Егор ХОЛМОГОРОВ, публицист

28.12.2017

Группа никем не назначенных и не уполномоченных лиц во главе с лингвистом Михаилом Эпштейном вот уже лет десять сообщает нам о «главных русских словах года». В этот раз в начало списка попали «реновация», «хайп» и «биткоин». Первое — традиционные для этой среды «перемигивания» с властью, а дальше — мрак.

Речь идет, конечно, не о результатах научного исследования, а о наклеивании на прошедший год символического ярлыка посредством «голосования».

Иногда метки довольно точны: 2007 — гламур, 2012 — Болотная, 2014 — «крымнаш», 2015 — беженцы. Но только это не лингвистика, а обычная журналистика, причем, как правило, либерального толка. Один раз за всю историю «конкурса», по следам пожаров 2010 года, победило красивое русское слово «огнеборцы». Больше подобного не повторялось.

Впрочем, чему тут удивляться, если сам господин Эпштейн претендует на изобретение гаденького ярлыка «совок»? Участниками группы постоянно предпринимаются попытки внедрить в русский язык кривляющиеся слова-издевки: «зломенитый» (с пояснением про «Малюту Скуратова, палача при Иване Грозном»), «соворность» (попытка древнерусскую соборность поставить в коррупционный контекст).

Любопытно, что, изобретая все эти слова-плевочки в духе «Бестолкового словаря», только гораздо менее талантливые, горе-лингвисты ухитряются еще и издеваться над адмиралом Шишковым с его «тихогромом» и «мокроступами». Между тем у Александра Семеновича было строгое и стройное понимание русского языка, в соответствии с которым он и настаивал на вредоносности излишних заимствований.

Спору нет, наша речь быстро втягивает в себя любое иностранное слово, и языковая система начинает его переделывать своими инструментами: только вчера забежал к нам «хайп», как уже появились «бесхайповый», «хайпануть», «ухайповаться», «хайпня» — и так до бесконечности. Напомним, что Шишков, адмирал, а, кроме того, еще государственный секретарь и министр народного просвещения (не забудем, что именно он составлял царские воззвания, ведшие народ на сражения Отечественной войны 1812 года), полагал, что, допуская в русские словари, наравне с природными, заимствования, не имеющие корней в родном языке, мы попросту высадим на поле сорняк, и он начнет размножаться и вытеснять хозяев, используя те самые механизмы поглощения, которыми мы так гордимся. Да, теперь чужестранец выглядит как обычный русский корень, но только это не так: он не связан со смысловой структурой языка тысячами невидимых, зачастую не осознаваемых и лишь потаенно ощущаемых нами нитей.

Мы покупаемся на заимствования из-за того, что видим в них более точные выражения тех понятий и явлений, которые по-русски звучат слишком общо. «Шумиха» — это трудноуловимое многообразие смыслов. «Хайп» — четкое, узкое, бедное смыслом словцо. Как и наша массовая культура, которая полюбила шум, гам, треск, склоку и драку. В погоне за свежими поветриями мы начинаем «хайповать». Слово-ковчег вытесняется словом-плоскодонкой.

Никакой «естественности» в таком движении нет, поскольку в общественном развитии вообще не бывает ничего «натурального» — все творится человеческой волей, разумом, порывом.

Французы, для которых язык является важнейшим национальным достоянием, через специально созданное учреждение — Французскую Академию — следят за его составом и защищают от иноземных вторжений. Многие народы заботятся о том, чтобы не образовывалось в их речи мусорных засоров из «манагеров», «транспарентности» и «экшна». В России же, где от Петра Великого повелось и на государственном уровне забивать документы «конфузиями», «ретирадами» и «экзерцициями», представить себе такое державное попечение о русской речи, увы, нельзя.

Русский язык спасали не столоначальники, но одаренные мечтатели, которые на потрясения его иностранными вторжениями отвечали встречными восстаниями, обращаясь к природным пластам народной речи. Таким был и сам Шишков, начавший систематическое возвращение славянизмов в состав русского языка. К числу подвижников языка можно с полным правом отнести Пушкина и Владимира Даля. Первый показал, как тонка и умна русская речь, второй обеспечил взрывное расширение основ нашего литературного языка. По тому же пути в конце ХХ века пошли Александр Солженицын со своим «Русским словарем языкового расширения», писатели-«деревенщики» и Дмитрий Балашов.

Русский язык жив потому, что в ответ на очередную волну заимствований находятся люди, для которых «великодаровитый», «твердосердие», «навергать», «легчить» воспринимаются как возможность говорить чистыми словами, а не перебрасываться мертвыми еще прежде рождения огрызками.

Александр Сергеевич иронично просил: «Шишков, прости: / Не знаю, как перевести». Простит ли Шишков нас?

Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции