Ирина АЛПАТОВА

24.02.2012

28 февраля исполнится 90 лет со дня премьеры легендарного спектакля Евгения Вахтангова «Принцесса Турандот» в Третьей студии МХАТ.

«Турандот», выпорхнувшая на сцену вьюжным февральским вечером 1922 года, — конечно же, дитя парадокса. Жизнеутверждающего и горького одновременно. Задорный, чуть легкомысленный оптимизм спектакля — и смертельно больной режиссер, который не смог увидеть даже премьеру, лишь слушал телефонные доклады самого Станиславского. Наивная, беспечная игра в голодной и холодной, полувоенной еще Москве. Старая сказка Гоцци, далекая от реалий современной жизни, и утверждение Вахтангова: «Я шутя сделал революционное зрелище».

Вахтангов, вознамерившийся поначалу инсценировать Библию, спустя короткое время вдруг ощутил и увидел другое: царящее в этом «новом мире» тотальное игровое начало. С бесконечными демонстрациями, острейшими диспутами, где заученные речи быстро сбивались на импровизацию, с праздничными субботниками и площадными действами. Игровой апофеоз «Принцессы Турандот» отнюдь не был нафантазирован, он стал беспроигрышным социальным фоном, выражением иного жизненного содержания, мироощущения нового человека, его душевного строя.

Этот человек, по Вахтангову, оптимистично смотрел в будущее и играючи строил новую жизнь, буквально из ничего. Совсем как художники, оформлявшие спектакль «Турандот», — Игнатий Нивинский и Надежда Ламанова: цветные тряпки, кубики и пирамиды, бороды из полотенец... И одинокая барочная колонна, которую персонажи передвигали, будто любимую игрушку, не находящую более практического применения. Из всего этого сочинялся «разнастоящий» Китай, в существование которого по-детски полагалось поверить всем.

Новая мера свободы проецировалась Вахтанговым как на актеров, так и на зрителей. И тех и других режиссер превратил в «людей, которые играют». «Принцесса Турандот», не уничтожая рампы, объединила всех в единую команду атмосферой свободы и любви. Цецилия Мансурова, Юрий Завадский, Борис Щукин, Анна Орочко отнюдь не скрывали под масками своих юных и прекрасных лиц, но виртуозно с этими масками играли. Частенько выходя из предписанной роли и импровизируя что-нибудь на злобу дня (заготовки для импровизаций сочинял Николай Эрдман). Никакой «злобы» в прямом смысле этого слова, впрочем, не было. Наоборот, зрители «Турандот» признавались, что выходили из театра с ощущением того, что жизнь меняется на глазах и совсем скоро наступят счастливые светлые дни.

Сегодня мы знаем, чем обернулся впоследствии тот прекраснодушный наив. Весной 1922 года не стало и самого Вахтангова, он умер 29 мая, через три месяца после премьеры своего самого знаменитого спектакля. Сегодня такого театра, какой был у Вахтангова, нет. Он кажется немыслимым в принципе. Сегодня мы ищем театр политический, документальный, жесткий до жестокости, с безапелляционностью обвинительных приговоров.

Быть зеркалом жизни (которая, кстати, весьма многообразна и отнюдь не укладывается в прокрустово ложе бед и катаклизмов) — задача для театра достойная. Но не самая высокая. Куда выше — осмысление самых острых проблем средствами искусства, предложениями не назывными, а гораздо более сложными, с многоточием в конце. А это многоточие, между прочим, наше, зрительское. И в нем — доверие к человеку в зале, который и сам способен мыслить, чувствовать, делать выводы.

Нынешний Театр имени Вахтангова, ведомый Римасом Туминасом, не впадает в мрачную мизантропию и доверие к публике сохранил. «Принцесса Турандот» здесь, правда, уже ни при чем. Да, она еще не раз возобновлялась, и в звездных составах: Юлия Борисова, Михаил Ульянов, Юрий Яковлев, Людмила Максакова, Василий Лановой... Но того эмоционального потрясения более не дарила.

В сегодняшнем репертуаре Театра имени Вахтангова «Принцессы Турандот» нет. Но есть вахтанговские принципы и приемы, составившие знаменитую традицию этой сцены. Дух сохранен. Что же касается букв, складывающихся в название «Принцесса Турандот», то и до них, быть может, когда-нибудь дойдет дело.