05.09.2019
культура: Когда выбирали профессию, думали о том, что это сложно, дорого, физически тяжело?
Ковальчук: Мой отец Николай Адамович — известный архитектор, много работавший со скульпторами. Я с детства бывал в мастерских. В пятом классе поступил в Краснопресненскую художественную школу, учился на отделении скульптуры. Потом стал студентом скульптурного отделения Строгановки. Мне нравилось работать руками, разминать пластилин или глину. В этом есть и психологическая составляющая. Уходят негативные мысли, отступают проблемы: происходит своеобразная разрядка.
культура: Какое творение Вам наиболее дорого?
Ковальчук: Сложно сказать. Наверное, первая монументальная работа «Жертвам Чернобыля». Я был совсем молод, когда мой проект победил на конкурсе. Работал над реализацией замысла с 1988-го по 1993-й. Вначале собирался вылепить фигуру пожарного. Но в итоге пришел к обобщенному образу — человека, пытающегося защитить Землю от ядерной угрозы. Люди, работавшие 26 апреля 1986 года на станции, умерли в основном в Москве, куда их привезли на лечение. Хоронили жертв трагедии на Митинском кладбище. Там же установлен и памятник.
культура: Общались с кем-то из свидетелей и ликвидаторов чернобыльской аварии?
Ковальчук: Во время конкурса — нет. Позже, когда трудился над памятником, разговаривал с участниками тех событий. А также с родственниками тех, кто погиб, получив огромную дозу радиации.
культура: Не могу не спросить — смотрели сериал HBO «Чернобыль»?
Ковальчук: Еще нет. Слышал много хороших отзывов, но пока не решился. Еще свежи в памяти встречи со свидетелями аварии, их родственниками. Общение с вдовой Легасова: собирался делать надгробие для его могилы. Смотрел и первые документальные съемки о трагедии. Поэтому боюсь разочароваться — слишком личное отношение к этой трагедии.
культура: Вами выполнено немало памятников историческим деятелям. Как готовитесь — читаете книги, смотрите документальные фильмы?
Ковальчук: Конечно. Меня интересует история. Погружаюсь в нее через создание памятников, композиций. Увлекаюсь человеком, образом, событием. Пытаюсь не только увидеть внешние вещи, но и углубиться в тему.
культура: Как относитесь к тому, что прохожие фотографируются с Вашими произведениями — например, с памятником Прокофьеву в Камергерском переулке?
Ковальчук: Существуют большие монументальные скульптуры, предназначенные для установки на площадях. Более камерные вещи, находящиеся в парке, на пешеходной улице, являются объектами городской среды. Подобные произведения — часть урбанистического ландшафта и живут по другим правилам, нежели монументы. Что касается Прокофьева: не хотелось делать памятник на постаменте. Идея состояла в том, чтобы горожане гуляли рядом с великим композитором, идущим по переулку — недалеко от Музея-квартиры. Мне нравится, когда прохожие фотографируются на фоне скульптур и даже касаются их. Это не хулиганство, а нормальное желание человека, не знающего «кухни» художника, дотронуться до вещи, понять, из чего она сделана. Обычные люди, приходящие в мастерскую, часто задают технические вопросы — о глине, пластилине, воске... Для обывателя это совершенно естественно. Конечно, старые скульптуры портятся от постоянных прикосновений. Но такая проблема характерна для городов, где история памятников насчитывает многие века. Там действительно нужно защищать изваяния. У нас пока это не так актуально. Современные скульптуры могут выдержать взаимодействие с прохожими, главное — обойтись без вандализма.
культура: Приходилось работать «в стол» — для себя? Или только на заказ?
Ковальчук: Конечно, у меня много различных эскизов, идей и композиций, которые не реализованы и создавались без заказа. Иногда тема возникает сама: импульсом может стать разговор, книга, фильм. Делаешь наброски, потом начинаешь лепить. Но в монументальном искусстве речь чаще идет о заказах и конкурсах. Знакомишься с темой и тогда уже включаешься. У меня много общественной работы, поэтому приходится реагировать быстро, придумывать, какими пластическими средствами максимально интересно раскрыть образ.
культура: Что для Вас успешный памятник? Тот, у которого назначают встречи?
Ковальчук: Скульптура, высоко оцененная не только специалистами, но и простыми людьми. Профессионал живет в своем мире. А работа должна вызвать эмоции, чувства. Поэтому в идеале это и признание профессионалами, и любовь обычных зрителей.
культура: Расскажите о произведениях за рубежом. Например, о памятнике Бунину в Грасе. Как он появился?
Ковальчук: Начал работать над образом Ивана Алексеевича еще в 1996-м. Хотелось передать сложный характер Бунина, его историю. Изобразил уже немолодым, с палочкой — времен эмиграции. Слепил скульптуру величиной в 80 сантиметров. Потом — двухметровую. Заказа не было — делал по собственному желанию. Стал думать, где установить. Познакомился с Зоей Арриньон из общественной организации «Ренессанс Франсез»: получил от них медаль за памятник летчикам 18-го авиаполка «Нормандия — Неман» и скульптуру Пьера Кардена. Рассказал Зое, что готов подарить памятник Бунину Грасу или Парижу. Она связалась с мэрией, и ее представители с удовольствием приняли предложение. И выбрали место — во дворе городской библиотеки: это отсылка к литературной деятельности Ивана Алексеевича.
культура: Случалось, что принимающая сторона диктовала условия, вмешивалась в процесс?
Ковальчук: Вот, скажем, памятник Александру I и кронпринцу Швеции Карлу Юхану. Установлен в Турку, рядом с домом, где в 1812 году проходили переговоры русского царя и молодого кронпринца. Француз стоит, Александр I сидит: приглашает будущего правителя Швеции в монаршую семью. Финны поначалу не хотели фигуративную скульптуру, но в итоге согласились. Аналогичная история произошла с немцами, для которых сделал памятник Тютчеву. Они желали абстракцию: мол, фигуратив — прошлый век. Максимум были готовы согласиться на бюст. В итоге слепил небольшую реалистическую композицию. Собрался совет, человек десять, и принял положительное решение. Установили в мюнхенском сквере — в десяти метрах от грота с фонтаном-памятником Гейне, другу Федора Ивановича. Кстати, Тютчев оказался в Баварии по инициативе Брянской области, где я за полгода до этого тоже открыл памятник поэту.
культура: А как появилась скульптура Александра III в Ливадии?
Ковальчук: Идею и концепцию памятника предложил митрополит Тихон. Как и место — ранее там находился Малый дворец, где останавливался царь. Здание сгорело во время Великой Отечественной. Умер государь здесь же. Александр III изображен сидящим на куске камня, обратившим взор к морю. На постаменте высечены его слова про единственных союзников России — армию и флот. Как известно, в его эпоху в стране не было войн. Кто-то говорит, что император искусственно сдерживал ситуацию, поэтому позже «рвануло». Мне же кажется, что ему удалось, благодаря дипломатическим усилиям и развитию промышленности, достичь стабильности.
культура: Каким видите участие государства в сфере культуры?
Ковальчук: Буду говорить об изобразительном искусстве. На мой взгляд, государство должно помогать художникам. У нас практически нет арт-рынка. С конца 90-х некоторые внезапно разбогатевшие бизнесмены скупали произведения, однако полноценной рыночной системы так и не появилось. Вот в Китае она есть. Поэтому многие художники сотрудничают с Поднебесной. Я не исключение, активно участвую в выставках. Там хорошее отношение к советскому, российскому наследию, ценится реалистическое искусство. Впрочем, актуальные практики тоже принимают неплохо: есть богатые люди, финансирующие подобные проекты.
В нашей стране работает система конкурсов и грантовой поддержки. Однако изобразительное искусство не так популярно и прибыльно, как театр и кино. Это не бизнес. Конечно, радует интерес зрителей к масштабным проектам — вроде выставок Репина, Айвазовского, Серова. Но современный художник, выходящий из стен вуза, нередко чувствует себя потерянным. Он предоставлен самому себе: нет рынка, на котором можно продвигать свое искусство. СХР старается помогать талантам, но не может охватить всех.
культура: А что дает членство в Союзе художников России?
Ковальчук: Представьте. Человек окончил вуз. Хорошо, если у него обеспеченные родители — можно купить еще одну квартиру и переоборудовать ее в мастерскую. Или работать в загородном доме. Но у 99 процентов выпускников подобного шанса нет. Они ищут, куда приткнуться. И помочь им могут только Союзы художников, такие как СХР, Московский или Питерский. Благодаря этим творческим организациям определенное количество молодых художников могут взять в аренду мастерские по льготным ставкам по всей стране. Эти помещения находятся в муниципальной собственности. Фактически таким образом государство поддерживает начинающие таланты. Нужно оплачивать коммуналку, иногда другие счета, но в любом случае это не аренда за метры.
Кроме того, организуем бесплатные выставки. Наконец, есть стипендии и гранты, которые выплачивает Министерство культуры через творческие союзы. Сейчас завершаются переговоры с Третьяковской галереей: планируем использовать третий этаж бывшего ЦДХ для выставок современных авторов. Но, конечно, хотелось бы еще больше помогать художникам.
культура: Вернемся к творчеству. Как относитесь к критике?
Ковальчук: Думаю, «толстокожих» художников не бывает. Не секрет, что каждый автор считает себя гениальным: если зрители не понимают его произведений, это их вина (смеется). Я работаю с большим количеством людей: в мастерской постоянно помощники, рабочие. Иногда спрашиваю их мнение. Проверяю, как та или иная вещь действует на обычного человека, понятна она или нет. Что касается публичных высказываний... Конечно, бывает неприятно. Но стараешься разобраться: что за человек тебя критикует, профессионал ли он. Специалист должен аргументированно убедить, а не втоптать в грязь. Впрочем, иногда внутренне соглашаешься, если говорят верные вещи.
культура: Можете вспомнить пример острой критики в свой адрес?
Ковальчук: Мне досталось за Александра III. Один журналист утверждал, что монумент похож на памятник Александру III, установленный у Мраморного дворца. Создатель изваяния Паоло Трубецкой изобразил монарха сидящим на коне. Я так и не понял, что общего у этих работ. Единственная похожая деталь — головной убор. А позы у фигур, например, совершенно разные.
культура: Скандал вредит или помогает художнику?
Ковальчук: В основном работает на имя. Самый яркий пример — Сальвадор Дали, обожавший провокационные сюжеты. В XX веке некоторые авторы подобным образом сделали головокружительные карьеры. Но тот же Дали или Пикассо оставались при этом прекрасными художниками. У меня, пожалуй, скандалов не было — я не эпатажный человек.
культура: Вы создали необычную скульптурную композицию «Мамонты». Откуда интерес к анималистике?
Ковальчук: Есть живописное место в Ханты-Мансийске, где когда-то остановился ледник. Там находили останки мамонтов. Мне предложили изобразить этих животных. Приехал, увидел ландшафт: горка, под ней — подпорная стена высотой пять-шесть метров. Решил поставить на ней идущих мамонтов. Потом сделал и других зверей. Получился археопарк. Есть бобры, бизоны, пещерные медведи, шерстистые носороги и др. Недавно для выставки в Национальном художественном музее Китая была сделана целая серия мамонтов среднего размера.
культура: И обязательный вопрос — про творческие планы.
Ковальчук: Готовлю выставки в Поднебесной. А также делаю для Китая большую скульптуру — 14-метрового «Лебедя» из нержавеющей стали. Он будет установлен в Харбине. По стилю работа не реалистическая, а скорее, абстрактно-декоративная. В этом городе проводят большой джазовый фестиваль. «Лебедь» похож на скрипичный ключ или саксофон. А провинция Хэйлунцзян, где находится Харбин, очертаниями напоминает силуэт лебедя. Поэтому для местных жителей птица — некий символ. Попытался соединить эти смыслы в одном образе. Кроме того, в последнее время делаю не только анималистические композиции, но и медико-биологические. Например, изобразил хромосому, нейрон мозга, бактериофаг. Интересно придумывать что-то нетипичное для себя.
Фото на анонсе: Алексей Куденко/РИА Новости