Без войны виноватые

Александр АНДРЮХИН, Славянск, Святогорск

29.06.2017

За линией фронта, в получасе езды от когда-то знаменитого Славянска, высится Святогорский монастырь, восстановленный 25 лет назад. Но жизнь в обители и за ее пределами не слишком располагает к громким торжествам. В июле 2014-го Славянск оставили ополченцы непризнанных республик, и с тех самых пор стратегический населенный пункт исчез из российского и украинского медиапространства. Как сегодня живут монахи и миряне — в репортаже нашего специального корреспондента. 

Совершить паломничество в Святогорскую лавру обычному россиянину сейчас не под силу. Харьковские пограничники заворачивают всех мужчин, которые не могут предоставить официальное приглашение на Украину. На этом трудности не заканчиваются. Прямой электрички нет, а добираться на автобусе чревато — проехать придется через два вооруженных поста. 

Святогорск потрясает. Здесь тихо и невероятно красиво. На горах, словно игрушки, белоснежные храмы с золотыми куполами и новенькие здания под зелеными крышами. На крутой меловой скале, подобно «Ласточкину гнезду» в Ялте, стоит храм Николаю Угоднику. А внизу — река с прозрачной водой и сплошные леса. 

Начинаешь понимать византийских иноков VIII–IX веков, бежавших от иконоборческой ереси и облюбовавших именно это место для служения Богу. Монахи перебирались из пещер в построенные храмы, а затем возвращались обратно, спасаясь от совершавших набеги татар. Монастырю и позже выпадали трудные времена, которые сменялись периодами расцвета: его упразднила Екатерина Вторая, а возродил специальным указом Николай Первый. Революция 1917 года принесла новые разорения. В 1922-м власть разграбила и закрыла монастырь на долгие 70 лет. В 1992-м он был восстановлен. В 2004-м обители присвоили статус лавры.

Гостиницы полны, в храмах пусто

Паломников в монастыре немного. По территории ходят школьники, которые весело галдят и с интересом поглядывают на лотки с напитками. Преподаватели сохраняют серьезность и пресекают порывы детей ринуться за мороженым до посещения музея и Успенского храма — самого величественного в лавре. По пути попадаются женщины в черных платках, мужчины встречаются реже. Почти все они из Харькова. 

Мое появление в обители вызвало смятение. Уж кого-кого, а гостя из Москвы здесь не ждали. 

— Раньше к нам постоянно приезжали из России, — поведал отец Феодосий. — Но в 2014-м мужчин перестали пускать на Украину. Немного погодя прекратили ездить и женщины, рассказывавшие нам по телефону, что на границе подвергаются оскорблениям и издевательствам. Поэтому они пока воздержатся от посещения Святых гор. Видимо, на украинской стороне специально поставили таких радикальных пограничников, чтобы отвадили россиян от паломнических визитов.

Резко иссяк и поток верующих с Украины. Когда-то сюда наведывались жители Киева, Львова, Тернополя, но основными посетителями были дончане и мариупольцы. Сейчас Донецк в блокаде, а добираться в объезд из Мариуполя проблематично. 

Лавра принадлежит Московскому патриархату. Но даже попыток захватить или осквернить храмы не было. В Святогорске не замечено отъявленных националистов, хотя бойцов из нацбатальонов увидеть можно. Это раненые в так называемых «спецоперациях», находящиеся на излечении в госпитале. 

— 9 мая мы организовали крестный ход, — вспоминает архимандрит Феофан. — Пришло много народу. Мы с молебном отправились к мемориалу Великой Отечественной войны, где захоронены герои Святогорска. Сзади к процессии пристроились машины, врубили музыку, и она стала мешать молебну. Когда мы подошли к мемориалу, попросили водителей ее выключить. Те послушались. Это был единственный эксцесс за три года. 

Однако летом 2014-го ситуация была на грани, все могло окончиться погромами и бомбежкой. Украинская армия наступала на Славянск через Святогорск. 

— Мы оказались в окружении ВСУ, — рассказывает архимандрит. — Тогда и начали распространяться слухи о том, что в монастыре разбит госпиталь для солдат, на колокольнях сидят снайперы, а через наши подземные ходы повстанцам доставляется оружие. Последнее — вообще абсурд. Пещеры от монастыря расходятся не более чем на полкилометра. Много грязи вылили на нас. И цель была понятной — спровоцировать обстрел лавры. Слава Богу, что военнослужащие не поддались на провокацию и не направили против нас оружие. А ведь могли! Нервы у всех были на пределе. 

В те дни лавра никем не охранялась. Теперь она под защитой казаков, с которыми националисты предпочитают не связываться. 

Летом 2014-го монастырь предоставил убежище 800 беженцам, покинувшим зону боевых действий. На территории обители две гостиницы — мужская, вмещающая до 300 человек, и женская (до 500). В них и по сей день хватает жильцов.

— С 1844 года, когда обитель называлась еще Святогорской Успенской пустынью, было заведено предоставлять паломникам бесплатное трехдневное проживание и бесплатное двухразовое питание, — пояснил владыка Арсений. — Эти правила действуют поныне. 

На остальные вопросы митрополит отвечать не стал, объяснив, что сейчас любое неосторожное слово, сказанное журналисту, может выйти боком. Впрочем, монахи (их в лавре около ста) были со мной более откровенны. 

— Так уж получается, что гостиницы монастыря полны, а в храмах никого, — неодобрительно покачал головой отец Феодосий. 

И действительно, в церквях лавры не очень многолюдно. Зато к полудню трапезная приходит в движение. Человек двести мужчин и женщин заполоняют летнюю веранду, на которой стоят накрытые монахами длинные столы. Люди начинают деловито разливать по тарелкам суп. При этом паломников отличить очень просто: перед вкушением они поют молитвы. Беженцы, не обращая на них внимания, сразу приступают к еде. 

Антон Чехов в рассказе «Перекати-поле», действие которого происходит в Святогорском монастыре, устами одного из героев описывает похожую коллизию. «Я здесь три недели живу. И знаете ли, каждый день служба, каждый день служба... В будни в 12 часов звонят к заутрене, в 5 часов к ранней обедне, в 9 — к поздней. Спать совсем невозможно. Днем же акафисты, правила, вечерни... А когда я говел, так просто падал от утомления. <...> А не ходить в церковь неловко... Дают монахи номер, кормят, и как-то, знаете ли, совестно не ходить».

Впрочем, нынешним посетителям не очень совестно. 

По обе стороны фронта

Среди бежавших от войны — люди как пожилого, так и довольно молодого возраста. Удивляли здоровые цветущие парни лет тридцати. Говорить со мной они категорически отказывались. К этому времени я уже знал, что они приехали из прифронтовых селений — Авдеевки, Дебальцево, Зайцево. Были молодые люди и из Константиновки, где боевые действия не ведутся. Что удивительно, нашлось место и беженцам из Горловки, находящейся на стороне ДНР. 

Если монахи были сдержанны, то миряне говорили много и охотно. 70-летняя Яна Богдановна, живущая в монастыре с 2014 года, долго и путано рассказывала, как озлоблена на Россию, которая, по ее мнению, «развязала войну». К тому же, полагает собеседница, приличные люди в моей стране сидят в тюрьмах, народ повально нищенствует. 

— Но Горловку обстреливает украинская сторона, — ответил я женщине, однако она не дослушала: 

— Я не знаю, кто нас обстреливает! Я не эксперт. По-вашему, я должна сидеть и ждать, когда в мой дом попадет снаряд? Почему Россия не делает ничего, чтобы мы не мыкались, как неприкаянные?

Окруживший нас народ угрюмо насупился. Выяснилось, что взгляды украинцев по обе стороны фронта совпадают: первейшая обязанность России — спасти Украину, которую предательски бросили США и ЕС.

— Наша Константиновка не нужна никому — ни Украине, ни ДНР, — стукнула себя в грудь Яна Богдановна. — Нас оставили на вымирание! Раньше мы ездили работать в Донецк, а теперь что нам делать? В городе безработица, проституция, наркомания, разбои, повальное воровство. Пожилые спились, молодежь вся на игле. Я получаю по инвалидности 1400 гривен, и все уходит на коммунальные услуги. 

«Так вот почему эта женщина живет в монастыре, — мелькнуло в голове. — Тут все включено, и за жилье платить не надо...» 

Позже отец Феодосий, показывая комнаты гостиницы, подтвердил мои догадки. Основная часть беженцев — маловерующие. Люди в возрасте оформили здесь украинские пенсии, а те, что помоложе, искать работу не спешат. Виновата во всем, конечно, Москва.

Пенсионеры из Горловки получают две пенсии: одну, от ДНР, в рублях, за которой ездят каждый месяц, вторую, украинскую, в гривнах. Сами же проживают в лавре на всем готовом, да еще и с пользой для здоровья. Не зря же это место считалось одним из лучших курортов Украины. 

— В советские времена Святогорск утопал в санаториях и пионерлагерях, — рассказал экскурсовод лавры Вадим Кисленко. — Утро начиналось с барабанной дроби и горнов. Жизнь кипела, народу было — не протолкнуться. А сейчас город словно вымер. 

На улицах поселка пусто и уныло. Туристов давно нет. Только местные старушки на рынках предлагают сушеную рыбу к пиву. Ее изредка покупают парни в униформе, те самые, находящиеся на излечении атошники. 

— У нас в госпитале лежат бойцы из нацбатальонов, — просветил меня отец Феофан. — Я со многими беседовал. Особой ненависти к русским у них нет. Служить пошли от безысходности. Больше негде работать. А в наемной армии хотя бы платят. Можно как-то поддержать семью. Я спрашивал: «А вдруг кого убьете? Ведь такой страшный грех не искупить всей жизнью». Все отвечают одинаково: «Дай Бог, минует».

Газ не нашли, воду испортили

Расположенный в 27 километрах от монастыря Славянск не удивил ни разбитыми тротуарами, ни обшарпанными зданиями, ни обилием магазинов под названием «Европейская мода» (на поверку они оказались секонд-хендами, грязными и затхлыми). Когда я был здесь весной 2014-го и на улицах стояли баррикады, а перед зданиями администрации и СБУ возвышались стены из мешков с песком, такого убожества не замечал. Сегодня облупленные здания, словно заплатками, прикрыты многочисленными плакатами, призывающими вступать в нацгвардию, идти на службу в полицию или, если уж повезет, отправляться на работу в Польшу. 

По-настоящему изумили философские транспаранты. В центре города красуется стенд: с него смотрит плачущая девушка, а расположенная рядом сентенция на мове гласит: «Украина встанет с колен тогда, когда встанет на колени перед Богом». Ниже приписка на русском: «Славянск — надежда есть!» 

На что надеяться, правда, не объясняется.

На пороге одного из секонд-хендов я познакомился с преподавателем Славянского государственного педагогического университета Андреем Александровым (фамилия по его просьбе изменена). 

— Теперь мы понимаем, что такое истинные европейские ценности, — произнес он, иронично показав на двери торговой точки. — Все, что произведено в Европе, даже предназначенное для помойки, имеет ценность для стран, подобных Украине. Раньше у нас не перебивали маркировки с просроченными продуктами — прямиком отправляли на свалку. Теперь же мы осознали, что ничему нельзя пропадать даром. Все должно продаваться. Просроченное, изношенное, протухшее! — собеседник снова кивнул на дверь, поморщил нос и назидательно поднял палец: — Особенно произведенное в Старом Свете!

Мой приезд совпал с проведением в городе фестиваля безопасного движения. По этому поводу на центральной площади перед зданием администрации школьники отплясывали что-то невероятное. Это, конечно, могло бы служить прекрасной иллюстрацией к словосочетанию «пир во время чумы»: дороги разбиты, кругом — запустение, гремит бравурная музыка. 

Через пару дней на ту же площадь вышли несколько сотен мастеров керамических предприятий. Митингующие возмущались, что в их цехах производятся обыски, имущество описывается, фуры с готовой продукцией арестовываются. 

— Из-за обысков мы теряем оптовых покупателей, — пожаловался технолог одного из заводов Вячеслав Рогожин. — В чем причина нападок, не понимаем. Говорят, что мы что-то там делаем не по закону. Но мы всю жизнь так делали! Славянск всегда был центром производства керамических изделий, поскольку залежей угля у нас нет. Мы работали при всех властях, а при нынешнем режиме закрывается цех за цехом. Посмотрите, в магазинах совсем не стало керамики. 

В центральном универмаге мне объяснили, что раньше в Славянск на соленые озера съезжались отдыхающие со всей Украины. Местная керамика пользовалась громадной популярностью, поэтому продавалась на каждом углу. Теперь не найти днем с огнем. 

На рынке я отыскал торговый ряд, где продавались поделки — декоративные пушки, емкости для вина в виде маузеров, гранаты, куклы, статуэтки нищих с протянутыми руками. 

— Прежде за день эта кружка наполнялась доверху, — заметила продавщица по имени Инна, кивнув на керамическую нищенку с кружкой для подаяний. — А ныне пусто, торговли нет. Если за месяц заработаю тысячу гривен, уже неплохо. Можно хотя бы оплатить аренду прилавка. 

Когда женщина узнала, что я из Москвы, то испуганно отшатнулась. Потом, оглядевшись по сторонам, продолжила рассказ. Керамическое производство, по ее словам, в городе умерло. Мастерские не работают. Все изготовляется на дому кустарным способом, чтобы не платить за аренду. Занимаются этим в основном беженцы, прибывшие из зоны АТО, — их число в городе перевалило за четыре тысячи.

— А для нас самих работы нет! — простонала Инна. — Маслобойные комбинаты закрыты, заводы горной промышленности стоят. Из всех предприятий более-менее держится Механический завод. Три тысячи гривен, которые там получают, считаются хорошей зарплатой. Тарифы растут. На днях объявили о новых по водоснабжению. Для населения цены повышаются в 2,5 раза, для предприятий — в 5,5 раза. 

Самое обидное, что от знаменитой славянской воды остались лишь воспоминания. Она испортилась после того, как тут началось бурение. Ведь Славянск с Краматорском голландцы намеревались сделать центром по добыче сланцевого газа. Свои вышки они установили, едва город перешел под контроль Украины. К счастью, компания Shell никаких несметных залежей газа на славянско-краматорских месторождениях не нашла. Голландцы убрались восвояси, но напрочь испортили местную воду — теперь из-под крана она течет желтая и мутная.

По словам моей собеседницы, в Славянске сегодня уныло. Все энергичные и деятельные люди давно отчалили в Европу или Россию. Остались те, кому лень даже собрать чемодан.

— А уезжать надо, — тяжело вздохнула женщина. — Перспективы на Украине никакой. Ни для нас, ни для детей. Из-за этого в молодежной среде повальная наркомания, чего не было при Януковиче. У ДНР будущее есть. Но там другие люди. Там — герои! А у нас — тьфу!

Когда ловить нечего

Несмотря на пропаганду, славянцы втайне гордятся, что вооруженное противостояние Киеву началось именно здесь. На том же рынке я разговорился с продавцом газет Александром Быковым. 

— Это ложь, что ополчение Славянска бежало под натиском украинских войск, — тряхнул головой мужчина. — Так моим внукам преподносят в школе. Но я рассказываю правду. Никто сдаваться не собирался. У них не было шансов захватить город. Я хорошо помню, какое настроение царило тогда. Шли разговоры, что, даже если каратели все вокруг возьмут, Славянск останется в окружении, как Брестская крепость. Уход Стрелкова в ночь на 5 июля был обусловлен военной необходимостью. 

По словам Александра Николаевича, киевские войска особой любви местных жителей не снискали.

— Если вы заметили, — подмигнул собеседник, — военные не выходят в город без оружия и не передвигаются по одному — ни в Славянске, ни в Краматорске.

Честно говоря, не заметил. На улице я вообще не увидел ни одного человека в форме. Зато в летних кафе и парках много молодежи. Подавляющая часть — студенты местного педагогического университета. К моему удивлению, они довольно презрительно отзывались о нынешней украинской власти, но так же равнодушно относились и к повстанческой истории Славянска. Ни один из них не связывал свое будущее с Украиной. «Получу диплом и свалю в Европу, — отвечали одинаково. — Там марка нашего педагогического котируется». 

— Здесь работать негде, — объяснил мне студент, назвавшийся Игорем. — У нас на Украине для хлопцев два пути: либо в нацгвардию на зарплату пять тысяч гривен, либо в полицию, где можно получать до 10 тысяч. И это потолок. Такая работа для маргиналов, а не для уважающих себя людей. У девушек выбор не лучше — либо замуж за бандита, либо на панель. 

Что касается службы в армии, то Игорь откровенно признался: умные студенты делают все возможное, чтобы «откосить». Есть много способов в упор не замечать повесток, которые иногда суют даже под дверь. 

— Только дураки умирают ради того, чтобы угодить людям из-за океана, — усмехнулся парень. — Но жизнь у меня одна. И я ею дорожу. Словом, валить отсюда нужно как можно скорее, потому что тут ловить нечего. Если не удастся пристроиться в Европе, уеду в Россию.

Героев нет. Обывательская жизнь течет своим чередом. Бедно, но как-то выкрутиться можно. Люди винят Киев, Москву, ЕС, США — всех вместе и по отдельности, список длинный. Героический когда-то Славянск никому не нужен, а Святогорский монастырь от земных дел старается держаться подальше: помогают, кому могут, не более. Война осталась позади, линия фронта далеко, но такой искалеченный мир растравляет ничуть не хуже, чем боевые действия.


Фото на анонсе: Reuters/Pixstream