Алексей ЧЕБОТАРЕВ

08.07.2014

Его фамилия стала символом мощи советской военной техники. Генеральный конструктор Коломенского КБ машиностроения, академик, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий СССР Сергей Непобедимый за свою жизнь создал 28 ракетных комплексов и их модификаций. Многие из них — впервые в мире. В этом году он ушел из жизни. В распоряжении «Культуры» оказалась запись одного из его последних интервью.

культура: Сергей Павлович, когда Вы начали заниматься конструированием?
Непобедимый: С детства, сколько себя помню. И сразу начал с оружия.

культура:  Делали деревянные ружья?
Непобедимый: Почему деревянные? Металлические. Из обрезков труб и прочего лома. Пушки и ружья делали с ребятами еще в младших классах — все стреляло, как настоящее. Пушку, например, соорудили так: притащили ось старого плуга с двумя колесами. Водопроводную трубу обрезали, один конец сплющили. Зарядили охотничьей картечью — доску с 20 метров разбивала в щепки.

Все это, конечно, втайне от родителей. Как ни странно, серьезных травм ни у кого не было. Только однажды случилось, когда парня из нашей компании ранило в руку. Мы ему пригрозили: «Если кому-нибудь расскажешь — побьем и дружить с тобой не будем». Увлечение техникой от отца пошло. У него было множество рабочих профессий — от кузнеца до механика и шофера. 

культура: А откуда фамилия такая?
Непобедимый: Павел Федорович, мой отец, был мастер кулачных боев. Фамилия пошла от прозвища, которое дали ему на «сшибках».

культура: Папа Ваш, пишут, во время Гражданской был личным шофером Ворошилова. Красная номенклатура...
Непобедимый: Да, отец возил Ворошилова, а во время боев за Царицын — и Сталина, но в номенклатуру не попал, да и не стремился. После Гражданской он поселился в Рязани, где познакомился с мамой — она работала телефонисткой на вокзале. Там я и родился. Мама ездила за продуктами в деревню. Оставить меня было не с кем — отец на работе — поэтому брала с собой. Однажды мы ехали в поезде, мне тогда год исполнился. Мама вышла на станции за кипятком, оставив меня под присмотром попутчицы, возвращается — а поезд ушел.  Догнала на разъезде. Когда влетела в вагон, женщина сказала ей: «Если бы вы не появились, я бы вашего мальчика себе взяла». Часто думаю: что было бы тогда со мной? Кем бы вырос? 

А в 14 лет я по журнальным эскизам изготовил свою первую модель. Это был глиссер с паровой турбиной, отлично ходил по воде — мы с друзьями испытали его на городском пруду. Глиссер я отправил посылкой на Всесоюзный конкурс судомоделистов журнала «Знание — сила», и хоть не завоевал призового места, но получил благодарность за творческую изобретательность. Первую в жизни. Появилась жажда знаний, и в 8 классе я уже погрузился в учебу с головой.

культура: Трудно было в провинциальном городке готовиться в престижный вуз?
Непобедимый: Школа у нас была с традициями — там еще старые гимназические педагоги работали. Уровень преподавания точных и естественных наук, особенно физики, был очень высок. Школьный учитель Лунев рассказывал нам о последних исследованиях того времени в области ядерной физики. Именно от него я впервые услышал о первых попытках расщепления атома.

Но, конечно, готовиться пришлось серьезно. Сразу после выпускного вечера я засел в библиотеке, перерешал все задачники, прочитал всю нужную литературу. 

В июле 1938 года поехал в Москву, поступать в краснознаменный Механико-машиностроительный институт имени Баумана. Родители справили первый в жизни костюм — 160 рублей стоил. На ботинки денег не хватило, поэтому поехал в тапочках.

Прибыл на Курский вокзал в шесть утра. Чтобы сэкономить, пешком пошел в приемную комиссию, к Слободскому дворцу. Раннее утро, улицы пустые, по ним поливальные машины едут — меня поразило, насколько чисто вымыт был асфальт... Месяц сдавал экзамены. Конкурс был жесточайший — из 36 человек моего потока на факультет боеприпасов поступили только четверо. И я в том числе.

культура: Вы разрабатывали страшное оружие. Не чувствуете ли себя причастным к гибели тех людей, которых оно убило? Тем более, что оно попадало в руки разных международных подонков.
Непобедимый: За то, что в руках у бандитов оказались мои зенитно-ракетные комплексы, должны отвечать те, кто их продал. Что же касается смертоносности моего оружия... Вы были в ситуации, когда прямо на вас на малой высоте летит вражеский самолет, а у вас нет даже винтовки? А я был. Сентябрь 1941 года. Из 300 студентов нашего третьего курса был сформирован строительный батальон и направлен в прифронтовую зону, под Ельню. Мы сооружали противотанковый ров. Режим был жестким: в 4 утра — подъем, в 23 часа — отбой. Руки порой лопату не держали. Обстрелы и бомбежки были часто. Но вот налет 8 сентября я запомнил на всю жизнь. На меня, снижаясь и стреляя из пулемета, пошел «Мессершмитт». Я прыгнул в окоп. Упал на спину и глянул вверх. И на всю жизнь запомнил лицо немецкого летчика. Напряженное лицо человека, который хотел меня убить. 

культура: Вас не взяли на фронт. Почему?
Непобедимый: Первый раз я подал заявление о зачислении меня в действующую армию на второй день войны, в 19 лет. И потом не раз подавал снова. Но призыву подлежали только первый и второй курсы. Старшекурсники учебу прекратили и были направлены на оборонные предприятия. А мы, третий курс, днем учились, а с восьми вечера и до двух ночи работали на заводах. Выходные и отпуска на время войны были отменены. 

культура: Как получилось, что вы занялись именно ракетами?
Непобедимый: Перед тем как мы начали подготовку дипломов, было обсуждение тем — что наиболее востребовано. Как выяснилось, реактивные системы. И я попал к Юрию Александровичу Победоносцеву — одному из создателей легендарной «Катюши». Потом он рекомендовал меня Борису Шавырину — руководителю Специального конструкторского бюро гладкоствольной артиллерии, созданного в подмосковной Коломне. Но мне в Коломне дали делать миномет...

культура: Крушение замыслов? Не было возможности перейти куда-нибудь?
Непобедимый: А куда? По распределению надо было отработать определенный срок, мы, оборонщики, без разрешения партии и компетентных органов уйти никуда не могли. К тому же мне сразу дали комнатку — 16 метров. С жильем тогда трудно было. В этой комнате в послевоенные годы довелось пожить всем моим родственникам — отцу, матери, вернувшемуся с фронта брату. И как раз в это время, в библиотеке нашего предприятия я познакомился с моей женой Лорой.

культура: Хватало времени на личную жизнь?
Непобедимый: Мы виделись почти каждый день — на стадионе. Я спортивным был — участвовал практически во всех заводских соревнованиях: по легкой атлетике, волейболу, городкам. Ходили в клуб, где Лора пела в самодеятельности, на танцы. Конечно, виделись и на субботниках-воскресниках, на комсомольских собраниях...

Она умерла в 1997 году. Помню, как давным-давно я отпуск взял на целый месяц — впервые за десятки лет работы. Перед этим я, правда, почти два года провел безвылазно на полигоне в Донгузе под Оренбургом. Там мы делали переносной зенитно-ракетный комплекс (ПЗРК) «Стрела». Накануне командировки жена слегла с сердечным приступом. Ее положили в коломенскую больницу. А мне как раз лететь — на неопределенный срок. Рассказал Устинову. Дмитрий Федорович нашел решение: «Ты лети, а мы тут организуем все, как надо». Организовали: отдельная палата и телефон с прямым выходом на Донгуз. Каждый вечер ей оттуда звонил, хотя бы по десять минут.

Так вот, после Донгуза министр дал мне двухкомнатную квартиру в Москве и отпуск на месяц. Я намеревался отвезти жену на курорт, но она никуда не захотела уезжать из столицы. Тогда я накупил билетов в разные театры — на каждый вечер. Мы пересмотрели весь репертуар Малого театра, даже выучили роли и, когда домой шли (тут ведь недалеко), вспоминали мизансцены, реплики. Лето в тот год было тихое, теплое. Иногда гуляли до поздней ночи... Я часто вспоминаю то время.

культура: Не про Вас, конечно, но такая работа сказывается на семейной жизни: командировки, засиживания допоздна...
Непобедимый: Это да... Мне однажды пришлось выступить адвокатом нашего сотрудника. Перед его женой. Мы тогда работали над комплексом активной защиты танков «Арена». А ведущего разработчика стала ревновать жена: мол, раз поздно приходит домой, значит увлекся кем-то! Он говорил, что занят важной разработкой. Она не верила. В конце концов, все закончилось скандалом: коллеге надоело оправдываться. Я, ни с кем не сговариваясь, купил конфеты и букет, поехал к супруге коллеги, когда тот, понятно, был уже дома. Она открыла. Сели пить чай, я в общих чертах рассказал о том, что сейчас на работе у мужа напряженно, не упоминая, конечно, изделие, и попросил ее набраться терпения еще на месяц-другой. Семейный конфликт был устранен.

культура: Как Вы познакомились с Устиновым?
Непобедимый: На совещании мы должны были представлять новое орудие. Коллеги-смежники нас подвели, и мы в Коломне все сделали сами. Приехали, и тут Шавырин выставляет меня на доклад: мол, ты делал, ты и рассказывай. Я представился, назвал тему. Вдруг министр резко говорит: «А ты кто?» Я подумал, что он не расслышал, снова представляюсь. Но Устинов меня остановил: «Я не для себя спрашиваю, а вот для этих». И указывает на руководство того НИИ, где подкачали с выстрелами для нас. И с трибуны разнес этот самый институт. А меня, можно сказать, полюбил и поддерживал во всем. В том числе в желании делать ракеты, а не минометы, как того хотел от меня Шавырин и чем я занимался практически до 1957 года. А в 1957-м наше Коломенское СКБ было утверждено головной организацией по разработке переносных противотанковых ракетных комплексов «Шмель». Руководство новым подразделением поручили мне.

культура: Про «Шмель» говорят, что он скопирован у французов...
Непобедимый: «Шмель» гораздо крупнее и тяжелее «француза». Они использовали бальсовое дерево — прочное и легкое, из которого Тур Хейердал делал плот «Кон-Тики». У нас такое, понятно, не растет. При этом наша ракета летела дальше и с большей скоростью. Может ли копия быть лучше оригинала? Французы тоже ведь не с чистого листа начинали — взяли много наработок Третьего рейха.

«Шмель» очень интересовал военных. Я выезжал на все испытания и демонстрации. Надевал полевой мундир с погонами рядового. Однажды приехали незнакомые генералы. На позиции меня расспрашивают, я все показываю... Вдруг слышу: «Какой толковый солдат, все знает. Давай бойца к нам в управление заберем». Чуть не расхохотался, но сдержался и отошел.

культура: Первыми переносной ЗРК сделали все-таки мы или американцы?
Непобедимый: Мы занялись темой намного позже, только в 60-е, долго шли ноздря в ноздрю, но американский Redeye пошел в серию незадолго до нашей «Стрелы-2». А у нас хорошее оказалось изделие, надежное. Во Вьетнаме 205 американских самолетов сбили нашими комплексами. Продемонстрировали его на военном параде 7 ноября 1968 года. По Красной площади прошло несколько открытых бронетранспортеров, в которых каждый воин держал на плече непривычного вида трубы-стволы с рукоятками. На трибуне я видел тогда, как оживились зарубежные военные атташе. Понятно, гости догадались, что это за оружие. А «Стрела-3», принятая в СССР на вооружение за семь лет до «Стингера», умела сбивать самолеты на встречных курсах. Тепловая головка наводится на двигатель цели. И две эти головки у нас украли во время испытаний.

культура: Шпионы?
Непобедимый: Как выяснилось, два солдата-охранника. Чтобы разобрать на детали для установки с цветомузыкой. Трибунал был, не знаю, что с ними стало.

культура: Трагические случаи на испытаниях можете вспомнить?
Непобедимый: Испытания «Малютки», противотанковой ракеты, в 1964-м. Боевая часть неожиданно взорвалась. Трое погибших, восемь раненых. Оказалось вот что: по технике безопасности испытателям предписана холщовая одежда, но тогда был жуткий мороз, они надели полушубки. Накопленного статического электричества хватило, чтобы взрыватель сработал.

Но больше всего нервов было со «Стрелой-2». Мы работали по радиоуправляемым мишеням — списанным самолетам. И тут один самолет после попадания не падает, а летит дальше. Горящий, в нем 7 кило тротила. Даем команду на подрыв — команда не проходит. А самолет снижается. Всех подняли по тревоге. До места падения добрались быстро. И остолбенели: торчит самолет из земли, а вокруг него четыре казаха суетятся, железки свинчивают. Из ближайшего поселка. Увидели падающий самолет, мотоциклы оседлали и к месту доехали. Мы предложили им отойти, сказали, что опасно. Ноль внимания, только улыбаются. Пришлось сказать про семь кило тротила в хвостовой части. Были — и тут же нет их вместе с мотоциклами. Мы дождались саперов и подорвали все на месте, чтобы не рисковать. Брежнев хотел было за это ЧП наказать всех, но Устинов отвел грозу, объяснив, какой именно комплекс мы создали. Которым с плеча можно сбивать самолеты.

культура: Самыми нервными были, наверное, демонстрации новых образцов руководству страны...
Непобедимый: Помню, летом 1961 года нас вызвали в Капустин Яр для демонстрации «Шмелей» Хрущеву. Главный конструктор танков на Кировском заводе, Котин, представил Хрущеву новые танки. А тот посмотрел и сказал: «Я этих псов-рыцарей не заказывал». Мы же показали «Шмелей», разнесли мишени на дистанции полтора километра. После испытаний видим, Хрущев в крайнем возбуждении, всех вокруг спрашивает: «Кто тут «Шмель»? Вот порадовали!»

культура: Но вот Горбачева мощь военной техники не вдохновляла. Что Вы думаете об уничтожении оперативно-тактического комплекса «Ока» в 1988 году?
Непобедимый: То же, что и тогда. «Ока» — совершеннейшее оружие конца 80-х годов ХХ века. Это было торжество отечественного машиностроения. Когда я увидел в газете «Правда» список ракет, подлежащих уничтожению, и среди них — SS-23 по натовской классификации, то есть наша «Ока», максимум действия которой — 400 километров, я подумал, что это трагическая ошибка. Сейчас — что измена. Тогда я не знал, что ликвидация «Оки» стала одним из требований американского госсекретаря Шульца, выдвинутых им Горбачеву. Наши ракеты данного класса не угрожали территории самих США. Таким путем американцы обезопасили своих союзников по НАТО, число которых стремительно увеличилось по направлению к России.

культура: Когда все развалилось, не возник соблазн уехать за границу?
Непобедимый: В 90-е я получал подобные предложения. Однажды обратилось посольство одной ближневосточной страны, предлагали оформить от имени своего правительства приглашение. Они там давно занимаются ракетной тематикой, и ученым этой страны было бы интересно познакомиться со мной. А спустя некоторое время получил электронное письмо от некоей фирмы из США, на русском языке. Предлагалось совершить лекционное турне по Соединенным Штатам. Фирма оплачивает все расходы, да еще и платит весомый гонорар — пять тысяч долларов за каждую лекцию. Больше всего меня удивило, что неизвестный американец знал мой электронный адрес на новом месте работы. Были и другие предложения такого же рода, но я всегда неизменно отказывался. Понимал, что это нанесет ущерб стране. Даже если читать лекции общего характера, все равно будут звучать какие-то наводящие вопросы. И ответ может стать ключом к решению каких-то технологических проблем.

культура: Тогда, в конце 80-х, Вас буквально выжили из КБ. Как это было?
Непобедимый: Да как везде в те годы. Создали совет трудового коллектива. Возникло двоевластие, что невозможно на оборонном предприятии. И все под лозунгом «Больше демократии, больше социализма». В 1989 году СТК предложил разделить должности главного конструктора и руководителя предприятия и провести выборы этого самого руководителя. Я был принципиально против. Написал заявление об отставке с обоих постов. Почти сорок пять лет моей работы в Коломне, из них четверть века — руководства, окончились.

культура: Может, на социальные проблемы не обращали внимания?
Непобедимый: Судите сами. Мы строили не меньше ста квартир в год. Каждый молодой специалист получал жилье через три года работы...

культура: Сейчас промышленность, в том числе и военная, восстанавливается. Как по-Вашему, она отвечает требованиям времени?
Непобедимый: Оружие становится интеллектуальным, высокой точности. Ракетные комплексы будут поражать малоразмерные цели с высокой эффективностью на больших дальностях. ВПК — наш последний шанс. При президенте России нужно создать Совет генеральных конструкторов, которые бы определяли направление развития вооружений и мирной индустрии высоких технологий. Иначе максимум через десять лет большая часть нашей военной техники будет неэффективна. А XXI столетие уж точно мирным не будет...