Иван НИКАШИН

07.04.2016

Накануне юбилейного Дня космонавтики мы поговорили с одним из старейших главных специалистов РКК «Энергия». За его плечами работа по отечественной лунной программе, подготовка к выходу в открытый космос Алексея Леонова. Наш собеседник был в числе руководителей знаменитой советско-американской экспедиции «Союз» — «Аполлон». В общем, человек-легенда. Но гагаринский старт в этой насыщенной биографии занимает особое место: Виктор БЛАГОВ принимал участие в создании корабля-спутника «Восток».

культура: Как родилась идея постройки пилотируемого аппарата?
Благов: Министерство обороны твердо диктовало свою волю: нам не нужен пилотируемый корабль, необходим разведчик. И мой начальник Константин Феоктистов предложил Королеву: давайте делать универсальную модель. И там, и тут есть спускаемый аппарат, приборный отсек, системы ориентации, терморегулирования. Но в беспилотнике вместо кресла космонавта — фотоаппарат, вот и вся разница. Военные такой простой идее ничего не могли противопоставить. 

То, что над кораблем трудились бывшие оружейники, имело, кстати сказать, весьма полезный побочный эффект. «Восток» получился очень прочным, надежным — как хорошая пушка. Правда, тяжелым. Однако это было не страшно, поскольку нашу ракету Р-7, «семерку», создавали для доставки бомбы на другой континент: ядерщики тогда еще не научились делать «подарок» легким. 

культура: Тот самый «лапоть свыше пяти тонн» из куплетов?
Благов: Он. И нам необыкновенно повезло с носителем такой грузоподъемности — получалось делать все быстро. Ведь чем меньше вес корабля, тем больше нужно ухищрений для изготовления, а также времени на проектирование и испытания. Поэтому мы с «Востоком» и обогнали американцев. 

Нас, молодых проектантов, работа захватила буквально с головой. Каждый элемент предстояло придумать самому — посмотреть аналоги не получалось по причине их отсутствия. Разве что разведданные о том, как это делали наши коллеги в Соединенных Штатах. Но американцы не имели тяжелой ракеты и были загнаны в рамки — не более полутора тонн. Их «Меркурий» напоминал самолетную кабину, куда человека буквально впихивали. А у нас настолько свободный объем, что мы даже катапультное кресло смогли вмонтировать. 

культура: А что входило именно в Ваши задачи?
Благов: К примеру, эргономика спускаемого аппарата. Как установить максимальное количество приборов? Решение выбрали простое: задние стенки приборов сделать кусочком сферы. Плотность компоновки увеличилась, освободилось дополнительное пространство для космонавта. 

Потом Феоктистов поручил придумать прибор для оптической ориентации. Мы занялись этим с моим коллегой Максименко. Надо было, чтобы ось прибора смотрела в центр Земли и при этом получалось изображение всего нашего шарика. Мы, конечно, помучились, но решение пришло, и данный прибор «Взор» по сей день работает на «Союзах», конечно, многократно модернизированный и усложненный. На изобретение мы с Максименко оформили патент, что нас, молодых, просто било по мозгам в положительном смысле. Дело даже не в деньгах — получили по 30–40 рублей, примерно треть от оклада, — а то, что мы сами это придумали. 

Однако как только наша схема «Взора» ушла в институт «Геофизика», Феоктистов сразу поставил другую задачу: изобрести пульт космонавта. Предстояло изучить самолеты, понять логику работы средств управления, для чего мы связались с институтом в Жуковском. Принцип родился сам собой: у космонавта на приборной доске информация должна быть такой же, как и на Земле, именно то, что передают по телеметрическому каналу о состоянии всех систем — мало ли для чего понадобится? Такой подход нам во многом потом помог: объединялись усилия космонавта и руководителей полета, процесс анализа данных существенно ускорялся. Под нажимом врачей, которые уже начали тестировать отобранную группу кандидатов, мы сделали для пульта некий логический замок. При выходе на орбиту требовалось нажать трехзначное сочетание кнопок. Нужная комбинация цифр находилась в секретном пакете или ее можно было получить по связи. Психологи считали, что скажутся перегрузки и невесомость. И как поведет себя человек, сохранит ли способность к логическим действиям, реально узнать лишь экспериментально. Опасения врачей оказались напрасными — все с Гагариным было в порядке, и код ему сообщили по радио. Хотя существует легенда, что Королев на ухо сказал его Юрию Алексеевичу, когда тот входил в лифт. 

культура: А запуск Вы наблюдали на Байконуре?
Благов: Нет, на космодром поехал мой непосредственный начальник Олег Макаров, который потом и сам летал в космос. Для проектного надзора требовался только один человек, на случай, если возникнут замечания. Слава Богу, мы все сделали довольно качественно, и никаких задержек по нашей вине не было. Когда гагаринский корабль отправился на Байконур, мы уже работали над воплощением дальнейших замыслов. 

культура: Скорость работы — следствие космической гонки?
Благов: Просто такой стиль ввел на фирме сам Королев. Как только «Восток» начал оформляться, обретать зримое воплощение, он стал думать: а что же дальше? Сделать парный полет, запустить в космос женщину, сконструировать многоместный корабль, произвести выход человека в открытый космос и стыковку. Он понимал, что дальнейшее освоение межзвездного пространства потребует запуска на орбиту многих работников, может быть, уже и образ околоземных станций из книжек Циолковского у него в голове маячил. Космос ведь постоянно ждет новых и новых идей. 

культура: Вам приходилось лично встречаться с Гагариным?
Благов: Конечно, и не раз. Космонавты наведывались в цех, где шла сборка корабля, для ознакомления с аппаратом — это входило в программу подготовки. Посмотреть, что в приборном отсеке, что снаружи, какие антенны и система ориентации, двигатели. Естественно, это лучше изучить не на чертежах, а в натуре. Так что космонавты бывали в нашем 44-м цехе, где сегодня продолжают собирать «Союзы» и осматривать спускаемый аппарат. Еще приезжали, когда готовый корабль был передан в контрольно-испытательную станцию для проведения электрических испытаний. Помню, прибыли они вшестером, и тогда, разумеется, Гагарина мы не выделяли. Нам, молодым, нравились все: обычные такие ребята, летчики... Впрочем, запомнилось, что, когда Сергей Павлович сделал вступительное сообщение и спросил, кто хочет первым войти в спускаемый аппарат, Гагарин поднял руку. Он подошел по коврику к лестнице, которая вела в капсулу, и снял ботинки. Это присутствующих немножко удивило: внутри тоже лежали коврики, идти туда в обуви разрешалось. Но в этом и проявился гагаринский менталитет — в чистую квартиру ведь так не входят. Не знаю, пришло бы это в голову другим, а ему  — да, и Королев, похоже, сделал какие-то выводы. Возможно, из-за таких, казалось бы, мелочей и определилась судьба первого космонавта планеты — по результатам-то экзаменов кандидаты были примерно равными. 

культура: Вы, наверное, несколько раньше миллионов советских людей узнали, что произошло грандиозное для всего человечества событие?
Благов: Мы могли только догадываться. Корабль увезли на Байконур. Там находился наш начальник, Феоктистов, в составе группы анализа при Королеве. Размышляя логически, понимали, что запуск скоро состоится, но в какой именно день — об этом никто не распространялся. До конца марта осуществлялись беспилотные пуски кораблей в конфигурации «Востока-1», от этих испытаний и зависела дата старта Гагарина. Шли они чисто, у Госкомиссии не было оснований запретить отправку человека. Тем не менее мы, разработчики, узнали о старте постфактум, хотя и не из сообщения ТАСС. Помню, перекусывали в буфете, кто-то прибежал и сказал: звонил Королев, просил передать, что все нормально, «зацепились за орбиту». У нас, конечно, мозги уже наполовину забились следующими задачами — суточным полетом Титова, проектированием «Восхода» и так далее, но мы все равно обалдели.

культура: А когда Гагарин приземлился?..
Благов: Кто-то из начальников пригласил всех в столовку. Там были незатейливо накрытые столы, выставлены какие-то салаты, компоты, графины со спиртом. Видимо, хозяйственники просто собрали то, что нашлось на фирме. Посадка состоялась как раз ближе к обеду, и мы неплохо провели время. Радость переполняла огромная, однако к ней все оказались готовы — после семи беспилотных пусков. Мысль об успехе витала в воздухе. Правда, позже, когда товарищи вернулись с Байконура, принесли телеметрию, выяснилось, что во время полета возникли потенциально аварийные ситуации, два раза Гагарин находился на грани. Хорошо, что сама идеология корабля, его автоматики, была такой, что один отказ не приводил к прекращению полета: дублировались приборы, режимы работы. Мы создали аппарат и полностью пилотируемым, и полностью беспилотным. 

культура: Почему же так случилось: зачетные пуски прошли чисто, а гагаринский — «на грани»?
Благов: Этот феномен я не могу объяснить. Кто-то — Бог ли, дьявол? — подсунул нам столько неприятностей и волнений. Но главное, что все получилось.