Валерий ШАМБАРОВ

03.09.2024

Материал опубликован в июльском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».

В 1840-е годы западные державы проявляли особую активность в реализации своей империалистической политики. Англия и Франция навязали покровительство туркам, попутно грабя их, отбирая у них владения. Те же страны подпитывали антироссийскую борьбу сепаратистов в Польше, подогревали войну на Северном Кавказе. Подмявшие под себя Индию британцы вторглись в Афганистан, продолжая втягивать в орбиту своего влияния народы Средней Азии, настраивая их против России. Совместно с французами и американцами Британия развязала опиумную войну в Китае, бомбардировками густонаселенных городов принудила открыть путь потокам наркотиков, утвердилась в портах Поднебесной.

В условиях очевидного превосходства западных флотов нависла угроза над русским побережьем Дальнего Востока. Сюда зачастили английские и американские китобои, купцы, контрабандисты. Три маленьких порта Аян, Охотск и Петропавловск отделяли от метрополии немыслимые расстояния, труднейшие и опаснейшие пути через всю Сибирь, Якутию, хребет Джугджур либо морем вокруг Земного шара. Более удобный маршрут по Амуру еще не был разведан: из-за предоставленных экспедициями Лаперуза и Крузенштерна ошибочных данных считалось, что у этой реки нет морского устья, а Сахалин значился на картах полуостровом.

К тому же по Нерчинскому договору 1689-го Приамурье признавалось принадлежащим Китаю.

Николай I создал Особый комитет по дальневосточным делам, в то время как в российском правительстве действовало мощное прозападное крыло во главе с канцлером Нессельроде. Проекты усиления обороны наших земель близ Амура, основательного изучения данных территорий оно блокировало, пугая «разрывом с Китаем, неудовольствием Европы, в особенности англичан». Западников поддержали военный министр Александр Чернышев и ряд сановников, считавших перспективы войны на Дальнем Востоке заведомо неблагоприятными. Эти вельможи фактически бросали далекую окраину России на произвол судьбы.

Царь думал иначе, в дружбу западных держав не верил. В 1847 году генерал-губернатором Восточной Сибири он назначил Николая Муравьева — опытного администратора, военного, строившего на Кавказе Черноморскую береговую линию укреплений. Император предоставил ему широкие полномочия и поручил тайную задачу: создавать Тихоокеанскую линию наподобие той, что была выстроена на Черном море. В своем выборе государь не ошибся. Николай Николаевич взялся за дело обстоятельно, энергично. Изучая вверенную ему область, он в 1849-м прибыл в Петропавловск, а впоследствии министру внутренних дел Льву Перовскому написал: «Я много видел портов в России и Европе, но ничего подобного Авачинской губе не встречал».

Подтвердились и опасения царя. Петропавловск оказался захудалым поселком: 370 жителей, рота солдат, несколько старинных пушек да казачья команда. В гавани Муравьев застал два британских военных корабля и более двух сотен моряков, спокойно разведывавших обстановку на русском побережье.

Генерал-губернатор забил тревогу: порт требовалось серьезно укреплять, иначе ему угрожал захват со стороны иноземцев. Николай Николаевич осознавал: англичане попытаются захватить Камчатку, а значит, отрежут для России выход в Тихий океан.

Начальнику порта капитану 2-го ранга Ростиславу Машину Муравьев лично наметил места артиллерийских батарей, приказав строить их немедленно. В Петербург доложил о потребностях защитников и о необходимости предоставить Камчатскому краю особый статус. Понимал, что времени в обрез: пока доклады дойдут в столицу, пока примут решения...

Муравьев решил не ждать, использовать все, что имелось под рукой. Губернатором Камчатки назначил начальника Охотской фактории, боевого моряка, участника Наваринского сражения капитана 1-го ранга Василия Завойко, а в Петропавловск, по сути, перенес Охотский порт. Забрал оттуда орудия, мастеровую роту и объединил ее с камчатской во флотский экипаж. Штурманская школа из Охотска стала петропавловской.

Под покровительством Муравьева, вопреки запретам Особого комитета, несколько новых экспедиций совершил капитан-лейтенант Геннадий Невельской, который открыл пролив между Сахалином и материком, устье Амура, а также установил: китайских властей в этих местах нет. Объявил их владениями России, основав Николаевский пост. В столице это вызвало страшный скандал. Нессельроде и другие министры требовали разжаловать капитана за самоуправство в рядовые матросы. Царь на их докладе написал: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Моряка наградил, а Особый комитет переформировал, поставив во главе ведомства наследника престола Александра Николаевича. Дальневосточная политика радикально пересматривалась, выделялись дополнительные средства. На побережье строились новые посты: Александровский, Константиновский, Мариинский. Государь поддержал проект Муравьева, связанный с заселением Амура казаками, чтобы те одновременно осваивали и охраняли восточные рубежи, учредил Забайкальское казачье войско.

Завойко утвердили губернатором лишь в 1853-м, тогда же произвели в генерал-майоры, но он и без этого трудился не покладая рук. В Петропавловске построили пристань, кузницу, мельницу, кирпичный и литейный заводики, склады, казармы, госпиталь, ткацкую мастерскую, таможню. Население выросло до 1600 человек. Организовывали ярмарки, налаживали сельское хозяйство, завезли 300 коров. Губернатор подавал пример в деле растениеводства, сажая на огороде картошку, морковь, капусту.

Тем временем на Черном море загромыхала война с турками, за спинами которых стояли западные державы, стремившиеся общими усилиями всей Европы раздавить и расчленить Россию. В марте 1854-го на Камчатку с попутным американским судном прислал письмо король Гавайских островов Камеамеа III, искренний друг России. Он предупреждал: Петропавловску надо ждать нападения. В гарнизоне числились 231 человек и 11 устаревших орудий. Завойко обратился к жителям, призвав их «драться до последней капли крови». На зов откликнулись казаки, купцы, поселяне, местные охотники-ительмены. Формировались стрелковые команды, отряды для тушения пожаров. Усилилось наблюдение за морем. Муравьев также прилагал все силы, чтобы доставить на побережье подкрепления.

На наши предложения о пересмотре границ китайское правительство не ответило, но в условиях войны генерал-губернатор стал действовать на свой страх и риск. Весной 1854-го в казачьей станице Усть-Стрелочной у слияния Шилки и Аргуни, где было всего 25 домов и не видели начальства выше сотника, собрались несколько сибирских линейных батальонов. Принялись строить плоты, баржи. Привезли сюда даже пароход «Аргунь». Первый сплав по Амуру генерал-губернатор возглавил лично, взяв с собой часть солдат и сотню казаков. Двигались с трудом, то и дело садились на мели. Преодолев 2800 километров, разгрузили в устье великой реки артиллерию и прочее имущество, заложили город Мариинск.

Официальное извещение о войне в Петропавловске получили с трехмесячным опозданием (с попутным судном от консула России в Калифорнии). 19 июня появилась неожиданная подмога: прибыл 44-пушечный фрегат «Аврора» под командованием капитан-лейтенанта Ивана Изыльметьева. Война застала его в Перу, судну пришлось уходить от вражеской погони кружными курсами, поодаль от океанских трасс. На борту свирепствовала цинга, две трети команды нуждались в лечении. Оценив ситуацию, капитан принял предложение Завойко, остался для обороны порта.

24 июля Муравьев прислал 10-пушечный транспорт «Двина», привезший 350 солдат, 2 тяжелых бомбических орудия, 14 крупнокалиберных 36-фунтовых пушек (172 мм), военного инженера поручика Константина Мровинского. Оба корабля были развернуты левыми бортами к входу в гавань, орудия правых бортов и часть команд сняли на берег. Оборудовали семь батарей, опоясавших бухту полукольцом. Пятая с тремя допотопными пушчонками осталась в порту запасной, без артиллеристов. Всего набралось 67 орудий и 988 защитников: 368 на батареях, 349 на кораблях, 271 в стрелковом резерве.

Изготовились вовремя. 17 августа находившиеся на маяках посты доложили о шести замеченных кораблях. Это была англо-французская эскадра контр-адмирала Прайса: 2700 моряков и отборных десантников, более 200 орудий. И в артиллерии, и в живой силе неприятель превосходил втрое. На следующий день непрошеные гости сунулись было в бухту, но после перестрелки отошли, встали на якорях.

На позиции для бомбардировки и высадки десанта противник выдвинулся 19 августа, заговорили орудия. Однако после первых наших попаданий эскадра вдруг резко отвернула в море. Причиной стала гибель ее командующего. По английской версии, Прайс застрелился или погиб вследствие неосторожности, когда чистил пистолет. Муравьев и отечественные историки обоснованно считали это ложью: скорее всего, контр-адмирала сразил русский осколок, что и сорвало атаку.

Принявший командование француз Фебврье-Деспуант повторил ее 20 августа. Враги обрушили огонь на прикрывавшие вход в гавань батареи № 1 и № 4. На первой, на Сигнальном мысу, находился сам Завойко. Священник Георгий Логинов служил там под шквальной бомбардировкой молебен. Ядра пролетали над головами, не причиняя никому вреда. Губернатор Камчатки обратил на это внимание соратников: «Братцы! Велика сила идет, но Бог за нас, будем сражаться за веру. Многие из нас умрут славной смертью, последняя молитва наша должна быть за царя!» Дружно запели «Боже, Царя храни!», прокричали «ура», и этот клич подхватили все защитники Петропавловска.

Засыпав снарядами батарею № 4, противник бросил на нее шлюпки и боты с шестью сотнями десантников. Мичман Василий Попов отстреливался до последнего, а потом заклепал перед отступлением уцелевшие орудия. На выручку товарищам по приказу Завойко поспешили ближайшие отряды — 130 матросов, солдат и добровольцев. Помощь не понадобилась, толпу высадившихся оккупантов «Аврора», «Двина» и батарея № 2 накрыли залпами так кучно, что враги побросали захваченные русские позиции, погрузились обратно в лодки и убрались прочь. Принявшая их эскадра снова отошла, а грохотавшая восемь часов канонада утихла.

Три дня неприятель приходил в себя, чинил поврежденные корабли, пока ценную идею ему не подсказали «нейтральные» американцы, «дружески» посещавшие Петропавловск прежде и неплохо знавшие окрестности. Янки посоветовали не лезть напролом, а обойти город-порт с севера. 24 августа начался второй штурм. Англичане и французы принялись снова крушить восстановленные батареи № 1 и № 4, изображая, будто хотят атаковать по прежнему плану.

Однако некоторое время спустя вражеские корабли переместились на правый фланг нашей обороны, поливая огнем батареи № 3 и № 7. На 10 русских орудий пришлись 113 неприятельских, которые перепахали всю землю бомбами и ядрами. Расположенную между Сигнальной и Никольской сопками третью батарею Александра Максутова прозвали Смертельной: там не достроили бруствер, артиллеристы погибали один за другим, а тяжелораненый командир до конца отбивался из последнего способного стрелять орудия.

Когда были подавлены наши батареи, на берег высадились 250 десантников, которые двинулись на Никольскую сопку. Основные силы врага, 750 человек, проселочной дорогой пошли в обход и нарвались на огонь стоявшей в глубине батареи № 6 и казаков. У последних имелась старая трехфунтовая пушка (61 мм) в конской упряжке. Дорогу десанту расчищали бомбами неприятельские корабли. Взрывом у казачьего орудия побило лошадей, а уже заряженный ствол сорвало с лафета в ров. Пятидесятник Алексей Карандашев в одиночку выкатил пушку наверх, а затем нацелил на противника, подкладывая под нее камни, поленья, ветки. Героя ранило, однако он поднес фитиль к затравке и ударил картечью прямо в середину колонны.

Враги передумали прорываться по дороге, свернули вправо, на Никольскую сопку. Здесь собрался весь десант, который палил из штуцеров по городу и нашим судам, готовясь к общей атаке. Завойко созывал на участок прорыва кого только можно. Завязался бой. Стрелки-ительмены и казаки снайперски вышибали неприятельских офицеров. Когда подоспели команды с «Авроры» и набралось 350 человек, губернатор повел их в штыковую. Вверх по склону сопки русские ринулись на врагов (троекратно превосходивших) так яростно и неудержимо, что опрокинули их и сбросили вниз с обрыва. В панике англичане с французами набивались в лодки, гребли к своим кораблям.

Наши потеряли 40 убитыми и 65 ранеными. Противник свой урон впоследствии скрыл, хотя, по свидетельствам очевидцев, захватчиков уничтожили как минимум в 10 раз больше — сыпавшийся с 40-метровой высоты десант массово убивался и калечился. От элитного Гибралтарского полка морской пехоты мало что осталось. Огромные потери косвенно подтверждаются и поведением эскадры. На бой она больше не отважилась. Постояв пару дней, ушла 27 августа восвояси. Правда, захватила с собой безоружную шхуну «Анадырь» и частное судно «Ситха» — отчитаться об «успехах».

Донесение и трофейное знамя Гибралтарского полка повез в Петербург командир батареи № 2, брат павшего героя лейтенант Дмитрий Максутов. Он мчался через всю Сибирь, едва не погиб, провалившись под лед. Достиг столицы 14 ноября. Его сразу же принял и наградил император, повелевший опубликовать победный рапорт Завойко в газетах. Это была увесистая пропагандистская пощечина Западу, напропалую лгавшему о своих «победах». Английская пресса в ту пору взвыла: «Всех вод Тихого океана недостаточно, чтобы смыть позор британского флага».

Понимал государь и другое: Англия и Франция непременно захотят отомстить, пришлют огромные силы.

В декабре в Петропавловск отправился лейб-казачий есаул Платон Мартынов, который привез (в марте 1855-го) приказ эвакуировать город. Всем населением рушили укрепления, портовые сооружения, разбирали буквально по бревнышку дома. Что-то погрузили на «Аврору», «Двину», а также присланные Муравьевым корвет «Оливуца», транспорты «Байкал» и «Иртыш». Остальное жгли или прятали. Казаков с ительменами Мартынов увел в сопки — вести партизанскую войну. Прочие жители и гарнизон прорубали лед в бухте, выводя корабли. Отчалившую эскадру возглавил Завойко, которого царь наградил орденом Святого Георгия III степени.

Успели уйти буквально под носом у англичан и французов. Уже 8 мая 1855-го нагрянула их армада из 14 кораблей. Нашла она пустое место, совершенно непригодное для того, чтобы базироваться, использовать в качестве порта. Разъяренные захватчики устремились в погоню, желая отыскать и потопить уплывший от них «город». Экипажи трех вражеских кораблей заметили русские суда в бухте Де Кастри. Завойко открыл огонь и после короткого боя повернул вглубь гавани. Не рискнувшие преследовать русских враги заблокировали выход из нее и вызвали своих. Когда же подтянулась вся их эскадра, суда камчадалов… исчезли.

Наши в тот момент воспользовались открытиями Невельского, державшимися в строгом секрете. Под покровом тумана ускользнули через узкий пролив между Сахалином и материком, а затем укрылись в устье Амура. Там, где разгрузились, вырос город Николаевск. Англичане с французами, обшаривая бухту, обнаружили на берегу лишь Александровский пост. Решили уничтожить хотя бы его, высадили десант, но неожиданная атака казаков обратила их в бегство. Закрепиться здесь чужакам стало проблематично. Муравьев проводил очередные сплавы по Амуру, по левому берегу росли казачьи станицы, в устье реки множились гарнизоны солдат.

Когда у нас бездумно повторяют байки о «проигранной» Восточной войне, не мешало бы вспомнить: даже в Крыму могущественной западной коалиции удалось ценой колоссальных потерь и затрат овладеть не Севастополем, а лишь южной его частью, ну а битву за Дальний Восток Россия блестяще выиграла. Затем прочно утвердилась на тихоокеанских берегах, присоединила еще и Приамурье с Приморьем.