Дарья ЕФРЕМОВА

30.09.2015

В Рязани завершился Международный научный симпозиум «Сергей Есенин: Личность. Творчество. Эпоха», приуроченный к 120-й годовщине со дня рождения поэта. А открывался он в столичном Институте мировой литературы.

Более полутора сотен ученых из России, Белоруссии, Китая, Вьетнама, Польши, Турции, Франции и других стран подвели итог полувековому изучению творческого наследия и биографии поэта. Результатом стало третье издание Полного собрания сочинений и выпуск научных сборников. Также на симпозиуме рассказали о сенсационной находке — неизвестном автографе поэмы «Пугачев», обнаруженном в Лондонской библиотеке в прошлом году.

«Это самый большой беловой автограф «Пугачева», с первой по пятую главу — рукописный текст и с шестой по восьмую — машинопись, — рассказала старший научный сотрудник ИМЛИ РАН, член Есенинской группы Светлана Серегина. — Манускрипт датирован сентябрем 1921 года, а поэма была опубликована только в декабре. Возникает вопрос: как документ оказался в британской столице? Сначала думали, что Есенин просто забыл его в каком-нибудь отеле, путешествуя по Европе с Айседорой Дункан, но потом нам удалось восстановить подлинную картину. В сентябре 1921-го в Москву приезжал английский писатель и журналист Карл Эрик Бехгофер. Собирал материал для книги о России, ездил по Поволжью. С Есениным познакомился в кафе имажинистов, куда его пригласили Вадим Шершеневич и Анатолий Мариенгоф. Поэт проникся доверием к англичанину — тот прекрасно говорил по-русски, знал классику — и решил сделать ему подарок. Сейчас мы ведем переговоры с Лондоном о совместном изучении документа и его публикации. Речи о передаче пока не идет: есенинские автографы — одни из самых дорогих на мировых аукционах». 

Образ Пугачева обсуждался не только в контексте недавно обнаруженного манускрипта. Фигура бунтовщика в творчестве Есенина — знаковая, поворотная. «Скифский период» позволил поэту оттолкнуться от традиции романтической народности, нашедшей воплощение в лирике его друга и учителя Николая Клюева, и перейти к глобальному видению исторических, культурных и социальных процессов. Именно эта глобальность, по мнению исследователей, и принесла ему мировую славу. 

«Многие хотели бы видеть Есенина этаким идиллическим пастушком, певцом золотой бревенчатой Руси, но он никогда не сводился к одной только теме, — заявил литературовед Валерий Доманский. — Изба, поле, сад, роща, река, небо — всего лишь универсалии, присутствовавшие в отечественной поэзии и до него. «Невеселая картина, только дождь стучит в окно» и «стены, мокрые от пота» встречались у Спиридона Дрожжина, о «величии в морозной мгле» писал Николай Клюев. Уникальность Есенина в том, что он заново открыл народный быт, призвав крестьянина не тяготиться бедностью и зависимостью, а гордиться принадлежностью к традиционной культуре, которая древнее и эстетически важнее, чем аристократическая европейская. Есенин создал классическую модель самобытного русского космоса, где изба — матрица человеческого бытия. Не только родные стены, которые могут быть разрушены революциями и войнами, а метафизический дом-храм, тот, что навсегда остается с человеком. Как сказал писатель Федор Абрамов: «Главный-то дом человек в душе у себя строит. И тот дом ни в огне не горит, ни в воде не тонет».