Татьяна МЕДВЕДЕВА

12.09.2019

По мнению последнего первого секретаря Московского городского комитета КПСС Юрия Прокофьева, «Бульдозерная выставка» являлась обыкновенным ЧП районного масштаба. Собеседник «Культуры», в 1974-м трудившийся в отделе организационно-партийной работы столичного горкома, очень удивлен тем резонансом, который до сих пор вызывает разгон в Беляево.

культура: Что Вы думаете о «Бульдозерной выставке» спустя почти полвека?
Прокофьев: Не понимаю, почему ей придается настолько большое значение. Руководство Черемушкинского района повело себя глупо, решив любой ценой не допустить художников на пересечение Профсоюзной и Островитянова, хотя практика выставляться на открытом воздухе уже существовала. Ранее, к примеру, крупный форум современного искусства состоялся в Парке Горького. Там были показаны не только советские мастера, но и зарубежные. И в сентябре 1974-го художникам предлагалась другая площадка, но они не согласились. Тогда кому-то в райкоме пришло в голову организовать на месте несанкционированного сбора работы по благоустройству территории. Под этим предлогом с помощью строительной техники выставку выдавили. Ни одно произведение не пострадало, но само действо вызвало много шума. Все произошло на глазах у москвичей и широко освещалось средствами массовой информации, в том числе партийными. Хуже того — ситуация была использована на Западе, чтобы в принципе говорить о варварском отношении советской власти к современному искусству.

культура: Как развивались события после сентябрьского инцидента?
Прокофьев: Художникам, которые выставлялись в Беляево, предложили организовать выставку в Измайловском парке. Очень хорошее место, где всегда хватает посетителей. Часть художников согласилась. Выставку провели и показали по телевидению. А какая-то часть художников — встала в позу... Еще раз хочу сказать: и тогда, и сейчас большинство людей воспринимают эту историю негативно. Я в то время уже работал в горкоме партии: не припомню других подобных случаев в Москве. Может быть, под неоднозначные экспозиции предоставляли площадки не очень престижные, не вполне удобные. Но подчеркну: разрешение давали всегда.

культура: «Бульдозерную выставку» позднее называли предтечей перестройки. Можно ли согласиться с такой оценкой?
Прокофьев: На мой взгляд, более серьезные последствия имели итоги посещения Хрущевым выставки авангардистов в 1962 году и его личное резкое неприятие абстрактного искусства. И тогда это было, действительно, отношение высшего руководства страны. В 1974-м произошел конфликт районного масштаба. Говорить, что он предопределил перестройку, просто несерьезно. В середине 70-х о перестройке в том виде, в котором она случилась при Горбачеве, никто и помыслить не мог. С другой стороны, головотяпство местных чиновников стало провокацией на десятилетия. К сожалению, и в райисполкомах, и в партийных органах дураки тоже водились. Люди, которые любое критическое замечание, высказанное начальством, пытались воплотить в реальность, не считаясь с потерями.

культура: Зато участники «Бульдозерной выставки» в одночасье стали «звездами»...
Прокофьев: И это не случайно. Именно благодаря провокациям, нонконформисты зарабатывали себе имя и формировали образ пострадавших за свободу. Совершенно естественно, что многие в итоге оказались на Западе.

культура: А в целом, как Вы считаете, советское государство достаточно поддерживало талантливых людей?
Прокофьев: Да. Когда я работал в горкоме комсомола, а это конец 60-х, мы организовывали творческие поездки молодых писателей, поэтов-песенников по стране. Давали им возможность выйти на широкую аудиторию. Поэтому я и удивлен, что «Бульдозерную выставку» помнят, а многочисленные положительные примеры — нет. В 1986–1987 годах в исполкоме Моссовета я занимался предоставлением выставочных площадок для художников всех направлений, в том числе авангардного. Мы помогали театру «У Никитских ворот», театру «Модерн» и прочим. Отношение к сфере культуры всегда было очень внимательное. Знаю, что Виктор Васильевич Гришин благоволил Театру на Таганке. Выбивал разрешения на те или иные постановки «наверху», содействовал в материально-техническом плане, договаривался о строительстве нового здания. Поэтому говорить, что партия единым фронтом выступала против современной культуры, неправильно. Каждый случай нужно рассматривать отдельно. Какие-то конфликты чаще происходили по вине функционеров творческих объединений. Так, Союз композиторов долгое время не выпускал песню «День Победы». Или возьмем поэта Николая Рубцова — Союз писателей не хотел его печатать.

культура: Вообще, может ли искусство быть полем дискуссий?
Прокофьев: Нужно, чтобы звучали разные точки зрения. Если запрещать, то простой вопрос творческой реализации перетекает в политическую плоскость. Как и в случае с разгоном 15 сентября 1974-го, когда скандал разросся настолько, что позволил впоследствии увязать «Бульдозерную выставку» с перестройкой, со сломом всей советской системы. Хотя изначально никакой политики в головах непризнанных гениев, разумеется, не было — лишь собственный взгляд на творчество, «неофициальная» манера живописи.

культура: Какие уроки можно извлечь из этого курьезного эпизода?
Прокофьев: Не стал бы упоминать слово «курьезный». Это была чья-то глупость и большая политическая ошибка режима. А сейчас что извлекать? Сейчас у нас полная свобода. Запретов нет. Не должно быть порнографии, разжигания розни по национальному или социальному признаку. Вот это необходимо ограничивать. Все остальное — право творцов. Если интересно, люди будут смотреть и читать, если неинтересно — любые формы и направления исчезнут сами собой.