06.07.2017
Разговор о восстановлении монархии, начатый митрополитом Волоколамским Иларионом, носит пока теоретический характер: есть ряд причин, по которым практическое воплощение в России затруднительно (пусть жизнь иногда и поворачивается неожиданно). Но обсуждать данную тему стоит, потому что она — о наших ценностях, обществе, истории.
«Церковь ко всякой власти относится лояльно до тех пор, пока власть не начинает призывать к действиям, идущим вразрез с христианской нравственностью», — вот что сказал клирик, добавив, что, если развернется дискуссия по вопросу реставрации монархии, церковь примет активное участие в диалоге со всеми сторонами.
В ответ мы услышали: нет-нет, никакой полемики, что вы, замолчите немедленно! То, что само слово «монархия» многими встречается с кривой усмешкой, — симптом утраты важных глубинных вещей.
Помню, как очень давно нам, советским школьникам, учительница английского показала картинку: британцы празднуют день рождения Елизаветы II. Вот парад, люди радостно машут национальными флагами. Было ясно, что англичане любят свою королеву. Уже тогда это вызывало во мне чувство потери — нас-то учили презирать и ненавидеть русских царей. Конечно, легко можно сказать, что власть короны на островах, скорее, символическая, но, во-первых, любое государство стоит ровно столько, сколько накопило того, что называется «символическим капиталом». А во-вторых, работу в госструктурах в Британии до сих пор называют «служением короне». Династии сохранились и в ряде других европейских стран, не самых, мягко говоря, отсталых.
Дело не в том, какими реальными полномочиями обладает древний институт, а в том, что люди за пределами России не ухмыляются при слове «монарх». Они, напротив, данным фактом гордятся.
Самодержавие предполагает нравственный фундамент, определенный взгляд на мир — который, и это глубоко трагично, в наши дни утрачен. Но мы можем хотя бы признать его внутреннюю правоту и стремиться к возрождению если не монархии, то тех моральных оснований, на которых она стояла.
Основания эти лучше всего раскрыть на примере судьбы конкретного человека — Евгения Боткина, лейб-медика семьи Николая II. Боткин мог покинуть императора сразу после революции, однако не сделал этого. Он не обязан был ехать вместе с семьей царя в ссылку — но сам вызвался. Мог отказаться сопровождать государя в Екатеринбург, однако решил остаться с людьми, которым служил. Как видно из его неотправленного письма, Боткин прекрасно понимал, что ему предстоит. «Надеждой себя не балую, иллюзиями не убаюкиваюсь и неприкрашенной действительности смотрю прямо в глаза... Меня поддерживает убеждение, что «претерпевший до конца спасется», и сознание, что я остаюсь верным принципам выпуска 1889-го года».
Если бы лейб-медик оставил государя, то, вероятно, эмигрировал бы, открыл процветающую практику где-нибудь в Париже и умер в глубокой старости в своей постели, в комфорте и достатке. Кто бы упрекнул его? Человек, который отступился там, где ничего нельзя поделать, конечно, не герой, но и не преступник. Простили бы его, быстро забыв этот «эпизод». Однако врач не бросил свергнутого царя и был убит вместе с ним. Почему? Это кажется абсурдным — кому какая польза и выгода от его смерти? Чего он достиг? Ничего — кроме того, что исполнил свой долг. Поступок Боткина невозможно объяснить в рамках привычных нам отношений. Казалось бы, человек устроился на хорошую работу, потом потерял ее по причине ареста работодателя — эх, очень жаль, придется искать другую...
Но произошедшее приводит на память Писание: когда апостол Фома говорит об Иисусе «пойдем и мы умрем с ним» (Иоан.11:16), или апостол Павел обращается к коринфянам: «вы в сердцах наших, так чтобы вместе и умереть и жить» (2Кор.7:3). Боткин как христианин верил в вечное спасение — в то, что честность, верность и преданность никогда не являются бессмысленными, даже если в обычном, земном плане они кажутся потерпевшими поражение.
В этом и состоит монархическое сознание — быть верным до смерти. Как сказал Конфуций, «благородный муж думает о долге, низкий человек думает о выгоде».
Самодержавие требует благородных мужей — преданных Богу, государю и Родине, с очень четкими понятиями о долге и чести. Оно держится на определенной культуре, в которой у человеческой жизни есть цель и предназначение, существует надежда на окончательную победу добра за пределами смерти.
Можно ли при текущем состоянии умов и нравов возродить царевластие? Скорее, нет. Но вот благородные мужи — такие, как Евгений Боткин, — нужны стране во все времена.
Поэтому крайне важно, чтобы при слове «монархия» в России перестали кривиться. Это благородное понятие, и хотя у нас нет и, наверное, не будет самодержца, мы можем постараться быть монархистами, людьми с царем в голове. Стоит говорить об этом прямо, обсуждать: кажется, те, кто потешается сейчас над самой возможностью подобной дискуссии, забыли о том, что всякий голос должен быть услышан.
Сергей Худиев, публицист
Споры о возрождении монархии в России то стихают, то вспыхивают с новой силой, и это неудивительно: мы жили при самодержавии веками. До XX столетия сама возможность иной формы правления была или чистой теорией, или прямой угрозой стране. Недолгий отрезок смены династии называется «Смутное время», и, пожалуй, сложно назвать другой период, когда сама российская государственность находилась под более страшным ударом — история знает много примеров того, как в похожих обстоятельствах другие народы лишались самостоятельности.
Изжила ли себя монархия к 1917 году — один из наиболее спорных вопросов, но факт есть факт: император отрекся. Вопрос был закрыт. Однако после распада СССР нас так активно пытались убедить в том, что только безудержная демократизация и обязательная регулярная сменяемость власти способны привести страну к процветанию, что у людей, смотревших по сторонам и видевших страшную разруху, возникли сомнения в разумности этой идеи.
Неудивительно, что на фоне плачевных итогов «демократизации» регулярно появляются инициативы о возрождении в России самодержавия. Мол, придет царь-батюшка, наведет порядок, и тут-то заживем... Нет. Не заживем.
Почему? Для начала стоит напомнить, что даже монархий образца начала ХХ века в современном мире не сохранилось — они неконкурентоспособны, как винтовка-трехлинейка против системы залпового огня «Торнадо». Поэтому возникает выбор между самодержавием по типу государств Персидского залива и декоративным правлением монархов Старого Света. Наш путь — очевидно, второй: равняться на Саудовскую Аравию или Катар России трудно из-за принципиальной разности исторического и культурного опыта.
В современной Европе короли и королевы — это, по сути, украшение на стабильно (или не очень) работающей государственной машине. Даже богатая Норвегия (высшие места в мире по уровню жизни, индексу человеческого развития, ВВП на душу населения и т.п.) регулярно задумывается: а не дорого ли ей обходится королевская семья? Может, пора отказаться от этого устаревшего и непонятно зачем нужного обществу института?
Такие же вопросы возникают и в не самой бедной Британии, при том, что состояние одной Елизаветы II оценивается более чем в полмиллиарда фунтов стерлингов. Претенденты на российский престол состояниями похвастаться не могут, а делать царем олигарха — монархисты первыми же взвоют.
Самодержавие сегодня — слишком дорогое удовольствие. Давайте трезво посмотрим на Россию: мы вообще сможем себе это позволить? В некоторых не очень далеких от Москвы регионах количество некондиционных дорог достигает 98 процентов — наверное, стоит сначала решить эту стратегическую задачу, а потом уже размышлять о царе-батюшке или царице-матушке?
У сторонников самодержавия много доводов, но все они разбиваются о реальность. Говорят, монарх может объединить разделенный народ, государство станет более сильным и единым. И это сомнительно.
Посмотрим на ту же Британию, утратившую во второй половине XX века подавляющее большинство своих заморских земель, а теперь вплотную подошедшую к потере Шотландии. Или Испанию, для которой независимость Каталонии — неизбежное будущее при мирном сценарии развития событий. Ни Елизавета II, ни Хуан Карлос I, ни его наследник Филипп VI ничуть не помогли укреплению своих стран и сохранению их целостности.
Так зачем же нужна монархия? Для резкого подъема духовности? Но самые религиозные страны Европы — Польша и Ирландия, там идея самодержавия чуть более модна, чем крайне непопулярный коммунизм. В случае с Россией обсуждение возрождения самодержавия — это типичная «ложная цель», призванная отвлечь как экспертов, так и обычных людей от действительно важных проблем. Не случайно действующий президент относится к этой идее «весьма прохладно».
Перед страной стоит слишком много задач: хватает и внутренних, и внешних вызовов. Вряд ли стоит тратить ценный интеллектуальный ресурс на серьезное обсуждение устаревшей формы государственного устройства. Давайте потесним Норвегию в рейтингах человеческого развития и ВВП на душу населения, проложим качественные автобаны и возродим региональную авиацию, сделаем так, что на пенсию можно будет жить, а не выживать, — тогда можно будет сесть узким кругом в блистающем сверхновой техникой уютном доме престарелых и обсудить царя-батюшку.
И начать, конечно, стоит с его обязанностей, с присяги народу и государству, регламента правления и процедуры отречения от престола.
А пока, простите, преждевременно даже начинать эту сложную дискуссию.
Антон Крылов, журналист
Мнение колумнистов может не совпадать с точкой зрения редакции