24.04.2023
Материал опубликован в октябрьском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
ЧЕЛОВЕК ЕСТЬ ДРОБЬ
Толстовская «Азбука» — по сути, популярная энциклопедия для детей и взрослых. Она состоит из четырех частей, собранных в одну объемистую книгу, где есть короткие рассказы (в том числе сочиненные автором-составителем), истории, былины, басни, загадки.
Кроме того, Лев Николаевич включил сюда тексты на старославянском языке, а также методические рекомендации, подробно разъясняющие, как преподавателям следует использовать предложенные в книге упражнения для занятий. В дополнительных разделах Толстой знакомил читателей с бытом жителей других стран и основами арифметики.
По признанию автора, перед ним в свое время раскрылся «целый мир знаний математических, естественных», в результате чего кругозор литератора-философа существенно расширился, а его мысль устремилась к обобщениям поистине универсальным. «Человек есть дробь, — писал он. — Числитель — это — сравнительно с другими — достоинства человека; знаменатель — это оценка человеком самого себя... но всякий может уменьшить своего знаменателя — свое мнение о себе, и этим уменьшением приблизиться к совершенству».
Намереваясь поместить в «Азбуку» ряд статей по другим точным наукам, маститый писатель вплотную приступил к их изучению. «Я все занимаюсь астрономией и физикой», — сообщал он в марте 1872 года.
Несмотря на авторитет и популярность Толстого в образованной среде, министерство просвещения отказалось рекомендовать это учебное пособие педагогам и родителям.
ШКОЛА В ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ
«Азбука» появилась не случайно, не на пустом месте. Педагогика в жизни Льва Николаевича занимала особое место, порой даже мешая литературному творчеству. Когда Толстому было 30 лет, он, еще не написавший ни одного романа, организовал в Ясной Поляне начальное обучение для детей. Вдохновленный некоторыми успехами на новом поприще граф, недавний участник сражений Крымской войны, в письме двоюродной тетушке сообщал: «Есть и у меня поэтическое, прелестное дело, от которого нельзя оторваться, это школа».
Он был уверен: в детях таится огромная тяга к знаниям, и нужно сделать так, чтобы учеба стала интересным, желанным занятием как для учеников, так и для учителей.
Граф Толстой бросил клич: «Присылайте еще детей. И девочки пусть приходят. Мы все будем учиться!» Школяры от 7 до 15 лет пользовались в Ясной Поляне максимальной свободой. Колокол приглашал их на занятия в восемь утра, после чего они рассаживались на лавках и столах, на подоконнике и на полу, могли невозбранно разговаривать, шуметь, заглядывать в соседские тетради. Дозволялось даже выходить из класса, и если кто-то такой возможностью пользовался, то виноват был учитель — не смог заинтересовать ребят.
Толстой писал: «Из нашего милого сословия детей я ничего подобного не видал. Подумайте только, что в продолжение двух лет, при совершенном отсутствии дисциплины, ни один и ни одна не были наказаны. Никогда лени, грубости, глупой шутки, неприличного слова...»
Преподавали в школе четверо, включая самого графа — в старшей группе он вел математику, физику, историю. Коллеги учили русскому языку, этике, пению, рисованию, давали уроки гимнастики, столярного дела, приобщали к сельскохозяйственному труду.
Новыми знаниями снабжали не скупясь, на дом же ничего не задавали: Лев Николаевич понимал, что у крестьян и без того забот полон рот, и их детям вне учебного процесса не до книжек и тетрадок.
Одним из тех, кто посещал занятия в яснополянской школе, был Василий Морозов. Учился он хорошо, увлекался историей и у Толстого был как будто на особом счету. Обнаружив в себе тягу к литературе, впоследствии опубликовал благодаря мэтру-наставнику несколько собственных рассказов.
Он вспоминал: «В школе у нас было весело, занимались с охотой. Но еще с большей охотой, нежели мы, занимался с нами Лев Николаевич. Так усердно занимался, что нередко оставался без завтрака. В школе вид он принимал серьезный. Требовал от нас чистоты, бережливости к учебным вещам и правдивости... Любил, чтобы на вопрос ему отвечали правду, без задней выдумки... Порядок у нас был образцовый за все три года», — именно столько существовала школа.
Толстой выпускал педагогический журнал «Ясная Поляна», ставший печатным проповедником его идей. Однако полезному и нужному изданию была суждена недолгая жизнь — официальная педагогика одолела «самодеятельную», да и подписчиков у него было всего несколько сотен.
ВОЛНЕНИЕ КЛАССИКА
Лев Толстой признавался, что посвятил своей «Азбуке» 14 лет жизни, имея в виду не только поиски материала и написание текстов, но и работу в яснополянской школе.
О создании собственного, неповторимого учебника писатель начал думать еще тогда, когда работал над романом «Война и мир»: набрасывал предварительный план учебного пособия, размышлял над его содержанием. Софья Андреевна вспоминала, что летом 1869 года Лев Николаевич много времени уделял философии, отечественным сказкам и былинам: «Навел его на это чтение замысел писать и составлять книги для детского чтения для четырех возрастов, начиная с азбуки».
Он изучал специфические особенности языка, черпая сведения из разных источников, подолгу беседуя с крестьянами, случайными прохожими, странниками, которых встречал во время прогулок по Киевскому шоссе, вблизи Ясной Поляны.
С сентября 1871 года литературный мэтр работал почти исключительно над «Азбукой», выкраивая часы и минуты для присмотра за организованной в его имении школой. Обучали яснополянских ребятишек члены семьи писателя, в том числе девятилетний Сережа, семилетняя Таня и даже пятилетний Илья. Таким образом Толстой проверял собственную методику.
В тот период ему сопутствовала не только всероссийская, но и мировая слава. Уже были опубликованы роман «Война и мир», повести «Казаки», «Два гусара», «Утро помещика», трилогия «Детство. Отрочество. Юность» и другие произведения. Вдосталь познавший, что собой представляют розы и тернии литературного труда, мастер волновался, переживал, когда думал о том, как читатели встретят его новую работу. В октябре 1872 года он писал философу и критику Николаю Страхову: «Я... избалован успехом своих книг. Если Азбука выйдет в ноябре, не разойдется вся к новому году (3600), то это будет для меня неожиданное fiasco... Издавая «Войну и мир», я знал, что она исполнена недостатков, но знал, что она будет иметь тот самый успех, какой она имела; а теперь вижу очень мало недостатков в Азбуке, знаю ее огромное преимущество над всеми такими книгами и не жду успеха именно того, который должна иметь учебная книга».
ПАМЯТНИК «АЗБУКЕ»
Увы, мэтр оказался прав. Большинство посвященных его новинке рецензий были неблагожелательными. Первым бросился в атаку на «Азбуку» литератор Петр Полевой. В помещенной в «Санкт-Петербургских ведомостях» статье он обратил внимание на отсутствие предисловия, без которого-де невозможно понять, «для кого написал граф Л. Толстой свою «Азбуку»? кого разумеет он под названием ученика?». Особенности метода обучения грамоте показались критику «совершенно темными», а материалы исторического содержания — «скудными», «бледными», «разбросанными в четырех книгах... без всякой видимой связи или системы»...
«Вестник Европы» также не поскупился на упреки: автор «бьет шибко на мораль, которая до оскомины приелась в фабрикациях иезуитского пошиба плаксивой сентиментальности, где употребляется для того обычный запас басен, присказок, сказок, сентенций и нравоучительно-невинных или уморительно-смехотворных рассказов»; «погнался за несколькими зайцами разом, и не мудрено, что промахнулся на всех».
Распродавалось новое издание плохо: на читателей подействовали критические отзывы. Толстого же они возмутили. О своем труде Лев Николаевич был очень высокого мнения, и никакие сторонние доводы разубедить его не могли. «Азбука не идет и ее разбранили в «Петербургских ведомостях»; но меня почти не интересует, я так уверен, что я памятник воздвиг этой Азбукой», — рассказывал он в письме Страхову.
Ругали, впрочем, не все. В журнале «Гражданин» некий доброжелатель убеждал читателей в том, что вновь вышедшее учебно-педагогическое издание — «несомненно полезная книга, строго обдуманная и представляющая, говоря вообще, прекрасный выбор для первоначального чтения и упражнений». В финале рецензии даже слышался «звон литавр»: «В труде графа Толстого мы можем приветствовать одно из самых ценных явлений в нашей учебной литературе».
Такого же мнения придерживались и визитеры, которые стали наезжать в Ясную Поляну. Софья Андреевна свидетельствовала: «У нас целая толпа учителей народных школ, человек 12 — приехали на неделю. Левочка им показывает свою методу учить грамоте ребят, и что-то они там обсуждают».
И все же, к огромному сожалению великого писателя, министерство просвещения отказалось рекомендовать книгу для изучения в школах. Уняв обиду, он приступил к переработке «Азбуки». К тому же его обуревали тогда свежие, весьма своевременные мысли.
УСЛУГА ВСЕМ УЧАЩИМСЯ
Лев Николаевич, по сути, писал книгу заново — правил, сокращал, дополнял. Затем, не удовлетворившись написанным, приступал к новой редакции. Но и та не доставляла радости. Писатель утопал в пучине самого разного материала и выплыл оттуда с трудом. В январе 1875 года работу над «Новой азбукой» закончил, сдал густо исписанные листы в набор.
Вновь начались связанные с правкой и корректурой муки. Изменений по обыкновению внесено было множество. «Левочка всегда все отделывает и переделывает, даже мелочи», — свидетельствовала супруга. «Я по своей привычке все мараю и переделываю по двадцать раз», — признавался сам классик, который обращал внимание не только на текст, но и на оформление, указывал размеры шрифтов, подходящие, по его мнению, виньетки.
Наконец, в середине марта ведавшему типографскими делами мужу племянницы Николаю Нагорнову Толстой сообщил: «Дело, вижу с радостью, приближается к концу... Все поправки, которые я сделал, предоставляю вам исполнить или не исполнить. С поправками этими будет лучше, но и так будет хорошо».
На сей раз министерство просвещения препятствий не чинило. Отзыв на «Новую азбуку», который поручили сделать Аполлону Майкову, был положительным: «Граф Толстой оказывает истинную услугу всем учащим и учащимся мастерски написанными... рассказами, понятными для детей всякого состояния... Кажется, не обинуясь можно сказать, что подобного материала для чтения не представляет ни одно из существующих руководств, а потому «Новую азбуку» Толстого со стороны Ученого комитета смело можно одобрить и рекомендовать для всех заведений, где обучение начинается с азбуки».
Пресса тоже в основном приветствовала. Да и реализация пошла бойко: при жизни Льва Николаевича «Новая азбука» выдержала 28 изданий, книжные склады быстро пустели.
В наше время по этому учебнику детей в школах не учат, и тем не менее объемистая, вобравшая в себя множество замечательных текстов и уйму всевозможной полезной информации книга представляет немалый интерес. И сегодня впору удивляться широким познаниям нашего классика, полету его причудливой мысли, несомненному педагогическому дару. Толстой не поучал — мудро повествовал, исподволь понуждая читателя больше думать, мотать на ус.
Андрей Белый сравнивал творчество этого великого писателя с колодцем, где вода чистая и прозрачная, а дна не видно — колодец глубокий. В полной мере эта метафора подходит и к толстовской «Азбуке», написанной точным, живым языком.
«Надо, чтобы все было красиво, коротко, просто и, главное, ясно», — такую задачу ставил себе Лев Николаевич Толстой. И превосходно ее выполнил.