17.01.2013
Регулярные презентации платка — с целью напомнить о его существовании и проблемах — проводятся и на родине, и за рубежом. Только в минувшем году — Франкфурт, Нью-Йорк, Цюрих, не говоря уже о Москве и российской провинции. В центре самого Оренбурга, рядом с областной администрацией, в 2012-м открылась Галерея «Оренбургский пуховый платок», заведует которой сотрудник Музея изобразительных искусств Ирина Бушухина, знающая о платке всё и даже больше. Она застала старейших мастериц Блинову и Федорову. Поддерживает теплые отношения с потомственными пуховязальщицами Шафиковыми и Абдуллиными-Масалимовыми. Рассказывает, объясняет. Пишет книги. Увлекает историей промысла детей. Устраивает акции для горожан. Словом, звонит во все колокола, чтобы не дать платку кануть в Лету.
Сейчас в музейном собрании 300 предметов (самый старый — конца ХIХ – начала ХХ века), и оно постоянно пополняется. Но первый платок, притом что промыслу 250 лет, появился в коллекции только в 1986 году. Конечно, местный бренд номер один всегда считали абсолютно утилитарной вещью, о которой на протяжении веков никто и помыслить не мог как о музейном образчике. Для одних женщин платок был головным убором (теплым или нарядным), для других — бизнесом (скромным или серьезным).
— В Оренбуржье спицами владеют многие, — комментирует искусствовед Ирина Бушухина. — Даже те, кто переселяется из других регионов, неожиданно для себя начинают вязать. Известны случаи, когда платками занимались медсестры, юристы, кандидаты технических наук, актрисы, геологи... Но в качестве хобби пуховязанием, кажется, не занимался никто и никогда. Это всегда ради денег.
Так повелось с конца ХVIII века, когда исследователь края Петр Рычков, обратив внимание на роскошный пух местных коз, опубликовал две работы — «Опыт о козьей шерсти» и «Дополнение о козьей шерсти». Местные жительницы прислушались к ученому не сразу. Но когда поняли, что по горным пастбищам разгуливают живые деньги, не на шутку увлеклись пуховязанием. К середине ХIХ столетия промысел сформировался. И в 1851 году уже был представлен на международном уровне в Лондоне. С тех пор платок можно было регулярно встретить то на одной, то на другой выставке.
В те времена о благородном товаре узнавали, в основном, на крупных ярмарках — вроде Нижегородской. Но слава о купчихе Дарье Кретовой из станицы Верхнеозерная, сделавшей на «паутинках» состояние, разнеслась по миру и до сих пор не дает вязальщицам покоя. В 1891 году изба Дарьи была выбрана для ночлега цесаревича Николая во время путешествия по Уралу и знакомства с оренбургским казачьим войском. Старались все — мужики, желая показать удаль молодецкую, махали шашками, бабы — готовили платки и в каждой станице устраивали феерические шоу: одна эффектно доставала «паутинку» из стаканчика, другая кидала платок под ноги императорскому наследнику словно ковер... Кретова превзошла земляков: вся изба была белой. «Паутинки» висели на окнах, как занавеси, лежали на кроватях вместо покрывал. А дорога от дома до храма, где совершался молебен в честь цесаревича, была устлана платками, словно пушистым снегом... Николай был так растроган, что подарил купчихе бриллиантовый перстень.
В ХХ веке толстые пуховые шали продолжали носить для тепла. В том числе мужчины. Иногда — даже такие важные персоны, как юбиляр текущей недели Константин Станиславский. По свидетельству Мариенгофа, однажды мэтр приехал в МХТ в оренбургском платке, повязанном поверх меховой шапки, и был принят извозчиком за деревенскую бабу...
Утонченные барышни любили дополнить «паутинкой» изящную шляпку. Платок можно встретить в описании женских костюмов у Алексея Толстого, Марка Алданова, Надежды Тэффи. У Бунина в «Темных аллеях» героиня «...накинула на волосы вязаный оренбургский платок, он надел дорожную каскетку, и они, качаясь, пошли по бесконечным туннелям вагонов».
Советский период развития оренбургского платка — это скорее теплая толстая шаль, чем тончайшая ажурная «паутинка». В пуховый платок заворачивали малышей, в него кутались колхозницы и передовицы производства, чтобы не замерзнуть, выполняя и перевыполняя планы пятилеток.
Пуховязание возникло как русский казачий промысел, который иногда называли вдовьим. Казаки погибали — женщины зарабатывали на платках и растили наследников. К слову, и мать Виктора Черномырдина, уроженца станицы Черный Отрог, пятерых детей подняла на платках — зарплаты мужа-шофера не хватало. Сам Виктор Степанович спустя годы вспоминал, как долгими зимними вечерами вся семья обрабатывала козий пух и одевалась-обувалась исключительно за счет продажи платков. Считалось, что вязание — занятие исключительно женское. Но по легенде, самый большой оренбургский платок изготовил мужчина, дядя прославленной мастерицы из села Желтое Ольги Федоровой — регент Ермолай Степанович. В его семье вязали все. История умалчивает, что Ермолай Степанович делал лучше — пел с бабушками в церковном хоре или вязал платки, только пригласили его в хор оренбургской «Музкомедии», а он, как человек верующий, отказался. Случилось это в 30-е годы. И финал, к сожалению, был предсказуем. Регента сослали в Кемерово, а затем расстреляли. Подробности со временем забылись, но поговаривали, что именно в тюрьме появился на свет огромный пуховый платок...
В 1939 году была создана промысловая Артель им. Парижской коммуны, в 1960-м преобразованная в Фабрику Оренбургских пуховых платков, количество которых из года в год увеличивалось: в 1955-м — 99 тысяч, спустя пять лет — уже 225 тысяч. Работницы рапортовали руководству страны: технологии совершенствуются, трудоемкие процессы механизируются, производительность труда растет. При этом надомниц не становилось меньше, напротив, именно они и 30 бывших периферийных артелей сформировали в 1960 году Комбинат Оренбургских пуховых платков.
Так и существовали долгие годы бок о бок: фабрика и комбинат. Фабрика выпускала дешевые платки машинного производства. Комбинат — более изысканные и дорогие, ручной вязки. Словом, существовал выбор. И сказать, что оренбурженки игнорировали промысел, было бы, конечно, неправдой. Говорят, на концерте Зыкиной все женщины в зале сидели с «паутинками» на плечах. Людмила Георгиевна не первой исполнила знаменитую песню, но ее манера авторам Бокову и Пономаренко была ближе. Возможно, именно благодаря лирике Виктора Бокова, так проникновенно написавшем о своей матери (строки родились сами собой, как только он отправил ей из Оренбурга бандероль с пуховым платком), три заветных слова сложились в устойчивое выражение.
— На выставке в Нью-Йорке к нам неожиданно подошла женщина в роскошной, большого размера, «паутинке», — вспоминает президент благотворительного фонда «Евразия» Игорь Храмов, немало сил прилагающий для сохранения оренбургского бренда. — Сейчас такие платки редко покупают и практически не вяжут. Было видно, что, скорее всего, вещь старинная. Оказалось, дама — не только наша бывшая соотечественница, но и дочь покойного поэта Бокова.
Антикварный платок — не чета современному. На словах разницу не объяснишь — тактильные ощущения в данном случае самые верные. Другой щепетильный момент — вес изделия. Сегодня платок даже ручной вязки раза в два тяжелее своего прародителя.
В 1913 году «Оренбургская газета» охарактеризовала «самый дорогой оренбургский платок» так: «пятидесятирублевый платок должен быть выполнен из чистого пуха без примеси шелка или бумаги, связанный в 1000 или 1100 петель, 5-6 аршин в квадрат (3,5-4 м), диагонально взятый с угла на угол, может быть пропущен в кольцо и должен весить не более 20-22 золотников (80 граммов). Цвет пуха серый или белый, особенно ценятся в сером — более темные цвета, а в белом — чисто белые, крем идет уже во второй сорт. Цвет хорошего, дорогого платка должен быть одинаков, ровен, без малейшего оттенка. На изготовление его нужно не менее 8-10 месяцев. Встретить теперь в продаже чисто пуховый платок трудно, даже, пожалуй, нельзя, можно иметь только на заказ».
С тех пор основные «ТТХ» классического оренбургского платка не изменились. Про то, что это был один из лучших подарков любимым женщинам и важным персонам, и говорить не приходится.
— В 1958 году на Всемирной выставке в Брюсселе наш платок завоевал серебряную медаль, — рассказывает Бушухина. — Встал вопрос: что подарить королеве Бельгии? Среди наших промыслов, естественно, были лучшие: золотая хохлома, Полхов-Майдан, палехское письмо. Ну, как переспорить эти невероятные цвета белой «паутинкой»? Все-таки подарили оренбургский платок. И получили от королевы самые восторженные отзывы.
Ценили наших тружениц и на родине. Они вывязывали Ленина, крейсер «Аврора», лозунг «Слава КПСС!» — их награждали орденами, медалями. Приглашали в программу «От всей души». Потомственная мастерица Роза Гумерова вспоминает, как позвонили с телевидения и попросили представить три поколения вязальщиц. Дочка была маленькой. «Научите сына!» — сказали ей. Предложила Роману — он оскорбился: «Бабушка я, что ли?!» А старший Руслан научился, снялся в передаче с мамой и бабушкой. И на этом карьеру вязальщика закончил.
— Недавно друзья переслали ему из интернета фрагмент той передачи, — улыбается Роза Сохабовна. — Звонит: «Мама, я такое удовольствие получил! Сижу, вяжу, деловой, да еще умничаю — на вопросы отвечаю...» К сожалению, в 90-е годы производства на местах стали закрывать. Мне предложили учить вязать старшеклассниц. И я разработала методику трехлетнего обучения, включив в нее все, в том числе обработку пуха-сырца. Так что теперь девочки выходят из школы со своим палантином. Изготовленным с соблюдением всех технологий и стандартов. Но наша желтинская школа — единственная в области, где изучают пуховязание. А скоро, боюсь, его не будет и здесь. Родные дети просят переключиться на внуков...
Самые изысканные творения пуховязальщиц находятся в крупнейших музеях — Русском, Историческом. Когда-то молодая, но очень талантливая надомница Ольга Федорова возродила забытое с ХIХ века кропотливое двухцветное вязание. Первая же бело-серая «паутинка», изготовленная ею в 26 лет, оказалась в Русском музее. Комбинат пригласил потомственную мастерицу на работу. И не прогадал. При ней оренбургский платок стал абсолютно симметричным, квадратным. И уже не вытягивался, как бывало раньше. Узоры совпадали друг с другом. Федорова же придумала для орнамента элемент «елочки», который теперь использует фабрика. А в 70-е годы «паутинка» стала еще более ажурной.
Чуть позже, в 80-е, начинается невиданный эксперимент. Появляются цветные оренбургские платки! Виной всему — японцы, сделавшие большой заказ и забраковавшие белый цвет как траурный. Японцы уехали, а крашеные платки в ассортименте фабрика оставила. Тогда же мастерицы Комбината стали создавать косынки, затем — палантины. Плановое хозяйство и оплата «по факту» заставляли хитрить. Платок вязать дольше, сложнее, куда проще выдать на гора косынку или палантин. На удивление, он прижился. В магазинах меня не раз уговаривали выбрать именно его, а не традиционный платок. Но почему-то выражение «оренбургский пуховый палантин» никак не хотело ласкать мой слух...
Перестройка едва не уничтожила уникальный промысел. Комбинат на несколько лет прекратил существование, а на фабрике стали уделять больше внимания чулочно-носочным изделиям. Хотя надо отдать должное руководству — станки не выключались ни на один день. Последние годы фабрика была озабочена глобальными проблемами: акционирование, сокращение сотрудников, сдача площадей в аренду, повышение мощностей, приобретение суперсовременного оборудования, использование импортной пряжи и пуха... И не было бы во всем этом ничего из ряда вон выходящего, если бы речь шла о каком-нибудь хлопчатобумажном комбинате. Но речь-то — о бренде № 1 Оренбуржья. О Фабрике Оренбургских пуховых платков, сайт которой в первые дни 2013 года радостно возвестил, что в ближайшее время обновленное предприятие обеспечит мужчин чудесными бесшовными носками. Посмотреть на чудеса модернизации спецкору «Культуры» не разрешили...
— Пути было два: или обанкротиться, или как-то выжить, — оправдывает фабрику Ирина Бушухина. — Время же было тяжелейшее. Некоторые промыслы просто умерли. А фабрика выстояла. И платок сохранила. Да, не в классическом виде. Да, с помощью китайского пуха, итальянских ниток, шапочек и жилетов. И все-таки с нашей, исконной орнаментикой. Это главное.
Но где-то же должна была остаться настоящая, классическая «паутинка», — рассуждала я, отправляясь в деревню, в глушь, в Желтое — исторический русско-татарский центр пуховязания. В прославленную семью Абдуллиных-Масалимовых, где вяжет уже пятое поколение женщин. Ни одна из них, правда, не вспомнит, как обучалась ремеслу — азы здесь впитывают с молоком матери, а в 6-7 лет подключаются к семейному делу. Со времени зарождения промысла татарки славились тем, что хорошо пряли, но вязали всегда русские. В советскую эпоху многие из них уехали в город, и теперь среди вязальщиц, пожалуй, больше татарок. Неизменным осталось главное: в «паутинке» по-прежнему нет изнаночных петель, только лицевые и накиды. А композиция состоит из трех частей: середина — один (пять) ромбов или сплошной узор, решетка и кайма. Это аксиома. Хотя в журнале мод мастерица может найти любой орнамент, даже какие-нибудь «бородавки», делающие платок невероятно графичным. Но — нетрадиционным. На заказ вязальщица изготовит «паутинку» и за три дня. Обычно же на нее уходит неделя-две.
— Получается долго, но целыми днями и не захочешь вязать, устанешь, — объясняет Минзиган Абдуллина. — Зимой еще есть время, а летом — огород, скотина. У нас ведь 7 коров, 15 телят…
Для таких мастериц, как Абдуллины-Масалимовы, вязание — отдых. Они умудряются одновременно работать спицами и… читать. Все операции доведены до автоматизма. А вот подготовка к вязанию — тяжелый труд: пух стирают, сушат, выбирают волос, пушат, вычесывают гребнем. Потом начинают прясть, сучить, строчить… При этом в доме — ни пушинки. Кругом чистота и порядок.
— Пуховязание — самый чистый промысел в России, — говорит Ирина Бушухина. — Ни один этап не выполняется машиной. Платок от и до создается вручную.
Раньше вязальщицы обязательно держали одну-двух козочек, чтобы пух был свой. Но в 60-е годы колхозников поставили перед выбором: либо корова, либо коза. Большинство, естественно, проголосовало за крупный рогатый скот. А сейчас, может, и рады завести коз — пасти некому. Небольшие козоводческие хозяйства в области есть. Но местного пуха (короткого и теплого), из которого должен вязаться настоящий оренбургский платок, все-таки мало, и, в основном, он уходит в Германию и Китай. Потом его — у Германии или Китая — может купить оренбургская фабрика. Или сразу выбрать пух из Новой Зеландии...
Аутентичность платка во главу угла сегодня редко кто ставит. Куда как проще отправиться в четверг на базар в Саракташе (5 км от Желтого), накупить волгоградского (длинного, плохо греющего) пуха, заморской пряжи (на месте шелккомбината в Оренбурге теперь торговый центр). И навязать каких-нибудь «павлиньих хвостов» или «рыбьей чешуи»... Скорее всего, изделие будет нежным, теплым, пушистым, красивым. Но, не умаляя заслуг мастериц, скажем прямо: от оренбургского пухового платка в нем останется только название.
— Конечно, «паутинка» — это прежде всего местный пух, — говорит Бушухина. — Есть сырье — есть платок. Нет сырья — нет платка. Но, слава Богу, осталась школа, орнаментика, трехчастная композиция, одним словом — традиция. Толстые шали, которые любят в Поволжье, все-таки для тепла. Наши «паутинки» — ради красоты. И нигде в мире таких больше нет.
Абдуллины-Масалимовы, как правило, изготавливают большие, почти как сто лет назад, «паутинки». Такие на базаре в Саракташе не купишь. Их товар штучный, эксклюзивный. Минзиган Губаевна сетует:
— Считай, бесплатно отдаем...
— Кто бы еще покупал за такое «бесплатно»?! 10-12 тысяч... Тоже — скажешь!.. — парирует Ирина Бушухина.
Справедливости ради, вложить в это сумму стоит и больные плечи тружениц, и потерю зрения, и израненные гребнем пальцы. Даже когда они, в силу возраста, перестают заниматься ремеслом, сидеть спокойно уже просто не могут — руки постоянно находятся в движении. А вот инсультов — благодаря хорошо развитой мелкой моторике — у мастериц не бывает... Но сколько бы ни тратили времени и сил заслуженные вязальщицы, как бы ни старались сотворить эксклюзив, суррогата на рынке все равно будет больше. И покупать его, к сожалению, тоже будут. В аэропорту Оренбурга захожу в крошечный салон.
— Покажите, пожалуйста, вон тот зеленый палантинчик, — просит продавца женщина в чем-то ужасно-леопардовом.
И я ухожу оформлять багаж, не в силах понять, зачем везти из Оренбурга зеленого пухового «крокодила».
— Цветные платки, преобладающие на рынке, — это, конечно же, суррогат, безобразие, которое можно назвать чем угодно, только не оренбургским пуховым платком, — еле сдерживает эмоции искусствовед Бушухина. — В них нет ни нашей уникальной композиции, ни привычных элементов, ни тем более — местного пуха. Они даже изготовлены в Средней Азии. Ну почему же под нашим брендом?!
Очередную свою книгу, прекрасно изданную в прошлом году на двух языках, искусствовед хотела начать так: «Оренбургский пуховый платок умирает...»
К счастью, передумала. Иначе зачем ей было тащить из дома микроскоп, с помощью которого дети могут понять, чем отличается волгоградский пух от оренбургского? Четвертый год подряд проводить городскую акцию под девизом «В Покров день — платок надень»? Награждать «Золотыми спицами» заслуженных тружениц? Изучать народную мудрость вязальщиц, которые, чтобы не уснуть, жевали сваренный из березовой коры сагус; надевали на спицы бусины с большими дырками, которые при вязании подпрыгивали и «шумели»; и цепляли на кончики спиц пушащиеся, заранее высушенные гусиные попки. Последнее — просто так, для красоты...
— В отличие от павловопосадского платка, который модельерами, начиная с Зайцева, давно освоен, — улыбается главный исследователь оренбургской гордости, — к нашему дизайнеры только присматриваются. В новой книге мы опубликовали около полусотни вариантов нетрадиционного ношения оренбургского платка. Ну, а потом, может, начнем в музее вязать «паутинку» всем миром...
Чтобы выражение «оренбургский пуховый платок» уже никогда не рассыпалось на три отдельных слова...
Оренбургская «паутинка», как и прежде, должна проходить сквозь кольцо. Для определенного размера платка — и размер кольца соответствующий. Классика может быть только серая или белая. Из настоящей «паутинки» пух не лезет. Если такое происходит, значит, вам попался запряд (на шелковую, вискозную, х/б или нейлоновую нить основы сразу, в один прием, напрядается пуховая мякоть). Да и сильно пушиться она не должна.