05.06.2014
«Культура» продолжает цикл рассказов о судьбах ветеранов, живущих в разных уголках некогда единой страны. На сей раз наш корреспондент побывал в Белоруссии. Партизанский край. В годы Великой Отечественной войны здесь действовало 1255 отрядов. В их составе против фашистов воевали более 370 тысяч человек. Не отсиживались в лесах, а реально громили врага — одних только железнодорожных эшелонов с живой силой и техникой противника пустили под откос более 11 тысяч. Были среди партизан и совсем по нынешним временам дети — с захватчиками сражалось более 5 тысяч пацанов, которым на тот момент едва исполнилось 15–16 лет. Сейчас даже им, немногим из оставшихся в живых, глубоко за восемьдесят.
Свою первую и самую дорогую медаль — «За победу над Германией» — Георгий Алексеевич Сычевский получил в 1945 году. Самому было 15. Эмоции переполняли настолько, что парнишка одним махом написал первое в жизни стихотворение. Которое спустя десятилетия тут же без запинки прочел корреспонденту «Культуры»:
«Я не спал на посту в партизанском лесу,
Я в засадах участвовал смелых,
Я в разведку ходил
и листовки носил —
Выполнял благородное дело.
Сил своих не жалел
для того, чтоб зверей
На земле нашей не было следа,
И блестит потому
на рубашке моей
Медаль боевая — «Победа»!
Почти месяц ходил с ней в школу (куда ж еще податься бывшему партизану) и страшно гордился этой наградой на зависть одноклассникам. Потом бережно спрятал в шкатулку. Позже к «Победе» прибавились еще медали «За отвагу», «Партизану Отечественной войны» I степени и орден Отечественной войны II степени.
«Победа» — знаковое слово в жизни бывшего партизана. Когда предложили несколько адресов, где можно получить квартиру в Минске, выбор сделал сразу — проспект Победителей. Там он и живет по сей день.
Берестяная звездочка
...В отряд 13-летний Жорка Сычевский пришел с «приданым» — умудрился переправить через Припять корову, а за пазухой — учебник и пионерский галстук. Приняли парня тепло. Корову отправили в партизанскую деревню, книжку радостно пустили на самокрутки, а галстук разрезали на ленточки и прикрепили к фуражкам и шапкам — чтобы видно было фашистам, с кем дело имеют. Небольшой кусочек сатина Георгий сберег для себя и обтянул им смастеренную из бересты звезду, которую с гордостью прицепил на шапку.
Взамен юному партизану выдали трехлинейку — винтовку Мосина, которая оказалась едва ли не одного с ним роста, и целую обойму в пять патронов, что было большой роскошью — боеприпасов не хватало. Было это 2 сентября 1943 года — так и записано в справке, выданной Сычевскому в Белорусском штабе партизанского движения.
Начало войны запомнилось Георгию Алексеевичу тем, что все взрослые мужчины города Петриков пошли записываться на войну. Отправился в военкомат и отец, Алексей Александрович, директор местной школы, хоть у него была бронь по инвалидности. В армию его так и не взяли — уже в Орле призывная комиссия забраковала по здоровью. Остался учительствовать — такова была установка подпольного горкома партии. А вот сестра его, Жоркина тетя Оля, сразу ушла в партизаны, в легендарное соединение Алексея Федорова, и участвовала в знаменитом партизанском рейде «Ковельский крест».
Оставшись в городе, Сычевский-старший стал партизанским связным, а еще собирал оперативную информацию о немцах и полицаях — были у него надежные разведчики-ученики, от чьих пытливых глаз ничто не могло скрыться. Полученные сведения передавал в отряд через сына — дорожка в лес у Жорки была протоптана.
Однако, несмотря на конспирацию, полицаи с подозрением относились к учителю. Раз даже с обыском нагрянули — якобы проверяли, нет ли хищений в школе. Это был тревожный звонок. Второй визит мог закончиться печально: достаточно было малейшего подозрения, чтобы немецкие прислужники поставили к стенке.
— Немцы при обысках первым делом смотрели на иконы — если нет, значит, либо еврей, либо коммунист, и тогда сразу в расход, — вспоминает Георгий Алексеевич. — У нас дома образов не держали, отец хоть и беспартийным был, но все-таки директор школы. Мама сбегала к соседям, взяла у них икону, но оставаться в городе все равно было опасно, и мы решили уйти к партизанам.
Просто сказать. На самом деле это была целая операция, в которой участвовали все члены семьи Сычевских: папа, мама, дедушка с бабушкой и сам Жорка. Нужно было избежать подозрений полицаев, поэтому всем вместе из города выходить было нельзя. Георгию еще и корову надо было вывести, для этого придумали две «легенды» — гонит, мол, на выпас, либо сдавать немцам в хозяйство, которое было организовано в так называемом «геббельс-комиссариате». Все прошло гладко — члены семьи разными путями переправились через Припять и встретились спустя двое суток в лесу.
В отряде Георгия приняли как равного — подростки среди партизан были не редкость. Да и крепкий был парнишка, не по годам.
— Мы когда реку Уборть вброд переходили, у отца сапоги прохудились, а у меня крепкие были, так я его посадил на плечи и перенес на другую сторону, — вспоминает мой собеседник. — Поблажек по возрасту не было — пришел к партизанам, значит, воюй наравне со всеми.
Свой первый бой Георгий Алексеевич особо и не запомнил. Это была обычная засада на фрицевский обоз, их потом будет еще немало. Но запомнилось абсолютное отсутствие страха, скорее, какой-то азарт. Мальчишеское сознание, хоть уже и опаленное войной и видом смерти, воспринимало реальный бой как некую игру, где «наши», естественно, всегда побеждают. Впрочем, игра игрой, а стрелять нужно было метко — каждый патрон на счету.
Запомнился Жорке другой, тоже совсем заурядный по партизанским меркам бой. Тогда в засаду попал немецкий грузовик с боеприпасами, который потом было решено сжечь — не оставлять же врагу. Но тут один боец, Найдечин его фамилия, попросил подождать с поджогом — разделся и засунул рубаху и кальсоны в топливный бак. Так он хотел... от вшей избавиться.
— Вшей мы называли «фрицами», грызли они нас нещадно, вот он их керосином и хотел потравить, хотя в любой момент настоящие фрицы могли нагрянуть, — с улыбкой вспоминает Георгий Алексеевич. — А вообще от вшей мы, знаете, как избавлялись? Рубашку или штаны в жгут скручивали, насекомых выдавливали, а потом над костром одежду держали, прожаривали. А керосин Найдечину не помог, тогда он уже потом захотел проверенным способом от вшей избавиться — да только белье вспыхнуло, как порох, и остался боец без исподнего.
Письмо Гитлеру
Партизанский быт незамысловат. Большей частью жили в куренях — это такой большой шалаш, обложенный ветками и дерном с отверстием вверху, чтобы дым от костра выходил. Ветер дунет — дым внутрь идет, глаза до красноты выедает. Землянки редко копали, когда удавалось месяц-другой на одном месте стоять. Помыться и одежку простирнуть — в ручье на болоте, зимой талым снегом лицо ополоснул — вот и вся гигиена.
— В кино совершенно не так показывают партизан, как увижу фильм с неправдой — сразу выключаю, — сердится ветеран.
Уже после войны, работая в школе в городе Молодечно, он заглянул как-то в местный горком партии, где шла подготовка к очередной годовщине освобождения Белоруссии от фашистов. Партийцы обсуждали сценарий представления о партизанской жизни.
— Я как услышал, что они собираются изобразить сцену, как «партизаны подшивают подворотнички», так сразу развернулся и ушел, — негодует Сычевский. — Сразу понятно, что никто из них жизни партизанской и близко не видел. Какие подворотнички? Тут рубаха истлевает до дыр, а ногти на ногах можно срезать, не снимая сапог. Или еще: «партизаны поставили винтовки в козлы» — отродясь такого не было! Каждый спал с оружием в обнимку, чтобы в случае чего можно было сразу в бой вступить.
А вот что точно уловили в современных фильмах про партизан, так это любовь к песне. Попеть на привале партизаны любили, правда, даже гармошки в отряде не было, хотя музыканты имелись. Петь зачастую приходилось вполголоса, чтобы неприятель не услышал.
— В основном пели советские песни, известные еще по мирной жизни, — вспоминает Сычевский. — Затянет кто-то песню, все подхватывают, даже те, у кого голоса нет. Как-то легче на душе становилось, дом вспоминался, походы на речку, в кино. Сочиняли и свои, партизанские песни, о героях, которых «Сталин в лицо не знает».
А однажды, уж бог знает, каким образом, в отряд попала книга — сборник стихов Константина Симонова. Скорее всего, кто-то из штаба партизанского соединения оставил. Стихи зачитывали вслух по многу раз, их запоминали наизусть.
Георгий Алексеевич хорошо запомнил, как отмечали 7 ноября 1943 года. Праздничный стол не блистал яствами, зато была двойная порция каши и горячий чай с хлебом. Партизан по фамилии Заяц, украинец из соседней Житомирской области, как оказалось, был не только хорошим подрывником, но еще и неплохим художником. В наличии имелись лишь три карандаша — синий, красный и черный. С их помощью была выпущена стенгазета. А еще партизаны написали письмо... Гитлеру.
— Словечки там были похлеще, чем у запорожских казаков, составлявших послание турецкому султану, такие и произносить неприлично, но мы смеялись от души, — улыбается Георгий Алексеевич.
Партизаны пообещали Гитлеру в честь годовщины революции уничтожить мост через Припять и подорвать паровоз. Отправлять письмо, конечно, не стали. А мост на следующий день действительно сожгли и прервали сообщение на трассе, по которой немцы перебрасывали к фронту технику и боеприпасы. С эшелоном, правда, вышла незадача — немецкий патруль обнаружил мину под рельсами, и лежащим в засаде партизанам пришлось подрывать ее тут же, не дожидаясь, пока подойдет паровоз. Дернули за длинный шнур, прикрепленный к взрывчатке, — и наблюдательный патруль вместе с обломками шпал и рельсов взлетел на воздух.
Партизанская любовь
А еще Георгий Алексеевич любит вспоминать своих друзей-партизан, боевых товарищей. Отряд был интернациональным — в основном белорусские парни, с Полесья, но много воевало украинцев и русских красноармейцев, попавших в окружение. Их называли «кадровыми» и ставили командирами рот и взводов. Особенно запомнились Георгию Алексеевичу пулеметчики Шеверно и Попсуй, которые, попав в плен к немцам, сумели совершить побег и при этом прихватили с собой в качестве «трофея» немецкий танковый пулемет.
В отряде были также словак и румын. Юрка-словак был офицером в дивизии, которая охраняла железнодорожное полотно, дезертировал и переметнулся к партизанам. Его назначили командиром взвода.
— Многие словаки уходили к партизанам, на территории Белоруссии действовал даже отдельный отряд партизан-словаков, — рассказывает Георгий Алексеевич. — Они не хотели воевать против славян и вреда нам не причиняли. Когда немцы гнали их в лес на операции против нас, то словаки просто стреляли в воздух для шума, а потом возвращались ни с чем. Мы тоже в словаков не стреляли, была такая между нами негласная договоренность.
Румын Савва Коломент тоже не захотел воевать в составе венгерской бригады, которая прославилась особой жестокостью («Хуже немцев были!»). Он отстал от «своих» и сдался партизанам. Поначалу парня определили на пищеблок подсобным рабочим, но вскоре он взбунтовался. Оказался неплохим бойцом. Когда на землю Белоруссии пришли советские войска, в штабе соединения ему выдали справку о боевых заслугах на стороне советских партизан, и ему недолго пришлось быть в статусе военнопленного.
Попадались в партизанских рядах и предатели, и мародеры — чего греха таить. Но с такими расправлялись быстро — в расход. Одного из таких Сычевский сам подловил.
— Стою как-то на посту, в дозоре, — вспоминает он. — Рядом деревня, спаленная за то, что жители в лес ушли. Кто успел — добро закопали. И вижу, как вертится там наш партизан Рудник, из западных украинцев, с ним местный горбун, что-то показывает. Доложил командиру, а потом выяснилось, что выкопали они чужие вещи. Мародера расстреляли перед строем.
Судьба предателей всегда незавидна. Сычевский рассказал про одного из таких. Бывший уголовник. Когда немцы заняли Петриков, сразу подался в полицаи и прославился своей жестокостью. А уже когда приближались советские войска, решил спасать свою шкуру. Пришел в отряд Трухановича с повинной, заявил, что готов искупать ошибки кровью и сражаться с фашистами. Ему не поверили, прогнали. Тогда прохвост подался в соседний отряд, где о его «подвигах» не знали. Но шила в мешке не утаишь, и бывшего полицая вскоре разоблачили и повесили в Мозыре.
— Судьбы по-разному у людей складывались, — вспоминает ветеран. — Вот был у меня приятель Петька Верас, его старший брат по прозвищу Прохвостый подался в полицаи. Петька, перед тем как уйти в партизаны, решил у него украсть винтовку, но вынести ее незаметно было нельзя, и он взял только затвор. Педантичные немцы за утрату имущества брата расстреляли, и младший очень переживал из-за этого. Так и жил парень с этим горем...
На службу в полицию из местных мало кто пошел — большей частью бывшие уголовники. Немцы, как пришли, сразу выпустили заключенных из тюрьмы расположенного неподалеку городка Туров, и весь ее «контингент» тут же записался в полицию. Эти лютовали особо — жгли дома вместе с людьми, всячески выслуживались перед немцами.
— Все нынешние жалкие попытки героизации белорусских полицаев как борцов с коммунистическим режимом яйца выеденного не стоят, — сердится Сычевский.
Спрашиваю у Георгия Алексеевича про партизанскую любовь — было дело?
— Какая любовь в партизанах? — искренне удивляется ветеран. — Да и женщин на весь отряд всего три было — жена командира Трухановича, медсестра Гена, на самом деле ее имя Геннадия, которая мне обожженную ногу желтым стрептоцидом лечила, да Десантница, которую так прозвали потому, что все время в брюках ходила — другой одежды у нее не было. Любовь была уже потом. Свою единственную Георгий встретил в школе. Они, дети войны, десятилетку заканчивали переростками — на три года старше других ребят. Жора был секретарем комитета комсомола школы. Маша — его заместителем.
— Так по жизни и осталась Мария Ивановна моим вечным заместителем, — с грустью говорит Сычевский. — Четыре года, как нет ее. Вот такая любовь...
«Доворовались — отсюда все беды!»
Не обошли с Георгием Алексеевичем и злободневную тему — ситуацию на Украине.
— Правильно сказал наш президент Лукашенко по этому поводу: «Доворовались!», отсюда и все беды в стране, — расстраивается Сычевский. — В Краматорске живет родной брат моей жены — страшные вещи там происходят. Бандеровцы похлеще фашистов с людьми расправляются, никого не жалеют — ни женщин, ни детей, ни ветеранов войны. Как же нужно украинским властям не любить свой народ, чтобы довести дело до гражданской войны!
Георгий Алексеевич особенно расстроился, когда узнал, что в Киеве в этом году отменили парад Победы, а во Львове ветеранов Великой Отечественной на улицах сменили каратели из бывшей дивизии СС «Галичина». Советские партизаны там уже считаются «пособниками коммунистического режима».
— У нас в Белоруссии и в России такое и представить невозможно, — говорит ветеран. — 9 Мая настоящий праздник для всех людей. На улицу выйдешь, девчушки и парни так цветами завалят, что и не донести. А слова какие говорят!..
Что смущает Сычевского, так это «новые ветераны», которые во время войны отсиживались по хатам, а сейчас удостоверениями щеголяют.
— Есть у нас один такой в Петрикове, фамилию не буду называть, недавно записался в ветераны. Умудрился у одного бывшего командира партизанского соединения, который спивался, что тоже с бывшими партизанами случалось, за бутылку справку получить, что, мол, состоял связным в отряде. Потом еще у двух бывших командиров таким же способом выклянчил подтверждение своего «героического» прошлого. Дождался, когда все трое умерли и уже не могли ни опровергнуть, ни рассказать, как он справки эти добыл, и пришел в комитет ветеранов. Подписи и печати подлинные — получай льготы. Ну, да Бог ему судья...
Отношением к ветеранам в Белоруссии Георгий Алексеевич доволен — и льготы есть, и уважение, недавно путевку в санаторий выделили, буквально на днях вернулся, подлечили. Так что на вопрос о здоровье ветеран бодро ответил: «Еще могу взять быка за рога. Если ему ноги свяжут!»
День освобождения Мозыря 23 января 1944 года юный партизан Георгий Сычевский из-за тифа встретил в военном госпитале, но этот день ему запомнился. Именно тогда его партизанское формирование встретилось с советскими войсками за Припятью. Потом была школа, Белорусский государственный университет, семь лет директорства в школе Молодечно, работа в горкоме, учеба на офицерских курсах и Высшая партийная школа. После этого Георгию Алексеевичу поступило предложение, от которого, как говорили раньше, невозможно было отказаться — в органы государственной безопасности, где он и прошел путь от лейтенанта до полковника. Интересная деталь — коллеги по КГБ о партизанском прошлом Сычевского узнали лишь после его увольнения. Сам он об этом никому не рассказывал, молчал как партизан. Вот и «Культуру» попросил: «Не делайте из меня героя». А героев и не делают — они просто живут среди нас. И дай им Бог жить подольше.