Валерий ШАМБАРОВ

31.07.2014

Об объективных и субъективных причинах, тайных и явных механизмах Первой мировой войны историки, политики, публицисты спорят до сих пор. Что привело сто лет назад к развязыванию планетарной бойни, поставившей крест на существовании трех огромных империй? На этот непростой вопрос пытается ответить писатель, военный историк Валерий ШАМБАРОВ.

Периоды дружбы между Россией и Германией, как правило, оказывались очень выгодными для обеих держав. Даже объединение Германии произошло при серьезной поддержке со стороны русского царя. И наша страна была в выигрыше. В середине XIX века, когда немцы разгромили Францию, Россия расторгла Парижский трактат. Тот был заключен после Крымской войны и запрещал русским иметь Черноморский флот. В 1872 году в Берлине на встрече Александра II, германского кайзера Вильгельма и австрийского монарха Франца Иосифа был образован «Союз трех императоров». Они обязались поддерживать порядок и стабильность в Европе.

Увы, идиллия быстро нарушилась. Германия, родившаяся под гром пушек, была чересчур воинственной. В 1875 году она снова стала задирать Францию, намеревалась добить ее как великую европейскую державу. А в Петербурге сочли, что немцы наглеют, и взяли французов под свое покровительство. В дальнейшем отношения балансировали «туда-сюда». Канцлер Бисмарк нередко пакостил русским, но при этом поучал — воевать с ними, мол, нельзя ни в коем случае, и апеллировал к ранее объявленному альянсу. Однако в 1890 году Бисмарка сменил русофоб Каприви, заявивший об «удовлетворении психологической потребности народа в войне с Россией».

Петербург отреагировал, заключил союз с Францией. Хотя он был чисто оборонительным. Пожалуй, наша страна выступала самой последовательной сторонницей мира. Сейчас об этом забыли, но в 1899-м Николай II впервые в истории выступил инициатором конференции (Гаагской) по сокращению вооружений и мирному урегулированию конфликтов. Для той эпохи предложения царя выглядели «глупо». Европейская пресса подняла его на смех, а правительства пренебрежительно кривились. Конференция кончилась ничем.

Сама же Россия к началу ХХ века стала серьезнейшим конкурентом западных держав, в первую очередь — Англии и США. Против нашей страны разворачивалась информационная борьба. Мало того, британцы заключили союз с Японией, американские финансисты помогали ей вооружиться и в 1904 году активно подстрекали напасть на русских. Военные удары усугубились подрывными операциями. Колоссальные средства были направлены на разжигание революции. А зарубежные банки обвалили российские ценные бумаги, дружно отозвали капиталы — политический кризис дополнился экономическим и финансовым. Изменила даже Франция, англичане вовлекли ее в коалицию, и образовавшаяся Антанта поначалу была направлена против России. 

Единственным другом вроде бы являлась Германия. Вильгельм II оказывал поддержку, выражал готовность «прикрыть тыл». Но дружба оказалась далеко не искренней. За благожелательный нейтралитет немцы навязали кабальное экономическое соглашение на 10 лет. А главное — подталкивали царя сражаться в Азии, чтобы самим развязать агрессию в Европе. В 1905 году Вильгельм счел, что русские достаточно увязли в своих конфликтах и их можно не опасаться. Совершая круиз по Средиземному морю, он сошел на берег в Марокко и предложил местному султану военную помощь против Франции. 

Тут уж переполошились в Париже, Лондоне, озаботились в США. Становилось ясно: крушением России в полной мере воспользуется Германия. Международная политика экстренно переменилась. Японцам намекнули, что войну пора свернуть. Из Франции в нашу страну щедро потекли кредиты, кризис был преодолен. А денежные потоки, питавшие революцию, пресеклись. В долгу Россия не осталась. Вместе с Францией и Англией призвала немцев к благоразумию, те сбавили тон. Но… закулисные политические круги Запада сделали из случившегося собственные выводы: нельзя вести подкоп под Россию, оставляя свободу рук Германии, оптимальным выходом было бы столкнуть их.

Увы, это было не трудно. Немцы претендовали, ни больше ни меньше, на мировое господство. Им кружили головы модные теории пангерманизма (в которых уже явно просматривались черты будущего нацизма). Внушалось, что славяне «исторический враг», и на востоке предстоит завоевать «жизненное пространство». Такими идеями увлекались военные, интеллигенция, сам Вильгельм. К этому добавлялись амбиции германских союзников. Турция нацеливалась на Кавказ, Крым, Среднюю Азию. 

Австро-Венгрия рвалась господствовать на Балканах. С 1878-го под ее временный мандат были отданы Босния и Герцеговина. Формально они принадлежали Турции, но завладеть ими надеялась Сербия. Однако в 1908 году в Османской империи началась гражданская война, и Вена вдруг объявила, что окончательно забирает эти области. Сербия вознегодовала, начала мобилизацию. Австрийцы тоже подняли войска. А в Петербург неожиданно свалился германский ультиматум. Кайзер указывал, что готов выступить за Австро-Венгрию «во всеоружии», и требовал даже не молчаливого признания, а публичного согласия на присоединение Боснии и Герцеговины. В общем, цыкнул, как на «второсортную» страну. 

В те времена Россия не привыкла к такому обращению. Возмутились многие члены правительства, депутаты Думы, военные, загорелись проучить наглецов. Но подобные агрессивные настроения пресек премьер-министр Петр Аркадьевич Столыпин. Он настоял — воевать нельзя, конфликта надо избежать любой ценой. Именно Столыпин предпринял последние реальные попытки наладить взаимопонимание с Германией. В июне 1909-го состоялась встреча кайзера и царя. За завтраком Петр Аркадьевич обстоятельно доказывал Вильгельму, насколько гибельной была бы война наших стран — она-де неминуемо обернется победой только для врагов монархического строя, в том числе революционеров.  

Следующая встреча Николая II и Вильгельма состоялась в 1910-м в Потсдаме, и русские привезли проект договора. Разграничивались сферы влияния на Балканах и в Азии, стороны принимали взаимовыгодные, обещавшие мир и дружбу обязательства. Вильгельм на словах одобрил текст. Но после всех «утрясок», когда было заключено письменное соглашение, пункта о неучастии во враждебных группировках в нем уже не было. 

В 1911 году Вильгельм опять «зацепил» Францию, приказав канонерской лодке «Пантера» войти в марокканский порт Агадир. Это было вызовом, наподобие брошенной перчатки. Но и французы, восстановив дружбу с русскими, куда как осмелели. Начали поливать немцев бранью, бряцать оружием. Предотвратил войну и охладил горячие головы Николай II. Он предупредил, что выступит лишь в том случае, если Германия начнет боевые действия первой и если опасность будет угрожать самой Франции, а не ее колониальным интересам. 

И все-таки войны желали слишком многие. Французы возбуждались лозунгами реванша за прошлые поражения, возвращения Эльзаса и Лотарингии. Англию возмущало наращивание морских сил Германии. Немецкие политики самозабвенно перекраивали карты мира. А промышленники и банкиры бешено наращивали производство вооружений. В Германии они финансировали газеты и многочисленные организации, формировавшие общественное мнение: «Пангерманский союз», «Военный союз», «Немецкое колониальное товарищество», «Флотское товарищество», «Морскую лигу», «Союз обороны», «Югендвер». А ведущий германский банкир Макс Варбург являлся по совместительству одним из руководителей спецслужб. Он заранее, в 1912 году, направил своего младшего брата Фрица в Стокгольм, учредил там дочерний Ниабанк. Вскоре через него будут перекачиваться деньги российским революционерам.

В США финансовые тузы первой величины — Морган, Барух, Шифф, Хаус и другие — в 1912-м провели в президенты своего ставленника Вудро Вильсона. Тот протащил законопроект о создании Федеральной резервной системы — всем известной ныне ФРС (она примерно соответствует Центробанку, имеет право печатать банкноты, но является не государственной структурой, а «кольцом» частных банков и не зависима от правительства). Причем вице-президентом ФРС стал Пол Варбург, еще один брат германского Макса Варбурга. Как видим, США заблаговременно готовились наживаться на займах и поставках воюющим, создавали механизмы для международных махинаций.

В 1912-м Сербия, Болгария, Черногория и Греция ринулись сводить счеты с Турцией. Наибольшие приобретения получила Сербия. Но Австрия вновь подняла войска и заявила — усиления Сербии она не допустит. Ее, как обычно, поддержала Германия. А французский президент Пуанкаре принялся подзуживать Николая II вступиться за сербов, парижская биржа обещала за это огромные займы. Однако царь и на этот раз занял миротворческую позицию. Усадил стороны за стол переговоров, вынудил Сербию уступить... Впрочем, быть или не быть войне, решал не он. 

8 декабря 1912 года Вильгельм II созвал совещание военной верхушки. Тема была сформулирована откровенно: «Наилучшее время и метод развертывания войны». По мнению кайзера, начинать надо было немедленно. Его генералы полагали так же, и только гросс-адмирал Тирпиц возразил: «Военно-морской флот был бы заинтересован в том, чтобы передвинуть начало крупномасштабных военных действий на полтора года». С ним согласились. Полтора года — получалось лето 1914-го. Германские военные программы, рассчитанные до 1916-го, были пересмотрены, предусматривалось завершение к весне 1914-го. А в 1913 году Вильгельм указал канцлеру Бетман-Гольвегу, что требуется «хорошая провокация», и «сконструировать» ее удобнее всего на Балканах.

Но «конструированием» занялись не немцы. Руки чесались не только у них. В Сербии действовала тайная организация «Черная рука» во главе с начальником военной разведки Драгутином Дмитровичем. Входившие в нее офицеры были патриотами, мечтали о «Великой Сербии», но через масонские структуры они были связаны с теневыми кругами Франции и Англии. Вот и подсказывали последние, как лучше построить «Великую Сербию»: надо всего лишь спровоцировать войну и вовлечь в нее Россию, которая быстро одолеет всех врагов!

Создавались террористические группы в сопредельных странах, в том числе «Млада Босна». Жертву покушения выбрали не случайно. Наследник австрийского престола Франц Фердинанд, ехавший с визитом в Сараево, считался в Вене главным противником столкновения с Россией. Его устранение развязывало руки сторонникам войны. А само покушение изобиловало странностями. Исполнителей подобрали из подданных Австро-Венгрии — вроде бы шито-крыто, но… Их зачем-то повезли в Белград, тренировали стрелять в королевском тире, выдали револьверы и бомбы из государственного арсенала. Выдали и ампулы с цианистым калием. Он оказался некондиционным. Убийц арестовали живыми. Словом, австрийцам преднамеренно обеспечили доказательства: теракт готовила Сербия.

Ну а Вильгельм II, едва лишь получив сообщение об убийстве Франца Фердинанда, начертал на полях телеграммы: «Jetzt oder niemals» — «Теперь или никогда». Правда, Николай II опять добивался мирного урегулирования. Но теперь его никто не слушал. Когда австрийская артиллерия открыла огонь по Белграду, царь попытался припугнуть Вену, объявил мобилизацию. Вильгельм-то как раз и придрался к мобилизации — поднял шум об угрозе со стороны России и начал войну. Кстати, это привело к вопиющим нестыковкам. Кричали о нападении русских, но германские армии хлынули в сторону нейтральных Люксембурга и Бельгии, а также Франции. Что поделать, если «План Шлиффена» предусматривал именно такую очередность — сначала осуществить блицкриг на западе, а потом обрушить все силы на восток…