занималась театром, когда вырастет?
Яцко: Я хочу, чтобы она была счастливой. А найдет она свое счастье в театре или за его пределами, не так уж и важно.