Нильс ИОГАНСЕН

02.07.2015

80 лет назад, 4 июля 1935 года, советский агроном Трофим Лысенко стал академиком. Долгие годы это имя не принято было поминать добрым словом. Целую «разоблачительную» серию посвятил ученому в своих «Исторических хрониках» Николай Сванидзе. Вот только выведенные «сталинским шарлатаном» сорта культурных растений до сих пор кормят россиян.

Более того, разработанные академиком методики сельскохозяйственных работ по сей день применяются во всем мире. Если беспристрастно следовать фактам, следует признать — Лысенко был, вне всякого сомнения, человеком неординарным.

Пшеница капитана Алехина

Морозостойкая и засухоустойчивая озимая пшеница «Одесская-3», яровой ячмень «Одесский-9», революционный метод повышения урожайности хлопчатника на 20 процентов (так называемая «чеканка») — эти, и не только, достижения агронома никто не оспаривает. О них просто молчат. Страна забыла и о том, что именно Лысенко в голодные годы Великой Отечественной догадался сажать верхушки клубней картофеля: это спасло жизни сотням тысяч, если не миллионам, советских людей. Получалась колоссальная экономия посадочного материала вкупе с дополнительным источником питания.

Заметим, что накануне войны селекционная работа была своего рода народным «мейнстримом». Так, например, капитан СМЕРШа Павел Алехин («В августе 44-го») в свободную минуту думал прежде всего о судьбе выведенных им культурных растений, о научной станции, где трудился в мирное время. Не стоит считать это выдумкой автора: Владимир Богомолов написал, по сути, документальное произведение, изменив лишь несколько названий и фамилий...

От западной границы до Владивостока в СССР работали тысячи селекционных станций. Ученые, студенты, крестьяне и даже школьники трудились над повышением урожайности культурных растений. С теоретической базой у преобразователей природы не всегда обстояло гладко, но результаты впечатляли. В 1920–1921 годах средняя урожайность пшеницы составляла всего 3-4 центнера с гектара, а через два десятилетия, в 1940-м — уже 7-8 центнеров. То есть эффективность земледелия выросла в два раза. И руководил этим процессом якобы безграмотный фантазер? Простите, но так не бывает. 

«Все научные и организаторские достижения Трофима Лысенко, которые бесспорны, перечеркивает его роль в судьбе репрессированного Николая Вавилова», — сетует проректор по научной работе Российского государственного аграрного университета — МСХА имени К.А. Тимирязева, доктор экономических наук Алексей Голубев. Выходит, даже оппоненты нашего героя признают: были у него достижения. А что касается аппаратной непотопляемости энергичного академика в сталинские годы, так разве он виноват в симпатии, которую питал к нему вождь? 

Суть явно раздутого идейного конфликта Лысенко с представителями западной школы генетики (у нас ее называли по имени зарубежных ученых вейсманизмом-менделизмом-морганизмом) заключалась в том, что те утверждали, будто мутации — процесс совершенно случайный, условия внешней среды обитания организма на них никак не влияют. Этой же точки зрения придерживался и Николай Вавилов. Напротив, агробиологи во главе с последователем Мичурина Трофимом Лысенко эмпирически установили зависимость изменчивости от температуры, влажности, продолжительности светового дня и тому подобных факторов. Опытным путем мичуринцы создавали новые урожайные и неприхотливые сорта. При этом оба ученых крыла не отрицали, что информация записана в генах, то есть были в широком смысле генетиками, подразделяясь лишь на практиков и теоретиков. Сталин, и это неудивительно, благоволил мичуринцам, приносившим стране реальную пользу, поэтому и сделал все, чтобы молодому академику «нэ мешали».

Вместе с тем сам Трофим Денисович был человеком открытым, неконфликтным и влюбленным в свое дело. «Давайте дружно работать по строго научно разработанному плану, — убеждал он коллег в 1939-м. — Давайте брать определенные проблемы, получать заказы от Народного комиссариата земледелия СССР и их выполнять. Пути при выполнении той или иной практически важной научной работы можно обсуждать, можно даже по поводу этих путей спорить, но спорить не беспредметно».

«Мне с Лысенко приходилось встречаться много раз. Ни одного выпада в лекциях академика против генетики как науки не было. Случалась критика положений некоторых ученых-генетиков, которых он не разделял, возможно, в чем-то и ошибался, но это дискуссия», — вспоминал советский партийный и государственный деятель Федор Моргун. 

Интриги в ущерб селу

Урожай послевоенного 1946-го оказался катастрофическим, разоренная войной страна намолотила всего 39,6 миллиона тонн. Однако к 1952-му под руководством Лысенко сбор зерновых вырос почти в три раза — до 92,2 миллиона тонн. Но вскоре после смерти Сталина знаменитого академика подвинули, его разработки и методики объявили антинаучными. А сельскохозяйственную науку возглавили «вейсманисты». 

Стало ли лучше? Судите сами... К 1960-му СССР скатился до 85 млн тонн, спустя три года намолотили всего 70 млн тонн. При этом посевные площади неуклонно росли, а значит, падала эффективность их использования. Наконец, с января 1964-го страна начала закупать зерно за границей. Волюнтаризм на селе завершился той же осенью, когда октябрьский пленум ЦК отправил «дорогого Никиту Сергеевича» в отставку. 

Сегодня принято валить провалы на селе исключительно на «кукурузника». Отчасти это правильно. Однако никто не задается вопросом, кто именно вложил в голову партаппаратчика (и слесаря по образованию) идеи о необходимости разгрома агробиологов, об отмене «Плана преобразования природы», о кукурузе за Полярным кругом и т.д. Никиту Сергеевича порой тоже излишне демонизируют, а ведь он не был многолик и вездесущ. Зачистки в Академии наук — не его рук дело, просто одни ученые устраняли других. А село страдало.

«Помимо всего прочего, шла и борьба за госфинансирование, за ставки, за блага жизни. И здесь, — это стоит признать, — генетики-вейсманисты одержали победу над агробиологами-мичуринцами. Потому что первые больше занимались интригами, а вторые — делом. А проигравшие, как известно, всегда и во всем виноваты, их можно обвинить в чем угодно», — напоминает заведующий лабораторией интродукции и семеноведения Всероссийского НИИ селекции и семеноводства овощных культур, профессор Петр Кононков. 

Но и в последующие годы реабилитировать Лысенко советские власти не решились, укрепившаяся за время «оттепели» коалиция генетиков осталась в ВАСХНИЛ. Впоследствии это не раз приводило к скандалам. Например, в 1983 году профессору Донату Долгушину за выведенную высокопродуктивную пшеницу «Одесская-56» хотели даже присвоить звание Героя Социалистического Труда. Но на вручении награды деятели сельхозакадемии потребовали, чтобы он осудил деятельность Трофима Денисовича. Ученый от Звезды отказался. Скандал всесоюзного значения с трудом удалось замять...

Дело об изменчивости

Помимо борьбы за деньги, есть и вторая причина, по которой коллеги недолюбливали Лысенко. Это его идеи, открытия, которые были опасны для генетиков-теоретиков. Как у нас, так и за рубежом. Опередившие свое время догадки ученого о том, что организмы способны изменяться под влиянием условий внешней среды и «запоминать» это в механизме наследственности, грозили разрушить массу научных карьер. Да что уж там, они способны были совершить переворот во всей биологии.

Собственно, это были вовсе не догадки, а наблюдения, подкрепленные огромным количеством фактического материала. И Трофим Денисович действительно видоизменял растения. Например, разработанная им технология так называемой «яровизации» позволила успешно сажать озимые весной и получать высокие урожаи. Все дело — в температурном режиме, через два-три поколения растение переключалось на другую жизненную программу. Лысенко каким-то бытовым, истинно крестьянским чутьем умел добиваться от природы нужных результатов, но, к сожалению, никакого теоретического обоснования многих своих достижений не оставил. И это ему совершенно справедливо ставят в упрек.

«В общих чертах всем ясно, что внешние условия играют колоссальную роль в процессе формирования растительных организмов. Но, насколько мне известно, — утверждал сам Лысенко — никому еще не удавалось экспериментально показать, какие условия, когда и в какие моменты развития растений необходимы, чтобы в данном направлении изменять природу растений последующих поколений». 

То есть, по сути, он признавал, что занимается неким «шаманством» — при помощи выведенных «на коленке» методик меняет растения в нужном для народного хозяйства направлении. Антинаучно? Да как сказать: когда металлурги разрабатывают новый сплав, они ведь также действуют на основе опыта, зачастую, методами проб, ошибок, наития. Теоретическая база металлургии пока не доросла до возможности расчета характеристик еще не созданного материала. Что же тогда говорить про наследственность организмов, которые на много порядков сложнее кристаллических структур?

«Давайте вспомним постулат, которым академик руководствовался всю жизнь: только теория, которая помогает в практическом решении взятых заданий, приобретает право на научный авторитет», — цитирует Петр Кононков. 

Сегодня, спустя ровно 60 лет после того, как в СССР была публично раскритикована «лысенковщина», это направление биологии потихоньку начинает отыгрывать позиции в научных кругах. Хотя уместно прислушаться и к голосу тех, кто предостерегает от желания броситься в иную крайность. 

«Работы по изучению изменчивости организмов, которые ведутся сегодня, сильно отличаются от исследований Лысенко. Да, у него были интересные открытия, например теория стадийного развития. Но говорить о том, что Трофим Денисович все предвосхитил и что ему надо за это посмертно дать Нобелевскую премию, я бы не стал», — резюмирует заведующий кафедрой генетики, биотехнологии, селекции и семеноводства Тимирязевки Александр Соловьев. Кстати, именно на этой кафедре когда-то работал и сам Лысенко...