Виктор ИЛЬИН

09.03.2017

В феврале на очередном собрании Российской академии художеств ее президентом вновь был избран народный художник CCCР и РФ, посол доброй воли ЮНЕСКО Зураб Константинович Церетели. «Культура» побеседовала с признанным мэтром в Галерее искусств на Пречистенке, 19.

культура: Поздравляем Вас с переизбранием на высший пост в академии. Вы занимаете его с 1997-го, так что этот год, можно сказать, юбилейный.
Церетели: Главный юбилей — другой. В 2017-м самой РАХ исполняется 260 лет. И семьдесят лет восстановлению Академии художеств в Советском Союзе. Это произошло в 1947 году. Страна еще не оправилась от войны. Но уже понимали: людям нужно искусство. И художников необходимо растить. 

культура: То есть художественное образование было главной миссией академии? 
Церетели: Это было основной задачей, да. Тогда объединили два крыла русской художественной школы. Москва и Ленинград, Суриковский и Репинский институты, лицеи при них. Академия собрала лучшие силы, чтобы и соревновались, и сотрудничали. Создала творческие мастерские — как аспирантуру для выпускников. Готовили по всем художественным профессиям. И творческим, и исполнительским. Был свой базовый научный центр, Институт теории и истории изобразительных искусств. Он и фундаментальными исследованиями занимался, и методиками преподавания. Выпускал учебники, пособия по всему спектру: рисунок, живопись, перспектива, анатомия... Сейчас все говорят о непрерывном образовании, а добились мы этого уже тогда. Нигде в мире такой выстроенной системы нет. Американцы и китайцы только пытаются ее внедрить. А мы можем лишиться.

культура: Насколько серьезна такая угроза, откуда она исходит?
Церетели: Недавно РАХ в числе других государственных отраслевых академий реформировали. Разделили собственно академию и ее художественные институты. Это я считаю очень большой ошибкой. Надо восстанавливать единое образовательное и творческое пространство. Оно формировалось со времен Петра Великого. Иначе некому станет воплощать большие, масштабные проекты. Очень рад, что Министерство культуры понимает, во многом идет навстречу. А пока справляемся собственными силами, кто как может. Сам я создаю в Москве институт исполнительского искусства. Там несколько мастерских, они будут оснащены современным оборудованием, какого в России никогда не было. 

культура: Но, видимо, это не решение проблемы?
Церетели: Конечно, не решение! Сама суть проблемы в другом. Академии нужно вернуть роль мозгового центра, чтобы координировала художественную жизнь. Она и творческие союзы может объединить. Им поодиночке ни сил, ни веса не хватает говорить даже с местными властями. А кто всегда был главным заказчиком настоящего, большого искусства? Государство! Всем известно: есть ценности салонные, есть галерейные, а есть музейные. У академии авторитет очень высокий. Если она рекомендует произведение для музейной коллекции, средства в городской казне гораздо проще найти. Поверьте мне. И планка для художника поднимается. Одно дело — писать, чтобы на улице продавать, а другое — чтобы работу потомки увидели. 

культура: Итак, внутренних проблем хватает. А как обстоит дело с международными связями? Предыдущий, 250-летний юбилей, внесли в летопись памятных дат ЮНЕСКО. Волны «санкций» культурного обмена не коснулись? Удается ли сохранить добрые отношения с зарубежными коллегами?
Церетели: Я считаю, у нас очень прочные позиции. Иностранными академиками стали выдающиеся люди искусства: Пьер Карден, Кисё Курокава, многие другие. Мы не одно международное соглашение подписали. Наши академики ездят по всему миру с мастер-классами, лекциями. Институты активно сотрудничают с зарубежными. 

Конечно, сейчас непростой момент, но времена не выбирают, как известно. На моей памяти бывали и посложнее. С 70-х годов я главный художник МИД СССР. А что это была за эпоха? То «холодная война», то разрядка, то замораживание, то потепление... Но где бы ни работал, от Токио до Рио-де-Жанейро, убеждался: искусство позволяет найти общий язык с самыми разными людьми. Оно само и есть общий язык, потому и соединяет народы.

культура: Однако язык искусства меняется...
Церетели: Мир меняется — меняется искусство. Новые цели, задачи встают. Но фундамент остается — знание классики и основ мастерства. Отсюда сила нашей академической школы. Она тоже, конечно, переживает кризисы, как всякий живой организм, но доказывает свою жизнеспособность. Много веков уже.

культура: Чувствуете ли Вы приближение иного понимания искусства, идущего на смену постмодернистскому равнодушию?
Церетели: Для меня в каждой эпохе, в каждом стиле смыслы есть. Критики, комментаторы, идеологи по-своему толкуют разные направления. А истинный художник одной только формой жить не может. Смысл всегда имеется. Если зрителю говорят, что не нужно его искать, не верьте. Ищите! Смысл не может быть новым или старым. Он всегда восходит к вечным ценностям. 

культура: Это и есть для Вас критерий искусства? Отличие творчества от имитации?
Церетели: Ну да, в конечном счете — да. Хотя в жизни все очень сложно. Появляются течения, которые свои догмы навязывают по-диктаторски. Если художник подчинится им и разучится беседовать с вечностью, то погибнет как творец. Пришел новый век, придет и новое понимание искусства. Революционные технологии появились, столько возможностей искать новые формы... Используйте их, обращаясь к Творцу!

культура: Всеобщее нивелирование — еще один «ускакавший» конек постмодернизма. Вам доводилось общаться с художниками, определившими облик ХХ века. Существуют ли критерии, позволяющие восстановить масштаб, иерархию культурных ценностей, их творцов?
Церетели: Мне в жизни действительно очень повезло. Воочию видел Пикассо, Шагала, Сикейроса. Главное, что вынес я из общения с ними: надо быть внутренне свободным. Выражать видение мира в любых доступных формах. Отсюда — личный почерк, неповторимость мастера. У меня был по-настоящему великий учитель — Василий Шухаев. Потрясающий рисовальщик, очень тонкий живописец. Он много рассуждал о понимании искусства, беседовал с нами, к чему стремиться. И всегда повторял: «Искусство — для искусства». В эпоху, когда радио кричало: «Искусство — для народа», это звучало вызовом. И особенно запомнилось.

Вот это «искусство для искусства» я нашел у титанов XX столетия — старших моих современников. Творчество каждого из них — целое направление. Неповторимое, очень мощное. Конечно, достигают подобного единицы. Но мечтать, стремиться, много трудиться, не сдаваться — это все в призвании художника. И сегодня появляются замечательные мастера мирового уровня. Их авторитет не подвергается сомнению. Никуда не делась иерархия культурных ценностей. Взять Аниша Капура. Какое яркое индивидуальное отношение к форме, к предмету, к смыслам! А потрясающие пространства Захи Хадид! Познакомившись с ней в ЮНЕСКО, я пригласил ее приехать к нам, в Российскую академию художеств. Увы, ее не стало. Безмерно сожалеем о столь ранней кончине...

Просто хочу сказать: любите искусство, открывайте новые имена. Сейчас много молодых талантливых художников. И кого-то потомки назовут, наверное, великим...

культура: Хочется на это надеяться. Но многое зависит от духа времени. Европа признала крах мультикультурализма. Придет ли на смену ему некий синтез? Наблюдаете ли Вы сплав западной и восточной культур?
Церетели: Всегда, в любую эпоху диалог культур существовал. Несмотря на войны и бедствия. Вся история мирового и отечественного искусства — сплав западной и восточной культур. Вспомните знаменитый «Шелковый путь» — сколько знаний, влияний шло с Востока на Запад. Сколько учений, умений сложилось, художественных образов. У России уникальная культура — многонациональная, многоконфессиональная, и притом единая. 

В 2015 году праздновали 70-летие создания ЮНЕСКО, и РАХ провела большой форум. Он назывался «Мировая культура как ресурс устойчивого развития». Открывала его генеральный директор ЮНЕСКО Ирина Бокова. Прошла конференция, посвященная диалогу, сближению культур и народов. Съехались деятели искусства и ученые почти из всех регионов России, от Дальнего Востока до Северного Кавказа. Настоящее соцветие народных традиций собралось.

культура: Вы обладаете множеством почетных званий, одно из них — посол доброй воли ЮНЕСКО. Исполнилось 20 лет, как Вам его присвоили. Оно к чему-то обязывает?
Церетели: Этот высокий статус — большая честь для меня. Среди моих коллег — великие творцы: Жан-Мишель Жарр, Клаудия Кардинале, Пьер Карден, Монтсеррат Кабалье, Пласидо Доминго, Денис Мацуев... Россию представляют еще Виталий Игнатенко, Александра Очирова, Ара Абрамян. Посол доброй воли ЮНЕСКО — проводник в мир общечеловеческих гуманистических ценностей. Что это значит? Для меня — прежде всего взаимоуважение, взаимопонимание, дружба, бережное отношение к окружающему миру и культуре. 

При Российской академии художеств мы открыли кафедру ЮНЕСКО изобразительных искусств и архитектуры. Это международный сетевой проект УНИТВИН. Объединяет образовательные и научные проекты. По всему миру. В разных регионах России под эгидой ЮНЕСКО провели несколько конференций, множество научных трудов издали.

культура: Вам принадлежат два монумента жертвам терроризма. В России — «Детям Беслана», в США — «Слеза скорби». Способна ли память о погибших остановить расползание «чумы XXI века»?
Церетели: Конечно. Борьба с мировым злом, фашизмом, экстремизмом, терроризмом — всегда среди задач искусства. Кто-то может сказать, что оно не в силах войны прекратить, что музы молчат, когда говорят пушки. Но все видели потрясающий концерт оркестра Валерия Гергиева в Пальмире. Кого-то этот поступок удивил: зачем рисковали? Ответ очевиден: для укрепления духа. Зачем во время Великой Отечественной артисты колесили с выступлениями, почему в блокадном Ленинграде, в страшный голод под бомбежками люди шли классическую музыку слушать? Многое нельзя объяснить словами, это надо чувствовать. Чувствовать то самое вечное, что есть в искусстве, его силу и таинство. Вот у нас был гениальный академик Борис Ефимов, ушедший из жизни в 108 лет. Он и знаменитые Кукрыниксы значились в списке Гитлера как личные враги, которых следовало уничтожить. Листовками с их рисунками забрасывали позиции противника, нанося мощные удары. Так что сила искусства для меня несомненна.

культура: Пальмиру, однако, вновь пришлось освобождать от радикальных исламистов. Парадокс в том, что «цивилизованный» мир не очень-то препятствует варварскому уничтожению памятников цивилизации. До Сирии был Ирак, и немалая часть музейных сокровищ оттуда попала на международные аукционы...
Церетели: Два начала в мире борются. Знаете, в советское время Библия находилась под запретом, слово Бог нельзя было произносить. Когда я приезжал на каникулы, бабушка уводила меня гулять и где-нибудь в лесу, подальше от посторонних ушей, рассказывала о чудесах Христовых. О том, как должен жить человек. Она повесила мне на шею крест, его я не снимаю с тех пор. История человечества — битва Добра со Злом. Это вечно. От зла не спасает ни образование, ни хорошие манеры, ни благополучие, ни «цивилизованность». Германия была цивилизованной страной в центре Европы, но это не уберегло ее от Гитлера. Недавно в ЮНЕСКО мы отмечали дни памяти жертв холокоста. У меня две скульптурные композиции на эту тему, «Холокост» в Иерусалиме и «Трагедия народов» на Поклонной горе. Но, видя снова мемориал в Аушвице, эти страшные кадры, задумываешься, как могли люди совершать такое против других людей? Зачем? Страшное зло поселилось в их душах. Как оно туда проникает и как от него уберечься? Люди должны помнить, сколько бы времени ни минуло. Иначе это будет повторяться. Как ни больно подобное осознавать.

культура: В том вечном противостоянии, о котором Вы говорите, веками, тысячелетиями все же нарастал «культурный слой». Но на наших глазах человечество лишилось ценнейших памятников своего прошлого, начиная со статуй Будды в Бамианской долине Афганистана. ЮНЕСКО приняло решение не восстанавливать их на том основании, что новые статуи не будут аутентичны. Согласны ли Вы с этим подходом? Следует ли возрождать разрушенные недавно памятники Пальмиры?
Церетели: Здесь могут быть разные мнения. С точки зрения аутентичности, утерянного не вернешь. Руины Пальмиры XXI века — увы, уже памятник новому варварству, будет ли решение их воссоздавать или нет. Из истории нельзя вычеркнуть страницы, которые не хороши. О них надо помнить и пытаться не повторять. Пока это не получается.

Когда академия восстанавливала Храм Христа Спасителя, тоже звучали голоса «за» и «против». Но тогда было не просто стремление вернуть утраченную святыню. Страна чувствовала необходимость покаяния, нужен был символ обретения духовных смыслов. В тот момент люди снова получили возможность идти в храм, жить духовной жизнью открыто, не пряча своих убеждений. Поэтому, думаю, что воссоздание в некоторых случаях должно быть. 

культура: Ныне обсуждается возрождение разрушенных памятников Кремля. Как Вы относитесь к этой идее?
Церетели: Конечно, поддерживаю. Когда воспроизвели Храм Христа Спасителя, в России ренессанс церковного искусства начался. Сам я изучал примеры храмового зодчества после Тбилисской академии художеств, когда в Институте истории, археологии и этнографии Академии наук Грузии трудился. Объездил всю республику, делал обмеры, зарисовки древнейших храмов, монастырей, уцелевших церквей... Мало у кого была такая возможность. За последние двадцать лет многое изменилось. Теперь в академических вузах основы монументального искусства преподают, в том числе храмового. Молодые художники, многие, идут в церковное искусство, и это замечательно. Они-то точно на стороне Света в этой борьбе нескончаемой, к которой мы все время возвращаемся...