Александр КУРГАНОВ

23.09.2025

В Государственном историческом музее открылась экспозиция, приуроченная к 200-летию восшествия на престол императора Николая I. Новый выставочный проект ГИМа назван провокационно — «Идеальный самодержец».

Многие русские монархи еще при жизни получили прозвища, ставшие своеобразными официальными «псевдонимами»: Петра I после победы в Северной войне провозгласили «Отцом Отечества», Екатерина II стала «Великой», Александра I назвали «Благословенным» — подчеркивая заслуги в победе над Наполеоном, этот титул в 1814 году императору преподнес Сенат. Было прозвище и у нашего героя: Николая Павловича нарекли «Незабвенным». Но прозвище это оказалось фальшивкой, пустышкой — его горячо любимый сын и наследник Александр Николаевич (на выставке можно увидеть несколько его портретов и детский мундир лейб-гвардии Атаманского полка, в который царевича наряжали на парады) — перечеркнул все ключевые положения отцовского правления.

Александр Швабе. «Портрет императора Николая I Павловича и цесаревича Александра Николаевича». 1843. Фрагмент

При большевиках Николая Павловича иначе как Николай Палкин не называли (солидаризируясь с «зеркалом русской революции» графом Толстым), ругали «деспотом» и «жандармом Европы». Его портреты не публиковались, а любые упоминания о государе могли быть только «со знаком минус». Но и при советской власти находились лазейки — можно вспомнить не только блестящего Василия Ливанова в фильме «Звезда пленительного счастья», но и Владислава Стржельчика и Юрия Богатырева, тоже сыгравших в кино «Незабвенного».

Попытка Исторического музея рассказать правду об этом незаурядном человеке, блестящем монархе и выдающемся управленце достойна самых высоких оценок. При этом выставка не претендует на всеохватность, это лишь одно из звеньев масштабного проекта, в рамках которого ГИМ уже знакомил нас с российскими императорами: всеми Александрами, Николаем II... И вот еще одна глава истории российской монархии, и отметим — глава интереснейшая!

При этом кураторы из ГИМа все сделали умно и тонко, не допустив ни малейшего намека на «желтизну» и избежав скандальных тем и анекдотов. А таковых про Николая Павловича за два столетия придумали достаточно. Взять хотя бы два сюжета: первый — о незаконном происхождении Николая, второй — о его якобы таинственной кончине (на нынешний год приходится и юбилей смерти императора: 170 лет отметили в марте).

ДЕТСТВО. ОТРОЧЕСТВО. ЮНОСТЬ

Николай Павлович не очень походил на родителя — императора Павла, как, собственно, и на старших братьев Александра и Константина. Поэтому и родилась версия, будто бы настоящим отцом Николая был Даниил Григорьевич Бабкин, сделавший блестящую карьеру при гатчинском дворе: из простого (хотя и царского) конюха он дослужился до камер-фурьера, что соответствовало чину полковника. Павел Петрович якобы откровенничал со своим фаворитом графом Федором Ростопчиным, выражая сомнения в том, что является настоящим отцом для своих младших сыновей — Николая и Михаила (оригинал письма, конечно же, не уцелел). В архиве замечательного дореволюционного историка Николая Шильдера, главного биографа Николая I, изучавшего этот вопрос, сохранилась такая запись: история о незаконном происхождении Николая Павловича — «темное, ничем не доказанное и ничем не опровергнутое предание» .

Так вот: про все это на выставке в ГИМе ничего не говорится. Зато представлен замечательный резной барельеф — групповой портрет детей цесаревича Павла Петровича работы скульптора, академика и профессора Императорской академии художеств Якова Рашета. Но Николая на нем нет. Как говорится, sapienti sat — «умный поймет».

Он успел увидеть свою великую бабушку (вернее, это она увидела своего великого внука). Екатерина II писала в Германию барону Фридриху Гримму: «Голос у него бас, и кричит он удивительно... В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед таким колоссом». Императрица словно предвидела будущее. Она подарила малышу позолоченный детский кофейный сервиз, украшенный вензелем NP (показан на выставке), а через несколько месяцев скончалась.

Детский сервиз. 1796

На протяжение почти всей юности Николай и не думал, что судьба когда-нибудь возведет его на престол Государства Российского. Во время декабрьского восстания на Сенатской площади (совсем недавно юбилей именно этого события мы торжественно и масштабно отмечали бы всей страной) новоявленному императору было меньше лет, чем бабушке Екатерине Алексеевне, когда та захватила российский трон, свергнув Петра III в 1762 году, или императрице Елизавете Петровне, когда та пришла к власти в 1741-м. Но события того страшного дня, 25 декабря (14 декабря по старому стилю) 1825 года, заставили его быстро повзрослеть.

Мятеж декабристов и трагические события на Сенатской площади задали тон всему правлению Николая I: «Я вступил на престол, начав с пролития крови моих подданных. Но смиряюсь перед Богом и прошу Всевышнего: да отвратит от меня и государства навсегда подобные гибельные происшествия». «Навсегда» не получилось — но почти на сто лет Николай избавил Россию от революционных потрясений.

КОРОЛЯ ИГРАЕТ СВИТА

В экспозиции можно увидеть портреты главных николаевских сподвижников — графа Михаила Михайловича Сперанского, составившего Полное собрание законов Российской империи, министра финансов графа Егора Францевича Канкрина — автора денежной реформы и министра просвещения графа Сергея Семеновича Уварова.

Отдельный раздел выставки посвящен работе Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии — и тут надо отметить оригинальное художественное решение: шкафы с ящиками с картотекой (в них, видимо по замыслу устроителей, хранятся дела «инакомыслящих» — образ, все же более соответствующий 1930-м годам) и изображения главы тайной полиции Александра Христофоровича Бенкендорфа и Леонтия Васильевича Дубельта, начальника штаба Корпуса жандармов и управляющего Третьим отделением. Здесь же огромный переплетенный в кожу том «Отчеты III Отделения за 1826–1834 годы». Те, кто решится заглянуть в этот фолиант, будут поражены: деятельность Третьего отделения была прежде всего направлена на упорядочение госслужбы. Император объявил «крестовый поход» против взяточничества и коррупции, прямо давая понять чиновникам, что знает «не только их дела, но и их проделки». И сотрудники ведомства Бенкендорфа не столько «карали» и «не допущали», сколько работали над совершенствованием чиновничьего аппарата, чтобы тот в полной мере служил интересам государства.

Еще один раздел посвящен государственной идеологии, без которой, как был уверен государь, существование России немыслимо. Граф Уваров сформулировал ее в трех словах: «Православие. Самодержавие. Народность». Самодержавие — политическая форма существования русского государства, Православие — ее духовное содержание, Народность — основа, на которой зиждется и первое, и второе.

Неожиданная иллюстрация здесь — портрет императрицы Александры Федоровны (урожденной немки Фридерики Луизы Шарлотты Вильгельмины Прусской, с которой Николай познакомился в Берлине в 1814 году во время Заграничного похода Русской армии) в кокошнике. Два компонента — Самодержавие и Народность — впервые продемонстрировали миру еще во время коронации Николая I в 1826 году придворные дамы, разодетые в «русские платья». «Национальный наряд, кокетливо видоизмененный и роскошно украшенный, сообщал дамским костюмам пикантное своеобразие. Женские головные уборы, род диадемы из шелка, расшитые золотом и серебром, блистали брильянтами. Корсаж, украшенный сапфирами и изумрудами, заключал грудь в сверкающие латы, а из-под короткой юбки видны были ножки в шелковых чулках и вышитых туфлях», — восхищались иностранцы. Позднее такие дамские наряды приобрели официальный статус при Дворе.

Франц Крюгер (?). «Портрет императрицы Александры Федоровны». 1852–1857. Фрагмент

Впрочем, в портретной галерее не хватает двух изображений (и это уже не «лакировка действительности», а лакировка прошлого): канцлера Российской империи и министра иностранных дел графа Карла Васильевича Нессельроде (многолетнего, как позднее выяснилось, иноагента — приспешника австрийского двора) и главноуправляющего путей сообщения и публичных зданий графа Петра Андреевича Клейнмихеля, главного казнокрада в правительстве Николая Павловича. Возможно, это и правильно. Кадровая политика Николая I — самая «проблемная» тема для апологетов «идеального» русского монарха. Вспоминается анекдот, широко известный в ХIХ веке: Александр II, вступив на престол, отправил в отставку министров своего отца. Когда же вдовствующая императрица Александра Федоровна упрекнула сына, тот ответил: «Папа был гений, и ему нужны были лишь усердные исполнители, а я не гений: мне нужны умные советники». В окружении Николая I было мало людей, которые могли встать рядом с монархом — по уровню подготовки, образования и понимания стоящих перед Россией вызовов. В этом смысле Николая с полным правом можно назвать «идеальным».

КУЛЬТУРНАЯ СОСТАВЛЯЮЩАЯ

Самая слабая часть экспозиции ГИМа — культурная. Да, Николай проводил сильную внешнюю политику, при нем совершенствовалось государственное управление, строились железные дороги, полностью оформилась государственная идеология. Но вот культура... На выставке она представлена портретами членов августейшей семьи и ближайших сановников, рисунками открытия Александровской колонны перед Зимним дворцом, акварельными видами Санкт-Петербурга... А еще внимание привлекает «Готический сервиз», изготовленный специально для Зимнего дворца на Императорском стеклянном заводе по эскизам академика Ивана Иванова в 1832–1848 годах.

Царственные «законодатели художественной моды» плелись в хвосте европейских трендов — рыцарское Средневековье, готика и прочий романтизм. Характерный пример — картина Ораса Верне «Царскосельская карусель» (1843), на которой изображен придворный праздник по случаю 25-летия бракосочетания Николая I и Александры Федоровны, все участники которого одеты в подлинные доспехи XVI века из коллекции императора, а женские платья сшиты по средневековым образцам.

Во времена царствования Николая Павловича творили известнейшие русские художники, достаточно назвать имена Василия Тропинина или Ивана Айвазовского. Но в качестве примера «идеальной» николаевской живописи зрителям предлагают посмотреть на полотно любимого живописца императора Адольфа Ладюрнера, на которой изображен подход к Зимнему дворцу лейб-гвардии Преображенского полка 14 декабря 1825 года (картина создана на основе карандашного наброска, выполненного самим Николаем — главным участником тех событий).

Адольф Ладюрнер. «Подход к Зимнему дворцу батальона лейб-гвардии Преображенского полка 14 декабря 1825 года». 1852. Фрагмент

На минуту отвлечемся от темы. В коллекции Русского музея находится полотно Богдана Виллевальде «Николай I с цесаревичем Александром Николаевичем в мастерской художника в 1854 году» (ее на выставке в ГИМе нет). По воспоминаниям Михаила Клодта, сына известного скульптора, Николай I очень любил посещать мастерские художников Адольфа Ладюрнера, Богдана Виллевальде и Петра Клодта, бывал там практически еженедельно. Виллевальде пользовался большим уважением и симпатией императора — ему, единственному из штатских, государь позволял носить усы, военную шинель и курить в своем присутствии. Возможно, Богдану Павловичу этого было вполне достаточно. Однако другие весьма талантливые русские художники — Орест Кипренский, Сильвестр Щедрин, Александр Иванов — предпочли в эти десятилетия работать за границей.

Николай не был гуманитарием, но как ни парадоксально, именно его время стало золотым веком русской литературы: Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Тургенев, Достоевский... список можно продолжать долго. Особой заслуги монарха в этом нет, хотя... В 1826 году был принят Цензурный устав, который современники назвали «железным» (он достался Николаю «в наследство» от старшего брата), однако, прибегая к излюбленному методу «ручного управления», Николай Павлович выступил против запрета публикации «Ревизора» Гоголя. А еще стал «личным цензором» Пушкина, впрочем, это тема для отдельного разговора...

Были большие проблемы с архитектурой, в которой тон задавали Андрей Штакеншнейдер и Константин Тон. «Ни один частный дом в Петербурге и ни одно общественное здание в России не возводились без ведома императора: все проекты он рассматривал и утверждал сам», — отмечали А. Бенуа и Е. Лансере. Именно при Николае появились «типовой проект» и «казарменный стиль». И даже строительство Нового Эрмитажа — для первого общедоступного музея в России Николай выбрал немецкого зодчего Лео фон Кленце — выглядит просто следованием «западной моде»: в Дрезденскую картинную галерею народ стали пускать еще в 1772-м, в Лувр — дитя Французской революции — в 1793-м, мадридский Прадо стал общедоступным в 1819 году.

ПРОТИВ ВСЕЙ ЕВРОПЫ

Начавшаяся в 1853 году Крымская, или Восточная, война, была фактически схваткой с объединенной Европой. Русские войска самоотверженно сражались с «союзниками» не только в Крыму, на Дунае и на Кавказе — Россию атаковали на Белом и Балтийском морях, на Камчатке. Опасность грозила столице. Почти год Русская армия героически обороняла Севастополь. И неизвестно, сколько бы еще продолжалось сопротивление агрессорам (это ведь Великобритания и Франция объявили войну России), если бы не внезапная смерть императора.

Николай I скончался 18 февраля (2 марта) 1855 года. А уже 24 марта (5 апреля) того же года из печати вышла книга главноуправляющего Вторым отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии графа Дмитрия Николаевича Блудова (бывшего записного либерала, одного из основателей «Арзамаса» — отличный пример того, что Николай вербовал себе сотрудников в самых разных слоях русского общества). В ней была озвучена официальная причина смерти Николая Павловича от воспаления легких. Это издание вместе с посмертной маской императора и рисунком Владимира Гау «Император Николай I на смертном одре» представлены в отдельном зале экспозиции.

Здесь мы, наверное, впервые сталкиваемся с примером государственной контрпропаганды: дело в том, что противники Николая Павловича, в первую очередь на Западе, пустили слух, будто бы русский самодержец покончил с собой, не вынеся тяжести военных поражений (совершенно нелепое умозаключение: во-первых, никаких критичных поражений империя не понесла, а во-вторых, и это главное: император Николай был истинно православным человеком, а значит, мысль о самоубийстве не могла даже прийти ему в голову).

Ярчайшим экспонатом выставки, пожалуй, можно назвать походную кровать, на которой скончался император. Николай Павлович спал на ней даже в пышных апартаментах Зимнего дворца («спал на тоненьком тюфячке, набитом соломой»), укрываясь простой военной шинелью. Как известно, император был аскетом, любил простую пищу, не курил, не употреблял крепких напитков (не правда ли, его образ жизни напоминает нам другого выдающегося правителя России?).

Тем посетителям Исторического музея, которым не очень интересны сюжеты, связанные с высокой политикой, мы рекомендуем обратить внимание на несколько уникальных артефактов. Во-первых, это «Константиновский» рубль — одна из редчайших российских монет, она была отчеканена во время «междуцарствования», когда Санкт-Петербург принес присягу великому князю Константину Павловичу. В музейных собраниях таких монет лишь две — в ГИМе и в Эрмитаже. Во-вторых, тронное кресло Николая I из зала Общего собрания Правительствующего Сената (1832–1834 годы). Это именно кресло, не трон — простое и удобное. На таком можно часами решать важные государственные дела, а Николай обладал изрядной усидчивостью в работе с документами.

«Константиновский» рубль

Тронное кресло Николая I

Третий поистине удивительный экспонат — Доспех печального рыцаря. Оказывается, эти черные латы (из латуни) использовались в церемониале погребения многих российских монархов. Черный латник «с огромным обнаженным и опущенным вниз мечом, обвитым черным флером» символизировал окончание земного пути правителя. Он сопровождал в последний путь и самого Николая I.

Доспех печального рыцаря

Наконец, привлекает внимание забавная и довольно увесистая медная мемориальная табличка о посещении самодержцем некоего московского магазина, владельцы которого использовали этот факт для рекламы. «Его Императорское Величество Государь Император Николай Павлович осчастливил Своим посещением магазин сей в сопровождении графа Алексея Федоровича Орлова, где изволил пробыть пол-часа марта 14-го дня 1846 года».

«ПЕРВЫЙ СЛУГА ГОСУДАРСТВА»

Вернемся к названию экспозиции. Так почему же Николай — идеальный самодержец?

Устроители выставки процитировали замечательного русского философа Константина Леонтьева; так тот назвал императора в своей книге «Плоды национальных движений на православном Востоке».

Будучи самодержавным монархом, Николай считал себя (по его собственному выражению) «первым слугой государства». Считая себя лично ответственным за все происходившее в России, он стремился все контролировать и всем управлять — шла ли речь о строительстве железных дорог, борьбе с холерой, войне с турками или совершенствование системы образования. И во всем стремился к идеалу.

Когда я покидал здание Исторического музея, то вспомнил анекдот. Вернее, рекламный ролик «Всемирная история. Банк «Империал», снятый режиссером Тимуром Бекмамбетовым в середине девяностых годов прошлого века.

— Государь, осмелюсь вам доложить, в Париже поставлен спектакль, некоторым образом порочащий честь великой императрицы Екатерины, бабушки вашей, — докладывают императору Николаю I (в исполнении Виктора Вержбицкого)

— Передайте императору Франции: если он немедленно не прекратит это представление, я пошлю в Париж миллион зрителей в серых шинелях, который смогут освистать его... некоторым образом.

Вымысла здесь совсем немного. Францией правил не император, а король — последний из французских королей, Луи-Филипп. Пьеса была посвящена не Екатерине II, а Павлу I, то есть речь шла о защите доброго имени отца русского императора. А вот ответ Николая передан точно. И реакция последовала незамедлительно: пьеску из «русской жизни» запретили к показу.

Возможно, это и называется — «идеальный самодержец».

Фото: Дмитрий Белицкий/АГН «Москва» и Александр Курганов