«Октябрь» уж наступил
30.09.2017
В Институте русского реалистического искусства открылась выставка Александра Лабаса «Октябрь».
Романтик, обожавший высокие скорости, изображавший дирижабли и метро, кажется не самой очевидной кандидатурой для «революционного» проекта. Лабас всю жизнь сторонился официоза и не принимал сторону ни белых, ни красных (о чем напоминает двухцветное оформление залов, придуманное дизайнерами архитектурного бюро PROJECT ELEVEN Игорем Чиркиным и Павлом Пришиным). Однако в его биографии был факт, мимо которого не пройдешь: семнадцатилетним мальчишкой он стал свидетелем падения Империи. Что чувствовал скромный юноша из Смоленска, готовившийся к тихой карьере художника, когда перед ним рушился целый мир? Вероятно, и страх, и надежду: «Где искать поэзию и романтику? Я видел в то время картины ужасов. Они и сейчас стоят у меня перед глазами. Поэзия и романтика жили в нас самих. Мы надеялись, что будет лучше. Во всем искали зерна чудесного будущего. В воображении мы видели новую жизнь и в полной гармонии с ней — необыкновенное, смелое, большое и глубокое искусство».
Саша не думал оставаться в стороне от исторических перемен: «Наш район был у большевиков, а Арбат у белых. У меня там жили родственники, и я хотел пройти к ним в Спасопесковский переулок, хотя это уже было опасно. Зато я мог все увидеть. Я сделал ряд акварелей…» К событиям революции и Гражданской войны Александр Лабас возвращался на протяжении десятилетий. Созданные вещи объединены в серию «Октябрь»: так, кстати, называется картина 1928 года. На выставке есть уникальный автопортрет художника, позирующего на фоне этого холста (1978): ради ИРРИ экспонат впервые покинул стены Костромского музея-заповедника. По словам куратора Анастасии Сиренко, произведения Лабаса, посвященные подобной теме, впервые собраны на одной площадке. Хотя многое все равно пришлось оставить за кадром: маэстро, несмотря на официальное непризнание, был крайне плодовит — его наследие насчитывает тысячи работ.
Глазами мастера те годы предстают странным, лишенным четких ориентиров временем. Зрителя вместе с автором попеременно охватывает то ужас, то восторг перед стихией. Ощущение чего-то огромного, вышедшего из-под контроля, свойственно также современнику Лабаса Борису Григорьеву, чутко отразившему предгрозовые настроения в цикле «Расея». Однако Александр Аркадьевич не интересовался индивидуальными характерами, так занимавшими Григорьева. Куда больше его привлекали людские массы. Несколько мазков — и толпа, оседлавшая паровоз, уличные бойцы, матросы — все складывалось в панорамную картину. Камерный художник Лабас ступил на чужую для себя территорию и оказался летописцем большой истории. Особенно примечательно полотно «Утро после боя» (1929): огромное городское пространство, усеянное маленькими фигурками, а рядом — то ли трепещущие красные флаги, то ли пролитая кровь. Недаром наследница художника, глава его фонда Ольга Бескина-Лабас советует внимательно рассмотреть каждую картину: порой обнаруживаются неожиданные вещи.
Мастер говорил, что некоторые образы его буквально преследовали. Иногда это превращалось в навязчивое варьирование одного и того же сюжета: например, он раз за разом изображал большевиков у стен Кремля, меняя лишь технику — гуашь, акварель, карандаш, вощение с процарапыванием. Можно ли считать эксперименты попыткой изжить пугающие воспоминания, или все дело в перфекционизме художника, искавшего наилучшее решение? Как бы то ни было, Лабасу удалось воплотить страшный экзистенциальный опыт, и для подобной задачи ему не требовались густонаселенные батальные сцены. Куда больше способен рассказать о тревожной эпохе пустынный, в молочном тумане, переулок с двумя одинокими фигурками («Наш переулок утром», 1929).
Произведения Лабаса дополнены документальными свидетельствами: не только его фотографиями или личным делом из Государственного военного архива, но также кадрами революции и Гражданской, предоставленными Мультимедиа Арт Музеем. Можно сравнить, как художник, писавший с натуры, а заодно и превосходно фантазировавший, «пропустил» сквозь себя события трудных лет. А запечатленный на одном из фото 12-летний боец, «юный герой Сергей Сергеев», погибший в 1919-м, напоминает самого Лабаса. В 1917 году Александр был почти ребенком, и пережитое в каком-то смысле закалило и сформировало его. Возможно, последующая любовь к воздухоплаванию стала попыткой оторваться от земли, где на поверку оказалось не так много совершенства.
