Александр АНДРЮХИН, Севастополь

24.04.2014

В Севастополе к ветеранам Великой Отечественной войны отношение особое. Их знают, ценят и уважают. 23 года украинизации не изменили нрав города русской славы. «Культура» побывала в гостях у очевидца знаменитого водружения знамени над Рейхстагом Виктора Исаева. 

В свои 87 Виктор Иванович выглядит на шестьдесят. Веселый, спортивный. Смеется: «Живу по правилу тройного «без» — «без дури, без боли, безбедно». 

В просторной трехкомнатной квартире светло и уютно. На шифоньере — три аккордеона, на стене — крупное фото молодого танкиста, это Виктор Иванович в 40-х. Не успел я сесть за стол и достать диктофон, в комнату с подносом, приветливо улыбаясь, вплыла жена ветерана. «Да подожди ты с чаем!» — замахал руками хозяин: мол, сначала работа. «Ну, одно другому не мешает», — мягко возразила жена и оставила угощение на столе. Оказалась права: совсем не помешало. 

культура: Сколько Вам было, когда началась война? 
Исаев: Пятнадцать, еще учился в школе. А в 1943-м закончил десятилетку, и отец меня сразу же отправил в полковую школу, учиться на танкиста. Отец был комиссаром Волжской флотилии, затем секретарем Кировского райкома, человеком образованным и идейным. Считал, что дети партийных работников должны быть на фронте в первых рядах. На танкиста я проучился пять месяцев, стал механиком-водителем. Помню, как получал с завода танк. Сам поехал на завод, а мне говорят: подожди, твой еще не готов. Прямо при мне закончили его сборку, покрасили. Я залезал, а краска еще была влажной.

культура: И сразу на фронт?
Исаев: Сразу! Тогда шли бои за Белоруссию. Первое боевое крещение я получил под Бобруйском. Когда ведешь танк, особенно по полю, видишь в крохотное водительское окошечко очень узкий сектор: то кусок неба, то кусок земли, танк-то качает. И грохот кругом. Так что не улавливаешь момент, когда тебя вот-вот подобьют. Но нам везло. Не попадали.

культура: Ни разу?
Исаев: Один раз все же было. Попал «фауст» слева, со стороны моего помощника. Весь экипаж наповал. Даже сидящего на броне связиста убило. А меня только контузило. Очень сильно. Из ушей пошла кровь. Потом меня вытащили, перевязали, и снова вперед. После освобождения Белоруссии я воевал в Польше. А закончил войну в Берлине.

культура: Получается, Вы только наступали? 
Исаев: Не просто наступали, но были в самом авангарде. Хорошо помню, когда началось генеральное наступление на Германию в январе 1945 года. Наша танковая бригада уже была на Одере. А мы и не знали, докуда дошли. Прём и прём вперед. Доходим до реки и вдруг слышим на той стороне радио по-немецки: «Русские перешли границу». «Ничего себе, — думаем. — Во дают русские!» А граница, оказывается, уже на 170 километров позади. С нами, кроме танков, были мотопехота и передвижная артиллерия. Немалая сила. Поставленная задача — как можно дальше проникнуть в глубь территории врага. Если разведка докладывала, что впереди большие силы, мы их обходили и шли дальше. Теоретически нас могли окружить и взять в плен, но сил у немцев тогда уже не было. Одер мы форсировали по льду. Для немцев наше появление на другом берегу было неожиданностью. Въехали в какой-то населенный пункт. Время ужина. Работали рестораны, пивные, играла музыка. Люди прогуливались под ручку, шли в кино. Даже поезда ходили по расписанию. Ну, мы сразу на станцию. Захватили поезд. Приземлился транспортный самолет — захватили и его. Словом, обосновались. А наутро в небе появились немецкие самолеты. Разбомбили весь населенный пункт — свой немецкий городок. Ни одной трубы даже не осталось. Но мы не дрогнули и закрепленный плацдарм не отдали. Потом началось расширение плацдарма, враг отступил. Там мы задержались до апреля месяца, а в середине апреля — очередное наступление. Но не всегда все было так легко. В некоторых населенных пунктах немцы ожесточенно сопротивлялись, так что уже нельзя было сказать, кто кого бьет. Горело все: стога, дома, деревья. Сплошной пожар на поле. И вот через это огненное поле мы летели на танке вперед, и задача была одна — не сгореть. Но русские солдаты, как известно, что?

культура: В огне не горят?
Исаев: Точно! В Берлине сопротивление было сильнейшим. Каждый дом брали с боем. Но больше всего меня поразили машины с девушками, которые обогнали наши танки. Оказались — прожектористки. Ночью, когда они врубили 150 прожекторов, противник был ослеплен, а нам все было видно. Потом бойцы смеялись, что Берлин взяли эти девушки, а мы так — немного помогли.

культура: Везение много значит на войне?
Исаев: Конечно. Я почему-то знал, что со мной ничего не случится. Смерть ходила рядом, но меня всегда что-то спасало. Однажды я уцелел благодаря соли. После марш-броска командир приказал нам, пяти экипажам, отойти к ручью. Решили перекусить. Вылезли, сели под дерево, расстелили байковые одеяла. Командир мне говорит, как самому молодому: «Витек, сгоняй за солью». Другого молодого отправили с котелком за водой. Только я залез в люк — два сильнейших взрыва. Немцы пальнули минами. Уничтожило всех — 18 человек в крошево. Парню, что пошел за водой, оторвало палец. Я же остался абсолютно невредим. Второй раз тоже уцелел чудом. На Одере захожу в пустой дом. Усталый, несколько ночей не спал. Вижу кровать. Ложусь и вдруг стену со свистом пробивает снаряд, пролетает мимо меня и взрывается в соседней комнате. А меня не задело ни единым осколком.

культура: Про Егорова и Кантарию расскажите, пожалуйста. Это же на Ваших глазах они знамя водрузили?
Исаев: Верно, было такое. Руководил этим лейтенант Берест. Сержанту Егорову и младшему сержанту Кантарии вручили флаг, и они стали пробираться наверх. Берест и еще десяток солдат пошли следом. Вдруг видят — те, что с флагом, идут обратно. Заблудились, говорят, уже ночь была, а фонарь с собой не взяли. В здании бой шел за каждый этаж. Первый мы уже взяли, на втором был пожар и уже переходил на третий, лестницы побиты — как пробраться? Тогда Берест из своих солдат сделал «живую лестницу», и так они сразу попали на третий этаж. А на самый верх Берест влез первым и втащил туда Егорова с Кантарией. Через несколько минут над зданием взвился красный флаг. Мы, наблюдавшие за этим снизу, дружно грянули «Ура!» А потом расписывались на стене Рейхстага...

культура: Как сложилась Ваша жизнь после войны?
Исаев: После Победы меня отправили служить в Сталинград. Затем я поступил в высшее военно-морское училище береговой артиллерии. По окончании направили под Таллин. Потом — Дунайская флотилия, Севастополь, Чукотка, Камчатка, снова Севастополь. В 1971 году вышел в отставку.

культура: Виктор Иванович, рады, что Севастополь вернулся в Россию?
Исаев: Я Вам честно скажу: никогда не был так счастлив, как сейчас. Радость непередаваемая! Все здесь так считают, вся моя семья — это уж точно. 

культура: Кстати, Ваши дети чем занимаются?
Исаев: Ученые. По сравнению с ними я просто невежда (смеется). Сын — кандидат наук, преподает в нашем севастопольском военно-морском училище. Дочь — физик, также кандидат наук и тоже преподаватель. А внук живет в Америке. Он там известный программист. 

культура: А кто у вас играет на аккордеоне? Я вижу целых три. 
Исаев: Два аккордеона старинные — уже раритеты. Играю я. Правда, не профессионально, для души. Образования музыкального нет. Страсть к музыке пробудилась в Германии. Однажды зашли в полуразрушенный магазин, и там я увидел аккордеон. Ну, взял его... Потом попросил нашего полкового музыканта, чтобы показал, на какие кнопки нажимать. Собственно, он и был первым и единственным моим учителем. Командир полка увидел у меня этот аккордеон и отобрал, но желание играть осталось. Хотите послушать?..

Под звуки вальса «В лесу прифронтовом» я представлял себе Берлин 45-го и молоденького танкиста, который неловкими пальцами, за годы танковых атак «заточенными» только под рычаги бортовых фрикционов, прикасается к клавишам трофейного инструмента и извлекает из него родные мелодии, с которыми жили и побеждали наши отцы и деды...