Дарья ЕФРЕМОВА

16.08.2018

В серии «ЖЗЛ» издательства «Молодая гвардия» вышла биография «русского Дюма» Валентина Пикуля. «Культура» встретилась с автором книги, вдовой писателя Антониной ПИКУЛЬ.

культура: Вы цитируете мужа: «Никто не обучил людей истории, потому и Пикуль хорош». Он относился к себе настолько критично?
Пикуль: Он был очень скромным. Даже писателем себя не называл, предпочитал менее громкое — «литератор». А что касается цитаты, у нее есть продолжение: «Историки должны  образовывать людей. Они этого не делают. Вот я и затыкаю дыру».

В этом, на мой взгляд, и состоит главная заслуга Валентина Саввича — в условиях дефицита исторической информации он инициировал интерес к прошлому страны. Захватывающие сюжеты, оригинальные концовки, необычные повороты судеб — его книги заставляли задуматься над чужой жизнью, как над своей. Пикуль — по-настоящему народный писатель. Что может быть выше? Мне отрадно видеть, что и сегодня, в век тотального переизбытка информации, его книги востребованы.

Сейчас в издательстве «Вече» выходит 18-е собрание сочинений, а общий тираж превысил полмиллиарда экземпляров. Не разочаровали мероприятия, проходившие в Москве и Риге, в честь 90-летия со дня рождения Валентина Саввича. Мы с дочерью приняли участие в Литературно-исторической кают-компании в театре «Россия». Зал был переполнен: добрые улыбчивые лица — радостно было смотреть на такой доброжелательный прием. В Риге провели вечер в Доме Москвы, а после его окончания вышли на теплоходе в устье Даугавы и спустили венок на воду. 

культура: Официального музея у Пикуля нет, но я слышала, что Вы проводите экскурсии по его рижской квартире.
Пикуль: На экскурсии приходят целыми коллективами. Интересуются, где жил писатель, как создавал произведения, каким был в быту. В квартире хранится огромный архив. Со вкусом собранная библиотека, большинство из книг раритеты и суперраритеты. Она была для Пикуля родным домом, инструментом творчества и арсеналом борца. Картотека исторических лиц, насчитывающая около 50 000 карточек, портретная галерея, включающая старинные гравюры, иллюстрации из альбомов, шаржи, зарисовки. Пикуль не мог писать о герое до тех пор, пока не посмотрит ему в лицо. Я оцифровываю архивы. За два года занесла содержимое картотеки в компьютер, и это составило 5639 страниц. Теперь дочь сканирует портреты, чтобы издать каталог.

культура: Расскажите, как вы познакомились? Вы же были замужем, когда Пикуль сделал Вам предложение.
Пикуль: Моя жизнь богата на события. Выйдя замуж за офицера-подводника, латыша по национальности, я уехала с ним сначала на Север, а потом на Дальний Восток. После шестилетнего пребывания в поселке Ракушка Приморского края мужа перевели в Ригу. Здесь наши пути разошлись. Устроилась на работу в библиотеку Рижского окружного Дома офицеров, где Валентин Саввич был активным читателем. Все сотрудники библиотеки, в том числе и я, смотрели на него как на звезду первой величины. Как-то раз из Москвы прислали книгу шведского короля Оскара II о Карле XII и ксерокопию из журнала «Киевская старина» о пребывании последнего в Бендерах. Пикуль плохо себя чувствовал и попросил привезти материалы к нему домой.

Я приехала, а он сделал мне предложение. Это было очень неожиданно. Десять лет мы прожили с ним душа в душу. Как это бывает с писательскими женами, я часто исполняла обязанности редактора и литературного секретаря. Вычитывала рукописи, ловила повторы, ошибки — он был очень благодарным автором. За годы нашей совместной жизни Валентин написал романы «Три возраста Окини-сан», «Фаворит», «Крейсера», «Каторга», «Каждому свое», «Ступай и не греши», «Честь имею», «Барбаросса» и два тома исторических миниатюр. Остались незавершенными «Псы господни» (об иезуитах), «Янычары» (Ближний Восток времен Екатерины II) и роман об истории нефти «Жирная, грязная и продажная... красавица».

культура: Говорят, Пикуль был суеверен. Не начинал, например, новых романов в понедельник или тринадцатого числа.
Пикуль: Это все было. Понедельник считал трудным днем, хотя невозможно представить, когда ему было легко.

Не любил тринадцатого числа, на которое приходился день его рождения, не верил приветственным речам и дифирамбам, когда пожелания произносятся авансом. «А что если я этот аванс не отдам — стыдно будет», — говорил в одном из интервью. Когда мы получили авторские экземпляры «Нечистой силы», отобрал мне томик и сделал дарственную надпись: «Тонечке — как всегда с любовью. В ужасный для нас день. 13.07.1989». Мне кажется, дело было не только в дате — праздники мешали творческому процессу, выбивали его из колеи. Он ведь и впрямь вживался в материал — иногда на это уходили месяцы. Вдруг начинал «видеть» картину происходящего, «слышать» голоса героев. Мысленно посылал им сигналы, получал ответы. Какие-то моменты разыгрывал — что-то вроде спектакля, проговаривал диалоги. Так что я не удивлялась, слыша из его комнаты велеречивые слова: богиня, царица, королева, маркиза, графиня, душечка, зазноба. А сколько раз я пыталась заменить его письменный стол на более «приличный». Он дорожил им настолько, что даже написал «Оду моему царю-владыке — письменному столу»: «Мой стол весь заляпан чернилами. Тем-то он и хорош, значит, я не сидел без дела... Это мой верный друг — друг надежный и удивительный. Я верю в него, как и он в меня. У нас с ним обоюдная любовь и привязанность друг к другу... Без него, я думаю, не написал бы даже одного романа!.. Сегодня объясняюсь в любви за этим столом, завтра поднимаюсь на эшафот... Здесь мне бывает и плохо, и хорошо — видимо, такова моя судьба!» Он любил своих героев — знаменитых и не очень, добрых и злых, красивых и всяких, жил с ними, общался.

культура: Писателя часто критиковали, в том числе профессиональные историки и литераторы. Говорили о вольном обращении с источниками, ошибках, беллетризации.
Пикуль: Скажу прямо — к нему были несправедливы и даже предвзяты. Простой пример. Обычно рукопись проходит рецензию — для исторического романа достаточно историка и филолога, но на «Фаворита» потребовали коллективную рецензию — как на учебник. Рецензировала вся кафедра истории СССР Ленинградского государственного университета имени Жданова.

культура: В одном интервью писатель так сказал о критике: «Я ее не читаю. Я был бы большой негодяй, если бы читал о себе положительные статьи и не читал отрицательных. Я поступаю честнее — не читаю ни тех, ни других».
Пикуль: Может сложиться впечатление, что Пикуль вообще не прислушивался к замечаниям. Но это не так. Он очень внимательно ко всему относился, правда, если не соглашался с рецензентами по каким-то вопросам, не перерабатывал, а сокращал спорный момент целиком — чтобы книга вышла. Теперь мы видим, что во многом он был прав. Например, высоко оценив заслуги Столыпина, Колчака, адмирала Зиновия Рожественского, он открыто говорил об этом в 60–70-е годы ХХ столетия. От себя добавлю — я частично вводила Валентина в круг критикуемых вопросов. На каждый крупный выпад он отвечал новой книгой.

культура: Сегодня Вы — основной биограф Валентина Саввича. В одном интервью Вы говорили, что о нем пишут много несправедливого.
Пикуль: После ухода мужа на мои плечи легла тяжелая ноша — обработать и донести до читателей все то, что он оставил после себя. Да, пришлось с обидой осознать: большинство пишущих о Валентине Саввиче несправедливы по отношению к нему и его творчеству. Встретившись с ним раз, а иногда и не встречавшись, называют себя его друзьями и сочиняют небылицы. Бог им судья.  За 28 лет я выпустила семь книг, первой была «Валентин Пикуль. Из первых уст», после выхода которой меня приняли в Союз писателей России. Пришлось развеивать множество мифов — например, тот, что он вольно обращался с источниками.

культура: О его феноменальной эрудиции говорили даже недоброжелатели. Пикуль мог что-то перепутать?
Пикуль: Прежде чем засесть за роман, он, как дотошный библиограф, фиксировал весь поток вышедшей на эту тему литературы. Старался собрать все или почти все источники, которые появлялись не только у нас, но и за рубежом — на английском, немецком, французском, польском, финском. К деталям он был очень внимателен: романисту необходимы краски, иначе книга выйдет скучной. Брал их из мемуаров, писем, дневников. И очень хорошо запоминал. Мог, например, с воодушевлением рассказывать, как художница Элизабет Виже-Лебрен описывала бальный наряд Екатерины: каким именно золотом вышито муслиновое платье, из какого бархата скроен долман. Недоброжелатели ставили в вину другое: акцент на одной версии событий. Ведь если историк в монографии анализирует все имеющиеся точки зрения, романисту приходится выбирать одну, наиболее близкую ему по выводам, духу и настроению. Тогда его били другими версиями. «Иногда я пишу, заведомо зная, что моя точка зрения на то или иное событие не совпадает с общепринятой и даже идет вразрез с ней: по этому вопросу уже защищены докторские диссертации, написаны обширные монографии», — отмечал он в своих записях. Следуя собственной правде, он вооружал против себя полчища критиков. А вообще, он признавался, что сбор материала — его любимое дело, «работа — каторга». Творческий процесс давался нелегко.

Пикуль не просто знал историю, он свободно в ней перемещался — от эпохи Ивана Грозного и до событий Великой Отечественной войны. И все его книги пронизаны любовью к российской истории. Все, что он делал, было по велению сердца, а не по заказу.

культура: Кому-то он казался тенденциозным...
Пикуль: Его обвиняли в ура-патриотизме, субъективности. Он отвечал: «Думаю, что наше искусство и литература должны говорить о любви к Родине во весь голос. Особенно сегодня, когда деформированы и продолжают деформироваться многие духовные ценности. Народ нужно учить добрым примером». Действительно, критерием достоинства героя у Пикуля была мера любви к Родине.

Фото на анонсе: Тихонов/РИА Новости