Николай ИРИН

04.08.2017

10 августа исполняется 60 лет со дня рождения Андрея Краско. Он ушел из жизни 11 лет назад, в самом продуктивном для артиста возрасте, в украинском городке Овидиополь, где режиссер Сергей Урсуляк снимал многосерийную ленту «Ликвидация». Краско играл лучшего друга главного героя, бывшего вора-карманника Фиму, роль которого в итоге исполнил Сергей Маковецкий.

Поразительный факт: в год смерти Андрей Иванович участвовал в 15 теле- и кинопроектах. Его востребованность в первой половине нулевых была запредельной, актер едва успевал совмещать съемки с антрепризными спектаклями. Друг и коллега Михаил Пореченков вспоминает, как на предложение притормозить, да и попросту быть разборчивее в выборе материала, Андрей с ходу ответил: «Я возьму количеством!» Что возьмет, куда возьмет? Разве кино — это спортивное ристалище? Кого он хотел победить, кому и что собирался доказать? Краско не просто запоминающийся талантливый исполнитель, но фигура знаковая, символически нагруженная.

Незадолго до смерти обронил в интервью важные слова, программные: «Некоторые люди говорят, что для них главное дом, другие говорят — дети. А для меня главное работа. Нет работы — нету жизни. Неизвестно, чем заниматься».

Андрей, сын ленинградского актера Ивана Краско, в школьные годы учился в Театре юношеского творчества при ленинградском Дворце пионеров, в ЛГИТМиКе окончил мастерскую знаменитых учителей Аркадия Кацмана и Льва Додина, киножизнь начал достаточно рано — с эпизода в картине Динары Асановой.

Этот человек был обречен на качественное актерство в качественных постановках, однако внезапно наступило время, когда волюнтаристски поменяли настройки, обрушив старую идеологию «высокого полета» и подложив взамен бомбу замедленного действия — тактику «низкого интереса». Как следствие, сниматься стало решительно негде.

Больше десяти лет мужик с энергией, идеями и обаянием культивировал профессии, наверное, достойные, но чужие. В числе прочего шил джинсы из хлопка и сумки из кожи. Выживал, как мог. Снявший его в «Прорыве» (1986) Дмитрий Светозаров увидал Андрея, безнадежно подпирающего стену ленфильмовского коридора, лишь через 12 лет после первой совместной работы — и начались съемки сериала «Агент национальной безопасности». Краско ввели на правах эпизодического чудика, а он, сильный, умный, изголодавшийся по работе, так настойчиво отвлекал внимание на себя, что ему расширили «ареал обитания», а потом сделали вторым персонажем, наряду с центральным героем Михаила Пореченкова.

После первого сезона «Агента» Краско стал заслуженно знаменитым. Его умение быть в образе и одновременно слегка выходить за пределы, словно посматривая на персонажа и на историю в целом со стороны, восхитило целевую аудиторию. Она, может, не слишком разбиралась в тонкостях актерской профессии, зато хорошо считывала те антропологические коды, которые транслировала натура актера — надежность, проницательность, жизнелюбие в комплекте с терпением.

Дальше было много разной работы: сериалы, эпизоды в полнометражных картинах у Балабанова, Рогожкина, Бодрова-младшего, Дыховичного, Лунгина, Рязанова, Месхиева, Литвиновой, Бондарчука и Бычковой, воистину духоподъемная роль капитана первого ранга Геннадия Янычара в фильме Владимира Хотиненко «72 метра» и долгожданная, безоговорочно главная роль доктора Виктора Павловича Тырсы в картине Карена Оганесяна «Я остаюсь». Там персонаж Краско, оказавшись в коме, отправился на тот свет и благополучно вернулся на бренную землю из опасного, но поучительного путешествия. У самого Андрея Ивановича не получилось: то ли вовремя не приехала скорая помощь, то ли просто закончились запасы жизненной энергии.

Вся судьба актера — метафора, не иначе. 86-летний, но не теряющий былой офицерской стати моряк и артист Иван Краско, воспитанный во времена, когда сильному и умному мужчине с неизбежностью находилось достойное дело, поражает в интервью рассудительной интонацией, спокойствием и укорененностью. Внешне похожий на него Андрей — полная противоположность по способу существования. Сила, приправленная юродством, обаяние, перемешанное с отчаянием. На Краско-младшего, как ни на кого другого, наложили отпечаток позднесоветский раздрай, перестроечное лукавство и «пропадай все пропадом» 90-х. Человек-сенсор, тонкий, впитывающий потоки впечатлений и сверх меры растрачивающий себя на то, чтобы этим деструктивным веяниям не поддаваться.

«Желающие принять украинскую присягу — выйти из строя. Остальные, айда за мной», — его Янычар яростен, но не вульгарен. Краско дает в эпизоде квинтэссенцию «человеческого достоинства». И когда под «Прощание славянки» капитан уводит единомышленников с предательской церемонии, артисту удается убедительно сочетать профессиональную актерскую выучку с гражданской зрелостью. Тут его однозначный ответ на вызовы и соблазны, ответ многолетнему безвременью и мутной безнадеге: мундир идет человеку постольку, поскольку человек держит удары. Андрей наделяет своего Янычара достоинством высшего порядка только потому, что сам не растерялся, не опустился и, как ни пафосно это прозвучит, не предал идеалов.

Краско высокопрофессионален: при внешней скупости актерского решения умеет дать резкий психологический переход, предъявив внутреннюю работу персонажа. На наших профильных кафедрах учат исключительно хорошо, но Кацман и Додин все равно отдельное счастливое приключение. Про Кацмана Андрей впоследствии рассказывал именно в этом роде: «С мастером мне повезло. Я так думаю, что Аркадий Иосифович — это один из последних людей, которые занимались исключительно тем, что учили, не были параллельно режиссерами в театре, у него был талант именно педагога». Кстати, в 1979-м этот выпуск показал в учебном театре ЛГИТМиКа спектакль «Братья и сестры» по произведениям Федора Абрамова, из которого в середине 80-х выросла знаменитая постановка Льва Додина в Малом драматическом театре.

Катастрофа в том, что стремительно испарился материал, на котором наши высокопрофессиональные, а зачастую еще и душевно развитые выпускники могли бы реализоваться и которому с чистой совестью могли бы соответствовать. В перестроечном переделе у каждой активничавшей социальной группы был свой интерес. Интеллигенция, например, сильно надеялась на то, что, вытравив коммунистический романтизм и советский стоицизм, она в скором времени обустроит здесь уютную европейскую территорию, попутно наварив на материале бюргерской добропорядочности миллиона два-три «интересных» сюжетов.

Однако очень быстро выяснилось: рукастый и головастый мужик в российском бюргерском королевстве, конечно, не пропадает, но почему-то начинает тяготиться мелочностью задач и узостью горизонта. «Почему же вы меня раньше не снимали?!» — припоминает один из коллег отчаянный вопль Краско эпохи тотальной неуспешности. Мужчина чувствует в себе недюжинную силу, а ему предлагают быть, как все: шить джинсы с курточками, заниматься частным извозом. Он закономерно теряет силы, растрачиваясь на пустяки, на которые не заточен. «Нет работы — нету жизни. Неизвестно, чем заниматься». Есть такие русские чудаки.

Вот о чем судьба артиста Андрея Краско. Он, скорее всего, не сыграл роль, которая выдвинула бы его в ряд «великих» и «небожителей». Зато прожил свою недолгую жизнь с такими красивыми, существенными для страны обертонами, что посмертно разъяснил в нашей теперешней ситуации многое.

Дайте мужику дело! Скажут, — что за инфантильная постановка вопроса. Нормальная постановка. В год столетия двух русских революций невредно осознать, что отечественного пассионария логичнее и полезнее беречь от соблазнов. От пьянства, бюргерского уюта и уж тем более от бессмысленного и беспощадного своеволия. Безопаснее будет.

«Какой сырой материал!» — воскликнул набиравший курс в ЛГИТМиКе народный артист Игорь Владимиров, когда пред его очи явился абитуриент Краско. Андрей дождался следующего набора, выучился, женился, завел ребенка, еще несколько раз женился (были и дети, конечно), отслужил в армии, c кем-то подружился, с кем-то разругался.

Все эти факты биографии — дело частное, локальное. Люди помнят другое. Те, кто может оставить после себя большее, общезначимое, сделать это обязаны. В своих экранных работах первой половины 2000-х Краско уже не «сырой», а закаленный. Взрослый красивый человек, которого помнят многие.