Евгений ХАКНАЗАРОВ, Санкт-Петербург

18.11.2024

На этой выставке мы вглядываемся в лица, где напечатлены не только лишения, но и отблеск света. Нищета и разруха парадоксально рифмуются с парижской элегантностью и воздухом венецианских палаццо. Перед нами Европа, оттаивающая после ужасов войны. Впечатление от увиденного — колоссальное.

Интенсивно формирующий свою коллекцию музейно-выставочный центр «Росфото» решительно заявляет о себе как об одной из ведущих институций в стране в этой области искусства и профессии. Проекты центра в большинстве своем вызывают большой интерес широкой публики. И в меньшинстве — у достаточно узкого круга профессионалов и продвинутых любителей. Таким специфичным событием стала недавняя экспозиция, посвященная экспериментам в области старинных фототехник участников Новой академии изящных искусств Тимура Новикова. И эта готовность работать с самыми разными посетителями, незацикленность на шаблонах — отличительная черта музея высокого уровня. Проект, посвященный европейской фотографии пятидесятых-шестидесятых годов, который можно посетить в эти дни, по сути универсален. Здесь выставлена только небольшая часть (около ста единиц) собрания работ западных мастеров и любителей, которое было передано в фонд «Росфото» Союзом фотохудожников России. Такие снимки в середине прошлого века стал собирать создатель Центрального музея фотографии Евсей Бялый. Это собрание было сохранено и приумножено Андреем Баскаковым, возглавлявшим Союз фотохудожников. Профессионалы и историки отрасли смогут увидеть на выставке тонкую работу и приемы авторов снимков, представленных оригинальными желатиносеребряными отпечатками. Ну а «люди с улицы», от мала до велика, проникнутся сюжетами: каждое фото рассказывает свою историю — философскую, драматичную, лиричную, иногда забавную — но всегда человеческую. Простите, приврал: бывает, что и чисто кошачью.

Про «от мала до велика» сказано не красивости ради. Залы «Росфото», как и любой другой фотоинституции, не отличаются большой площадью — этот вид искусства в принципе не предполагает любопытствующих толп. Но в день, когда я выбрался на проект, здесь было очень-очень плотно — и еще немалое количество детей. Они прыгали, тянули руки к экспонатам, а родители читали им этикетки и что-то объясняли по мере сил. Словом, обстановка была далекой от музейной чинности, но предельно заинтересованная и располагающая к обсуждениям и позитивному настрою. Что вполне естественно: в экспозиции представлены преимущественно работы итальянских и французских авторов, которые, даже запечатлев достаточно скорбные мгновения, смогли уйти от деструкции, оставив стремление к созиданию и свет, такой желанный и необходимый после морока Второй мировой войны, опустошившей Европу. Есть еще немного скандинавов, там все как всегда: геометрия, светотень, формы и абстракции — тоже очень интересно, но несколько особняком.

Абсолютно необходимо погрузиться в исторический контекст, который даст ключ к ясному пониманию эпохи, отраженной снимками. Он не так однозначен, как можно подумать. Перед нами не только естественная послевоенная разруха, но и глубокий экзистенциальный разлом. Свобода от германо-итальянского фашизма и сама по себе жизнь без угрозы облав, репрессий, концлагерей и унижения оккупацией протекают на фоне крайней бедности подавляющего большинства и сопутствующего кризиса социальных институтов: остающиеся без присмотра сироты и просто дети, чьи родители все свое время отдают изнурительному труду, оставшиеся без поддержки ветераны и инвалиды, вдовы и старики. В то же время на носу коренной слом жизненного уклада (очередной, перед этим все изменила длительная война): вот-вот запустится итальянское «экономическое чудо», сопровождающееся производственным перезапуском и уменьшением доли аграрно-кустарного сектора. А значит, и огромной миграцией населения, теряющего старые корни и нуждающегося в новых: как было раньше, больше не будет. Аналогичные процессы протекают и во Франции, и в некоторых других странах. Только к середине шестидесятых Запад более-менее приблизился к сытости и стабильности — и то не всегда, не везде и не во всем. Общественная и художественная мысль в Италии в поисках ответа на возникающие вопросы переиначивает сформировавшийся еще накануне Первой мировой войны английский неореализм, сконцентрированный на повседневности и типажах, выскользнувших из викторианских пут и предписаний. Итальянский взгляд на мир и на самих себя неистово тяготел к подлинности и даже гиперреализму, когда речь шла о лишениях и тяготах – а в послевоенные годы, говоря на птичьем языке, только этот тренд и был мейнстримным. Ключ повествования и изображения действительности – социальный. Жизнь отдельного человека уже не грязь под безжалостным военным сапогом, но бытие – со своими высокими трагедиями и возвышенными надеждами, разговором с другими людьми и Богом, который, в отличие от нынешней Европы, еще был в то время авторитетом. Как здесь не вспомнить манифестирующий итальянский кинореализм и его лозунг из ленты Ренато Кастеллани: «Если верно, что Бог нас всех создал, то он должен быть щедр, чтобы дать нам хоть на два гроша надежды!» Этот мотив считывается и во многих фотоработах, выставленных в «Росфото». Именно он делает эти снимки такими глубокими и цельными, притягивающими внимание. Что до Франции, то, как и в экономике, в искусстве страна шла путями, схожими с итальянскими. Но она всегда была более самодовольной – как же, страна-победительница! Более самовлюбленной, настаивающей на своей исключительности. Новый реализм у нее появился особый, позже, в шестидесятых годах. Но это уже совсем другая история, мало относящаяся и к нынешней выставке, и к гуманизму в целом. И все же это позже. А пока перед нами Франция, еще не вполне расставшаяся с патриархальным прошлым. Страна не эстетических провокаций, но исполненная лиричности и даже некоторой консервативности. Осталось добавить, что идеологический и духовный нигилизм, торжествующий ныне в Европе и, к сожалению, у части российской публики, определяет невозможность повторения творческой интонации и акцентов снимков тех лет, исповедания гуманизма как главной ценности. Это только придает исключительности наполнению экспозиции, которую нужно спешить увидеть.

С теорией покончено, переходим к созерцанию. Рекордсменом по части «программных» работ для меня стала Жанин Ньепс. На долю этой женщины выпала удивительная возможность запечатлеть Францию в самые разные времена: от военных сюжетов (Ньепс сотрудничала с Сопротивлением) до той поры, когда в моду вошла аэробика и стало незазорным появляться на людях в измененном состоянии. Очень любила сюжеты про взаимодействие моды с обычными дамами, а также фотографировать детей с огромными батонами французского ремесленного хлеба — последнее, кажется, даже стало для нее фетишем. Но на выставке ничего этого нет. Зато можно увидеть трогательную грязную малышку, доверчиво выглядывающую сквозь решетку из семейной конуры («Париж»). Французская столица предстает на ее снимках и не столь неприглядной: вот задорно смотрит на нас взвешивающая то ли яблоки, то ли картошку «Торговка». Пустынный городской пейзаж являет совсем другой мир в работе «В воскресенье Жаннет скучает». И еще очень безлюдный уголок — двор небольшой гостиницы, где на фоне вывески деловито восседает кот: любой интроверт сразу захочет туда заселиться.

Раз речь зашла про пушистых и мяукающих: они на выставке в фаворитах по части представления животного мира. Есть еще рыбки и цыплята, но котиков больше. И настроение разное. Котенок наблюдает за калекой-ветераном — неприветливое солнце высветлило фактурную брусчатку (Тони дель Тин «Ветеран»). А вот черно-белый кот сидит на потрепанном столе и смотрит в объектив. Хвостатого не прогоняют хозяева, пожилая пара: он старичок с перевязанной головой, его спутница жизни стоит и тоже, как кот, смотрит на фотографа — с приятной полуулыбкой. Католические иконы или картины сверху — нехитрое украшение убогого жилища с, кажется, земляным и плохо утоптанным полом. Очень сильные чувства испытываешь здесь: как убого, но одновременно и тепло. Кот, миска, какие-то бутылочки и крынки, супруги еще вместе, еще не настал последний час. Какой-то мимолетный отблеск поместил в свой снимок «Нищета» Никола Скафиди. Для меня это один из главных кадров на выставке.

По силе эмоционального воздействия к этому снимку приближается работа Вилли Рони «Шахтер с силикозом», на котором выработанный мужчина вглядывается в нашу сторону. Силикоз — профессиональное заболевание необратимого характера. «Прогноз всегда неблагоприятный», — написано в справочнике. Очень странно встречаться взглядом с недалекой смертью, пусть и не с собственной. Как скоротечна жизнь, как мало всем нам отведено времени, даже если посчастливится избежать тяжелых болезней и прочих катастроф. О мимолетности человеческого бытования думается и при взгляде на «Кегли» фотографа, представленного как Ренар. Игроки вдали, размытые, а кегли — вот они, разлетаются: рельефные, увесистые, почти осязаемые. Очень яркая антитеза, если вдаться в меланхолию. Но как слепок давно сыгранной игры и пережитого азарта – тоже ничего.

Еще хочется написать про увиденное, но большого смысла в том нет. Нужно прийти и увидеть эту замечательную выставку, соприкоснуться с этими снимками живьем — тем более что организаторы, кажется, сделали все, чтобы перефотографировать их было невозможно или как минимум затруднительно. Но это понятная практика для любого выставочного пространства. Несколько практических замечаний. Проект «Европейская фотография 1950–1960-х годов» заявлен до 8 декабря, но с большой вероятностью будет продлен. На беглый осмотр потребуется около часа, а если не только смотреть, но чувствовать и размышлять, то гораздо больше. Параллельно по входному билету можно посмотреть выставку «О фотографии. Случайность/сингулярность/приключение». Здесь следовало бы погрузиться в философию фотографии, но это будет несколько громоздко. Поэтому приведу слова организаторов из анонса: «В представленных в экспозиции работах есть ошибки, «поломки», «сбои», которые вызывают желание внимательно рассмотреть фотографии и разобраться в изображенном». Есть много забавного, неожиданного, но и неочевидного для профанов. Кто слаб зрением, не забывайте очки: много малоразмерных экспонатов. Эта экспозиция работает до 2 февраля. 

Фотографии: Евгений Хакназаров.