Владимир Дашкевич: «Музыка приходит ко мне где-то в половине четвертого утра»
29.04.2020
Слушая узнаваемые с первых нот композиции из фильма о Шерлоке Холмсе или волшебную мелодию «В гостях у сказки», сложно представить: а что, если бы их автор, композитор Владимир Дашкевич, так и остался инженером-химиком, как предписывало ему первое образование? Но от призвания не уйдешь. Работая по профессии, Владимир Сергеевич стал параллельно заниматься музыкой, потом поступил в Гнесинку, отучился в классе гениального Арама Хачатуряна и начал работать для кино. Один из любимейших композиторов страны, автор не только музыки к десяткам фильмов и спектаклей, но и опер, симфоний, инструментальных концертов, Дашкевич и в свои 86 продолжает творить. Сейчас на руках у маэстро две новые партитуры.
— Ваши новые произведения — о чем они?— Одно — симфония «Эх, Россия!» — дань нашей стране, как я ее понимаю. Хотя это по большому счету вариации на тему, вещь получилась немаленькая, длится более получаса. В финале звучит песня на слова Юлия Кима, в том числе такие строки:
Эх, Россия ты, Россия:
Конца-края не видать,
Твои думы вековые
Никому не разгадать.
Эх, Россия ты, Россия,
Ты — родимая земля.
Разлучиться с тобой можно,
Разлюбить тебя нельзя.
Я решил отдать должное своей Родине — с одной стороны. С другой — продолжить линию симфоний, где важную роль играет вокал. Другое мое свежее произведение, клавир которого совсем недавно закончил, основано на литературной основе солженицынского текста «Жить не по лжи». Как известно, это его знаменитая статья, написанная в 1974 году. Я почти не менял текст, просто придал ему определенную рифмованную форму, дабы из этого получилось сочинение, подходящее для вокального исполнения.
Конечно, я отдаю себе отчет в том, что, хотя текст Александра Исаевича глубоко философичен, тем не менее он несколько устарел с политической точки зрения. Поэтому политику я оттуда убрал и оставил общечеловеческую идею — жить не по лжи. Ибо она и является в данном случае определяющей. Наталье Дмитриевне Солженицыной я свое сочинение показывал, ей понравилось, и она дала добро на осуществление проекта. Попытаемся исполнить эту вещь с консерваторским хором.
— Когда же ждать премьер?
Дашкевич: Все, как это ни банально прозвучит, зависит от тех самых денег. Не исключено, что придется искать источники финансирования на стороне. Можно, конечно, прибегнуть к помощи интернета — там сейчас существуют всевозможные схемы для реализации творческих проектов. Но мне бы хотелось исполнить новые вещи более официально — как мне кажется, они того стоят. И тут проблема гораздо шире на самом деле.
В свое время Россия устраивала в Европе «Русские сезоны» Дягилева, в которых принимали участие Стравинский, Нижинский, Шаляпин. Была поддержка правительства, что дало блестящие результаты. В 90-х годах прошлого века я выезжал со своей оперой «Клоп» в Европу, где ее принимали замечательно. Дали 72 спектакля в Париже, Марселе, Риме, Цюрихе, Женеве, Афинах, Нюрнберге, Мадриде и многих других городах — порой нас провожали двадцатиминутными овациями. Но, несмотря на сопутствующий моим симфоническим произведениям успех, сложилось впечатление, что в нашей стране налицо несколько искаженная финансовая схема работы с новым музыкальным материалом. Посудите сами: когда премьера спектакля проходит на ура, ему дается зеленый свет — постановки следуют одна за другой. Логично было бы предположить, что в музыкальном мире должно быть точно так же.
Но увы: у нас структура такая, что второй, третий и четвертый концерты, следующие после даже самой удачной премьеры, как правило, «зазёвываются». А это обидно, поскольку материал отрепетирован, и, стало быть, оркестру надо на его основе расти и развиваться. Но для этого коллективу необходимо и по российским городам ездить, и за рубежом гастроли устраивать. А этим заниматься на государственном уровне никто не хочет.
Досадно, когда, допустим, блистательное сочинение Эдуарда Артемьева «Реквием», тщательно отрепетированное, подготовленное и выверенное до мелочей, исполняется всего лишь один раз — и затем до свидания. У некоторых новых творений Алексея Рыбникова и Геннадия Гладкова такая же незавидная доля.
А ведь мы могли бы создать такую мощную конкурентную волну для всего мира, что никому бы не показалось мало. Такой музыки, кроме как упомянутые мной коллеги-композиторы, включая вашего покорного слугу, сейчас никто не пишет. Опусы, которые сейчас звучат в Европе, — это, как правило, оголтелый постмодернизм, вызывающий у публики если не абсолютное неприятие, то уж точно глубокое недоумение. И на этом фоне мы могли бы выглядеть просто триумфаторами, показать очень классную программу. Но, к сожалению, центрального информационного канала, способного и желающего подать академический вектор развития музыки (поскольку он, как ни крути, является основополагающим), внедрить его в массовое сознание, сейчас не существует.
— Композитор Дашкевич известен широкой публике прежде всего как автор замечательной музыки к прекрасным фильмам. А как, на ваш взгляд, сегодня обстоит дело с музыкальной составляющей кинематографа?
— Сегодня кинопродюсеры склонны отдавать предпочтение не мелодии, а дешевым поделкам, исполненным на синтезаторе. Фактически в кино образовалась новая профессия — не композитор, а сэмплерист. Он не ставит перед собой задачи создать подлинное музыкальное полотно, а, имея в распоряжении библиотеку различных ритмов, звуков, шумов и прочего, ваяет саундтрек, что называется, на коленке. Вот такую, с позволения сказать, музыку мы в подавляющем большинстве случаев и слышим сегодня в качестве звукового сопровождения к «картинке».
Россия — и об этом можно говорить абсолютно решительно — в том, что касается музыкального бизнеса, сегодня резко проигрывает Америке. Потому что в области попсы мы работаем откровенно плохо. У нас она скверная, не покупается. А в главных штатовских авторских агентствах есть так называемые кабинеты интеллектуальной собственности, которые неустанно держат руку на пульсе. Они очень влиятельные, там заправляют исключительно миллиардеры. Так вот они собирают 85 процентов мирового музыкального гонорара за попсу.
А почему же наша попса такая плохая? Так исторически сложилось. Мы не умеем веселиться, по-настоящему искрометные комедии, без двойного дна, у нас не получаются. Ну разве можно «Ревизор» или «Горе от ума», которые номинально считаются комедиями, воспринимать без грустной улыбки? Это же смех сквозь слезы. Это, вне всякого сомнения, великие литературные произведения, но комедиями в полном смысле слова их назвать язык не поворачивается. А между тем на «веселуху» направлены все силы — и музыка здесь не исключение. Поскольку она является самым мощным инструментом психологического влияния и воздействия на умы и чувства людей.
Сложилась парадоксальная картина: попсовики находятся вне зоны обсуждения, поскольку обсуждать здесь просто нечего. Неприятно осознавать, что мы, располагая колоссальнейшей школой, имея в собственном распоряжении авторов, которые давным-давно уже сказали свое веское слово в этом бизнесе, не имеем возможности предъявить их всему миру. Вместо этого идем на поводу у западных импресарио и менеджеров. А поскольку, повторюсь, в области «популяра» предложить им ничего не можем, заведомо находимся в безвыигрышной ситуации.
— Получается, попса — это синоним к слову «барахло», условно говоря?
— Можно и так сказать. Но если брать чуть шире, полагаю следующее. Когда люди слушают попсу, они дуреют, становятся агрессивными и малоуправляемыми. Те же, кто восприимчив к хорошей музыке, работают, мыслят и относятся к жизни иначе. Попросту уважают и себя, и свою страну...
Я считаю, что авангард и попса — две стороны одной медали. Первый раздолбал идеальную, веками сложившуюся музыкальную форму, которая существовала в человеке как некий негласный интонационный код еще со времен зарождения русского народного фольклора. Код, который в итоге расцвел новыми красками в полифоничной музыке Глинки, Чайковского, Мусоргского, Рахманинова. Именно по этому пути и хотелось бы продолжать следовать мне и некоторым моим коллегам — Эдуарду Артемьеву, Геннадию Гладкову, Алексею Рыбникову, Максиму Дунаевскому, Евгению Доге...
А попса сузила музыкальное восприятие среднестатистического слушателя донельзя, построила из обломков и огрызков некие каморки для бомжей. А это катастрофично. Поскольку музыка — серьезный социальный термометр, мерило того, как мы относимся к себе и окружающим: от жены и детей до государства и власти. Мы, увы, гнобим наши творческие «алмазы», не ограняем их до состояния бриллиантов, а потом будем сетовать на то, что все ушло в никуда.
— А как обстоят дела с балетом «Шерлок Холмс», мысль о реализации которого, насколько я знаю, не покидает вас уже далеко не первый год?
— Эх, если бы речь шла только об одном лишь «Холмсе»... У меня ведь готовы оперы «Двенадцать» и «Царь Давид», а также три концерта, еще несколько произведений. Я, конечно, не жалуюсь — хотя бы потому, что, повторюсь, не у одного меня есть сочинения, пока что не дошедшие до широкого слушателя. Просто понял: ХХ век был тем периодом, когда композиторы, не способные противостоять волне авангарда, ушли работать в кинематограф. И слава Богу, что была эта ниша, поскольку именно там я и ряд моих коллег смогли по-настоящему состояться, написав лучшую музыку, которая прозвучала в кино. А в ХХI веке мы продолжили двигаться в этом же направлении, просто немного расширив грани и усилив средства художественной выразительности.
Другое дело, что достучаться до тех, кто отвечает за музыкальную составляющую на государственном уровне, сегодня непросто. А ведь главная задача любого композитора — сделать так, чтобы любой слушатель просто получил удовольствие, вне зависимости от того, окончил он консерваторию или впервые пришел в концертный зал. Я называю это принципом открытого симфонизма.
— Много ли у композитора Дашкевича музыки, которая отправляется «в стол»? Просто в силу того, что вы чувствуете: это не сработает, не пойдет. Существует ли вообще некий внутренний композиторский цензор, который сидит в каждом творце и словно подсказывает: нет, это немного не то, не спеши. Или вы так или иначе предвидите судьбу той или иной пьесы?
— Странное дело. Музыка, как правило, приходит ко мне где-то в районе половины четвертого утра. Я встаю, записываю ее, а потом уже смотрю, годится она для чего-нибудь или нет. Мой принцип очень простой. Если, как вы говорите, мой музыкальный цензор повторяет определенный мотив несколько раз, значит, его надо использовать. В противном случае — стоит обождать. Ибо самым главным, да и, пожалуй, единственным критерием в музыке для меня является запоминаемость.
Именно поэтому я не верю, что музыку можно делить на плохую и хорошую. Часто ведь как бывает: сегодня вы послушали некое произведение, и оно вам безумно понравилось. А назавтра проснулись, и думаете: фу, гадость какая. Так что все предельно просто: вне зависимости от того, написана вещь в академическом стиле или от нее за милю разит попсой, если она засела в вашей памяти — значит, вы либо мгновенно ее фиксируете и, по возможности, транслируете, либо она дожидается своего часа. А если тот самый пресловутый внутренний цензор решительно подсказывает вам что-то вроде «ни черта хорошего из этого не выйдет», то лучше с этим и не связываться.
Но вот сейчас я написал три фортепианных альбома для, скажем так, продвинутых детей. Все они основаны на моей киномузыке. Вроде как детишкам очень нравится, играют с упоением, из чего я делаю вывод: это то, что надо. Надеюсь в ближайшем времени эти сочинения издать.
— Вашу книгу «Великое культурное одичание» можно найти в магазинах на стеллажах с надписью «Философия». Действительно, очень глубокомысленный труд, который далеко не каждый одолеет с наскока. А нечто попроще, например, автобиографию композитора Владимира Дашкевича, не планируете издать?
— В точку попали. У меня половина такой книжки уже написана. Называется на удивление просто: «Моя биография». И она стилистически будет сильно отличаться от «Великого культурного одичания» — там будет много юмора, шуток и прочих прибауток.
Но все же это не обыденное развеселое чтиво, поскольку между ироническими и сатирическими вкраплениями всегда должно быть место для серьезных размышлений. Надеюсь в ближайшее время эту работу довести до логического завершения.
Материал опубликован в № 2 газеты «Культура» от 27 февраля 2020 года.
Фото на анонсах: twitter.com, www.shkolazhizni.ru
