При Ефремове театр пережил раскол 1987-го, часть труппы покинула Тверской бульвар и вернулась в историческое здание, после чего в Москве стало два МХАТа — имени Чехова и имени Горького. Но для театралов Ефремов — прежде всего, создатель «Современника», а широкому зрителю он полюбился обаятельными киноролями: танкист Иванов, шофер Саша из мелодрамы «Три тополя на Плющихе», следователь Подберезовиков и Айболит...
Вечер в Камергерском соберет разнообразную компанию: друзья, близкие, коллеги, ученики. «Виртуозы Москвы» и Владимир Спиваков, Александр Гельман, Валентин Гафт, Лилия Толмачева, Наталья Солженицына, Михаил Горбачев... В Зеленом фойе откроется экспозиция, посвященная памяти Ефремова, где будут представлены материалы из фондов Музея Художественного театра, РАМТа и музея театра «Современник»: фотографии, киноработы, документы из личного архива, письма, дневники, подарки, макеты к спектаклям и сценические костюмы. Выставка откроется 30 сентября и продлится месяц.
О своем выдающемся отце нам рассказала театральный критик Анастасия Ефремова.
культура: Было очевидно, что Вас и Вашего брата Михаила ждала театральная судьба?
Ефремова: В моем случае — нет, мне ближе была литература. К моменту окончания школы я не сформулировала для себя точную задачу. Только знала, что не хочу быть актрисой. А поскольку была очень начитанная, все спектакли смотрела, то и дорога мне была — на театроведческий.
культура: Почему Вы не хотели выходить на сцену?
Ефремова: Видимо, во мне нет этого вируса. Но первая причина, наверное, — лень, в чем я отдавала себе отчет довольно рано. Все-таки актерская профессия — очень трудоемкая. И связанная с целым рядом факторов, так сказать, от тебя не зависящих. Я же все с детства видела. Для меня это — загадочная профессия, святая и грешная. Чтобы в нее идти, нужно родиться с какой-то специальной, лишней хромосомой.
культура: Вы еще в детстве почувствовали, что папа — знаменитость?
Ефремова: Да, это удивительное счастье, что в моих жилах, в моих детях течет его кровь. Как у Хемингуэя: праздник, который всегда с тобой. Я всегда это ощущала и не привыкла до сих пор. Любопытство со стороны других людей всегда было только со знаком плюс. Мне до очень недавнего времени казалось, что отца любят все на свете.
культура: Олег Николаевич был семейным человеком?
Ефремова: Он хотел им быть, несмотря ни на что. На Новый год, особенно когда были живы дедушка с бабушкой, мы старались все вместе сойтись. Он всегда, если мог, приходил на дни рождения наши и наших детей. А вообще, конечно, отец находился на девяносто пять процентов в театре и лишь на пять принадлежал женам, детям.
культура: Вы не испытывали ревности по отношению к театру?
Ефремова: Нет. Я просто не знаю, как это по-другому бывает. Поскольку папа был личностью огромной, той небольшой части, которая мне уделялась, хватало. И к Мише тоже ревновать не приходилось. У нас в детстве с Михаилом удачно складывались отношения, а я все-таки старше его на шесть лет. Отец так мудро себя вел, что то маленькое количество внимания, которое нам доставалось, делилось поровну.
культура: В студенческие времена Вы жили вместе с отцом. Чувствовалась дома творческая атмосфера? Наверняка приходили гости: поэты, музыканты, актеры.
Ефремова: Нет, тогда время веселых застолий и посиделок уже миновало. По работе к нему приходили в театр. Мне запомнилось, как перед своим переходом во МХАТ из БДТ у нас сидел Олег Борисов, они с отцом долго беседовали на кухне, а я только чай подавала. Но дома это бывало редко, как и он сам, собственно говоря.
культура: На репетиции к нему ходили?
Ефремова: Ходила. Но знаете, это было ренессансное время для нашего театра, когда не знаешь, как разорваться: вот Эфрос репетирует, и Любимов, и Гончаров, и папа. Не было такого, чтобы высидела весь цикл репетиций от начала до конца. Я бежала к Эфросу, поскольку тогда он был по духу мне ближе и понятнее, чем режиссер Ефремов.
культура: Ефремов, вероятно, и не старался быть понятным?
Ефремова: Не старался. Он даже со мной маленькой всегда говорил, не учитывая возраста. Ему важно было, чтобы его поняли артисты. А когда они поймут и сыграют, как он захочет, тогда поймут и зрители. Он нас, конечно, всех идеализировал, мне кажется. Считал, что мы лучше, умнее, тоньше, добрее, чем на самом деле.
культура: Что это за история, когда Олег Николаевич не пустил Вас работать в литчасть?
Ефремова: Я тогда закончила театроведческий факультет. Но мне и в голову не приходило проситься во МХАТ. Понятно, что я бы и так устроилась. И вдруг узнаю, что в это самое время предложение о работе в литературной части получил мой однокурсник, вот тогда возмутилась. Позвонила папе, а он сказал: «Милая моя, у меня же работать надо!» Не знаю, почему он решил, что я не буду работать. Он довольно часто про меня говорил, что я умная, но так произносил, будто не со знаком плюс. Нет, не с сарказмом, но довольно пренебрежительно. Например, когда Мишка хулиганил в детстве, папа говорил: «Он сам не мог этого придумать, это она придумала».
культура: Как складывались отношения Ефремова с властью?
Ефремова: Отца любили, уважали, прислушивались. И огромное спасибо одному из лучших наших министров культуры Екатерине Фурцевой, потому что она обладала необходимым, как мне кажется, для подобного руководителя свойством. Может быть, она сама и не очень разбиралась в этой самой культуре, куда ее перевели из понятной и любимой политики, но Фурцева очень чувствовала личности, на которых можно опереться. Это такое женское чутье. Мне кажется, вообще министром культуры должна быть женщина, потому что и «культура» женского рода, и дело такое тонкое, не всякому мужику под силу, тут интуиция очень важна. Фурцева отца безоговорочно поддерживала. А потом... Когда громко, на всю страну делился МХАТ, мне звонили папины поклонники: «Передайте Олегу Николаевичу, что мы с ним!» А я знала, что не надо ему никакой поддержки. Он был воин. В этой битве ему было даже хорошо.
культура: Как Олег Николаевич отнесся к развалу Союза?
Ефремова: Мы это не обсуждали. Лично меня очень порадовал в то время этот развал, но с ним мы на эту тему не разговаривали. И потом, он уже был нездоров, тяжело ему было. Берег силы для репетиций, только для театра. Когда папа был жрец, театр был храм. А сейчас говорят не «спектакль», а «проект». Мне это очень тяжело.
культура: Он был верующим?
Ефремова: Не могу сказать. По крайней мере, напоказ это не выставлялось. Я крестилась сама уже во взрослом возрасте. Дедушка, папин отец, был очень верующий, но деликатный, никому ничего не навязывал. Во всяком случае, Библия лежала у папы на тумбочке, он ее читал. Отец вообще был очень любопытен, интересовался всем. Много читал, обязательно посещал спектакли коллег, что отнюдь не все художественные руководители делают, и музыка, безусловно, его интересовала в самом широком аспекте.
культура: А что он, как правило, читал?
Ефремова: Пьесы — постоянно, но и детективам находилось место, и еще много чему. Насколько я помню, в театре на доске рядом с распределением ролей помещался список литературы, с которой артисты должны были ознакомиться до начала репетиций. Во МХАТе хранилась его личная библиотека. Дома всегда было только две-три книги, которые он читал в данный момент. Все предметы из его кабинета теперь находятся в Музее МХТ. Он в этом театре много лет прожил, очень любил это здание, свой вид из окна, много сил приложил, чтобы Камергерский стал пешеходным. Это его дом и храм. Практически вся жизнь была там, все диктофоны, блокноты. Уж конечно, кому как не театру иметь право на все это.
культура: Вы являетесь директором «Благотворительного фонда Олега Ефремова». Расскажите, что это такое.
Ефремова: Это так немасштабно, что и похвастаться нечем. Никита Высоцкий, наверное, прав был, когда отговаривал меня его создавать. Мощную деятельность развернуть не удалось, с банкирами дружбы не выходит. Когда я организовывала фонд, мне хотелось, чтобы даже бланк был с фотографией отца. Потому что на самом деле, кроме фонда и фестиваля, в нашей стране ничто не носит его имени. Я не к тому говорю, что нужно «Современник» переименовать в Театр имени Олега Ефремова. Но меня трогает, что, к примеру, в театре у Александра Калягина «Et Cetera» есть зал Анатолия Васильевича Эфроса. Это замечательно, это память.
культура: А фестиваль удачно функционирует?
Ефремова: Стараемся. Фестиваль «Постефремовское пространство» задумывался для провинциальных театров. Мне удалось дважды провести его в Москве, в дальнейшем планирую проводить в провинции, потому что Москва — все-таки не лучшее место для мероприятий подобного рода. Здесь около 400 театров, и все время что-то происходит. А в провинции мало того, что это желанно, — подчас просто необходимо. Там помнят и любят Ефремова. В Москве с ее ритмами он уже — бронзовый, а для провинции — живой. На следующий фестиваль, который, надеюсь, состоится в сентябре 2013-го, будут приглашены спектакли только на основе отечественной драматургии, в стилистике реалистического психологического театра.
