Алексей КОЛЕНСКИЙ

19.10.2016

Самой громкой премьерой Года российского кино могла бы стать историческая драма Алексея Учителя «Матильда», но съемки затянулись и прокат был перенесен на весну. «Культура» побывала на мастер-классе режиссера в Академии Никиты Михалкова и узнала, как складывалась судьба сложнопостановочной ленты. 

культура: Ваша работа спровоцирует горячие дискуссии. Начнем с главного. Однажды Вы признались, что роман цесаревича с балериной мог закончиться морганатическим браком и судьба России была бы иной. 
Учитель: Я не умею гадать, но, очевидно, союз с Александрой Федоровной стал звеном в цепи трагических событий, первое из которых — крушение поезда Александра III в 1888 году. До сих пор не установлено, по какой причине состав сошел с рельсов — из-за аварии или вследствие теракта. Августейшая семья выжила, но Государь, поднявший рухнувшую крышу вагона, надорвал почку и спустя несколько лет умер. А мог бы царствовать долго — ему было всего 49 лет. 

В этом случае не исключено, что наследник решился бы обручиться с Кшесинской... Вопрос в том, нужно ли выносить их отношения на экран? Мне показалось, что события, предшествовавшие коронации, — неисследованная территория. Мы можем лишь предполагать, о чем говорили влюбленные, когда оставались наедине, какие чувства ими владели.

культура: Насколько правдоподобно присутствие Матильды на церемонии в Успенском соборе? 
Учитель: Это допущение, фантазия нашего Николая II. Во время коронации ему стало дурно, это факт. А что пережил в тот момент — вопрос. 

культура: Героиня была дамой непростой, вертела постановщиками императорских театров.
Учитель: Не согласен, в зените славы Кшесинскую отстраняли от работы, а она  первой из русских балерин крутила 32 фуэте. К тому же очевидно, что карьеру она сделала вовсе не благодаря связи с наследником престола. 

культура: Кто ставит номера и танцует за Матильду? 
Учитель: Главный балетмейстер Пермского театра Алексей Мирошниченко. Исполнительницы — его воспитанницы. Мы восстановили две костюмированные танцевальные сцены, но это фильм не о балете. 

культура: В России все меньше людей, одурманенных клеветой на последнего императора. Но без ответа остается вопрос: почему переворот случился именно в его царствование? 
Учитель: Государь был очень успешен, он явно выигрывал войну и выдвигался на ведущую позицию в мире. Разумеется, этого не могли вынести внешние враги. А заговорщиками из генералитета двигала обыкновенная зависть. Но те, кто затевал отречение, не догадывались, к какому коллапсу оно приведет. Николая можно упрекнуть лишь в одном: будучи по природе мягким человеком, он не применил силу против бунтовщиков и заговорщиков. Момент оказался упущен, и страна покатилась под откос. 

Готовясь сыграть царя в фильме «Распутин», Владимир Машков исписал три блокнота романовскими факсимиле и утверждал, что виза под отречением обведена пером по карандашному росчерку. Однако, пока фальшивка не доказана, остается довольствоваться версиями, безусловно, требующими широкого обсуждения. Меня тревожит другое. Порой на историческое лицо у нас ставят печать «святой»: значит — не прикасайся. Но для меня Николай Романов — прежде всего живой человек. Безусловно, праведный: в интернете есть список пятидесяти добрых поступков, сделанных лично Государем для народа — от предложения вечного мира до открытия детских садов и яслей. Если удастся изменить негативное отношение к последнему русскому царю, я буду счастлив. 

культура: Долго искали актеров на главные роли, отчего пригласили иностранцев?
Учитель: Актерские пробы у меня всегда проходят мучительно. Тут случаются невероятные чудеса, рокировки, и, как правило, в последний момент появляется недостающее звено. Но здесь было иначе — может быть, впервые в истории мы начали снимать кино, не имея исполнительницы главной роли. 

культура: Почему? 
Учитель: Готовясь к картине, я всегда фантазирую, пытаюсь вообразить идеальный актерский состав. Считаю, палитра кинорежиссера должна быть широкой. Поначалу на роль Кшесинской планировали Киру Найтли — ей очень понравился сценарий, но съемки были отложены на полгода, за это время звезда забеременела. Впрочем, не уверен, что дело дошло бы до контракта. Например, у сыгравшей мать Николая II Ингеборги Дапкунайте (считаю, это ее лучшая роль) прописано требование указать фамилию человека, который гладит ее костюмы. И это не пустой каприз, а профессиональная ответственность за то, как выглядишь на экране. Боюсь даже предположить, чего бы от нас потребовала Найтли...

Размышляя, кому доверить образ Алисы Гессен-Дармштадтской, вспомнил Луизу Вольфрам, блеснувшую в постановке гастролировавшего у нас берлинского театра «Шаубюне». Ее партнера, Ларса Айдингера, я решил пригласить на роль врача. Он приехал и ушел примерять бороды, раздался крик: «Это он!» Ошалевшая художница по гриму потащила меня в свой кабинет, где из всех зеркал на меня смотрел Николай II. Я верю в непредсказуемую удачу, и мы немедленно устроили Ларсу пробы. Получилось потрясающе — органика, голос, природная мягкость. 

До него я пересмотрел многих российских актеров. Один из претендентов (вылитый Романов) позвонил сам, прислал фотографии и признался, что двадцать с лишним лет чувствует себя Николаем II. Интересный парень, но лучше всех показался Данила Козловский в паре с балериной Дианой Вишнёвой. Порой его востребованность вызывает улыбку, но это в самом деле потрясающий театральный додинский актер — и Лопахин, и Гамлет. Мне не хотелось терять Данилу, и я предложил роль полувымышленного персонажа — влюбленного в Кшесинскую офицера Воронцова. Такого экстремала он еще не играл. Уламывать пришлось долго, Козловский был очень обижен. Но задача режиссера — убеждать, и он снялся, чему я очень рад. Актеру важно менять палитру.

Собрать в одном кадре Миронова, Гармаша, Добрыгина, Дапкунайте, европейских звезд было невероятно тяжело. Особенно трудно договаривались с главным режиссером «Шаубюне», довольно эксцентричным Томасом Остермайером. Я неожиданно поинтересовался: «Не хотите ли сыграть доктора Фишеля — это нечто среднее между Фрейдом и Распутиным?» Он посмотрел на меня как на сумасшедшего: «Все знают меня как приличного режиссера, не хватало стать плохим актером». Но через несколько дней внезапно согласился. 

Итак, перепробовав триста претенденток на главную роль, я начал снимать сцену коронации в Успенском соборе, не зная, где моя Матильда, а она уже плыла в широко раскинутые нами сети. Вдруг позвонил директор Варшавского кинофестиваля и сказал, что мне нужно посмотреть молодую выпускницу театральной академии. Михалина Ольшанска приехала на съемки коронации. Я внимательно наблюдал за Ларсом Айдингером. Обыкновенно на третьей минуте проб у него потухали глаза и пропадал интерес к партнершам, а тут он даже растерялся от энергии и эмоциональной игры Михалины. После второго дубля пригласил актрису подписать контракт. И не жалею об этом, ее ждет большое интересное будущее.

Оказалось, что эта красавица — с очень интересной историей и богатым внутренним миром. В четырнадцать лет она сочинила толстую книгу, ставшую польским бестселлером, записала диск с русскими песнями. Но съемки превратились в ад: любой звонок из дома менял Ольшанску прямо на глазах, приходилось отслеживать контакты, чтобы понимать ее состояние. А также контролировать еще двадцать ведущих артистов, полсотни эпизодников и тысячную массовку.

культура: Вы любите и умеете зажигать новые звезды. В чем секрет Ваших находок и удач?
Учитель: Семьдесят процентов режиссерского успеха — интуиция. Помимо объективных данных, что-то должно подсказать: нашел. Как и в театре, на площадке даже звездный состав не гарантирует успеха, группа — прежде всего — ансамбль. Когда какое-то звено выпадает, приходится расставаться с одаренными людьми. Даже если этически я неправ, кино дороже. 

В 70-е на площадке можно было собрать минимум двадцать талантливейших, своеобразных, любимых зрителями актеров. Сейчас этого нет. У нас еще сохраняется школа, поддерживается хороший уровень, но ярких личностей мало. Думаю, это связано со слабой драматургией и весьма посредственным качеством картин среднего уровня. Кроме театра, ребятам негде себя проявить. И я лишь в редчайших случаях беру актера, не выходящего на сцену. Ежедневно играть — значит не только быть в форме, но и раскрывать новые грани таланта, музицировать на разных струнах.  

Чтобы открывать звезд, кинорежиссеру следует часто ходить в театр. Мы отслеживаем всех студентов с третьего-четвертого курса и ведем их. Помимо пользы дела, видя, как растет талантливый актер, я получаю простое человеческое удовольствие. 

культура: Но в большинстве случаев актерская карьера — дело случая? 
Учитель: Или рока. Известно, что в театре много не заработаешь — жизнь артиста зависит от проб. Это очень трудный и унизительный процесс: приходить, доказывать, что ты чего-то стоишь, и в четырех случаях из пяти слышать отказ. Многие, особенно мужчины, не могут пережить неудачи, уходят из профессии. И мне тяжело видеть одаренных людей, которым вынужден говорить «нет». А менять их во время съемок — совсем уж мучительно.

Но бывают и счастливые исключения. Например, «Прогулка». Снимая «Манию Жизели», я умолял Фоменко отпустить Тюнину с репетиций в Крым. Он ни в какую. Наконец, в сердцах бросил: «Следующим летом забирай хоть весь театр». На всякий случай я оговорился: «Ловлю вас на слове!» Так и случилось — в главных ролях и эпизодах «Прогулки» снялась вся труппа, кроме одного актера. 

Как обычно, я долго не мог определиться с героиней. Сказал Цыганову и Баршаку — вам девушку гулять, вот вы ее и приводите. Евгений зазвал на пробы пару претенденток, а Саша не мог остановиться, пока я не попросил прекратить мучить девиц. Главное, ребята были вовлечены в процесс создания картины. Правда, когда узнали, что снимется Пегова, на миг затосковали. Группа была против, но я не поддался сомнениям, и на третий день площадка кричала «Браво!» Ира умеет мгновенно включиться и принести в роль сильную органику.

Первый двадцатиминутный проход по Невскому проспекту мы снимали крохотной камерой: четыре дня ребята шагали в окружении сорока статистов, среди толпы. Главное было не привлечь внимание прохожих. Я двигался в двадцати метрах от группы и командовал героями эпизодов по рации (это была сложнейшая сцена с пересечением проезжей части, аварией). Пегова очень маленького роста, для нее были сделаны туфли на 35-сантиметровой платформе, мы их уменьшили в два раза для пробежки к смотровой площадке Исаакиевского собора... Когда она «упала в обморок», подскочили две дамы с криками: «Мы врачи!» Я был удовлетворен: нам верят! 

На «Прогулке» произошел эпизод, любопытный для понимания психологии актера. Снимали эмоциональную сцену под дождем, репетировали — все замечательно, включили брандспойты, и тут Ирина потускнела. Смена заканчивалась, все вымокли до нитки. Спрашиваю: в чем дело? Она отвечает: «Мало воды!» По-хорошему мне полагалось послать ее куда подальше. Но я удержался, попросил директора картины пригнать на завтра еще пару пожарных машин. Разумеется, воды больше не стало, но Пегова потрясающе сыграла с первого дубля. 

культура: И в чем секрет преображения? 
Учитель: Ира увидела, на что я готов ради нее. Она — актриса, которая не любит умных слов и разборов сцен. В «Космосе как предчувствии» она играла с Женей Мироновым самую сложную сцену — признание в измене. Ей нужно было произнести: «Он меня поцеловал туда...» Звучит пошловато. Она попросила ничего не говорить и обойтись без репетиций. Получилось гениально — смятение, радость, ни малейшей грязи.

культура: А чему Учителя учат актеры?
Учитель: Когда мы готовились к съемкам «Космоса как предчувствия», Евгений Миронов попросил вместе почитать сценарий. Я растерялся: «Конечно, всех соберем и тогда...» — «Нет, только со мной, мне надо!» И три дня он читал, задавал вопросы, делал заметки. Этот опыт много мне дал. И за две недели до съемок я начал собирать основных членов творческой группы в пригородном пансионате. Актеры читают — все слушают, идет дискуссия, меняется текст — например, в «Крае» мы переписали четверть всех диалогов. Разбираем в день три-четыре сцены. Это сплачивает группу. Все в своей власти не удержишь, но контролировать каждого, создавать атмосферу, подогревать интерес к общему делу, нигде не давать слабину — моя прямая обязанность. Только так можно победить, а иначе кино рассыпется и на экране будет зиять дыра. Он — живой, и ничего не прощает. Поэтому я не люблю слышать аплодисменты на площадке — овации после каждого дубля расхолаживают актеров. И еще ненавижу обеды — до половины рабочего дня уходит на борьбу с их последствиями. 

культура: Какому артисту было труднее всего отказать? 
Учитель: Всем, ведь я еще не встречал человека, который не хотел бы сыграть в кино. А впрочем... Однажды раздался звонок. Каким-то чудом Алла Пугачева достала сценарий «Дневника его жены» и пригласила меня обсудить роль. Она, безусловно, сильная актриса, но я понимал, ничего не выйдет, маялся и мялся. А Алла Борисовна уже завела разговор о съемочном графике, правда, когда получила его, отказалась из-за гастролей.

культура: Вы, как и она, стремитесь завоевать признание масс. Имеет ли смысл пытаться создать русский блокбастер?
Учитель: Конечно. Мы слишком мало снимаем по-настоящему масштабных картин, как в советские годы. Высокохудожественное кино для широкого зрителя получается редко, но стараться стоит. 

культура: Вы неравнодушны к музыкальному андерграунду, не собираетесь вернуться к истокам и снять кинобалладу о Цое? 
Учитель: Хотел бы. И думаю, «Цой, спасибо, что живой!» затмил бы «Высоцкого». К тому же именно я открыл ленинградских рокеров. В 1987 году никто не представлял, что это за люди. Я казался им подозрительным типом. Пропуском стал Цой — Виктор согласился на съемки своей смены в котельной, длившейся двое суток. Пришел на студию, оценил результат, мрачно кивнул головой: можем продолжать. 

Но в биографии рокера нет ничего, кроме последней любви и стадионов, которые собирал для него Айзеншпис. Мы с Александром Гоноровским долго мучились, сочиняя о нем сценарий. Подсказку дал водитель «Икаруса», с которым столкнулся Цой — именно он вез тело кумира из Риги в Москву вместе с продюсером, женой и музой. Фактически это должно стать основой фильма. Как сложится, пока не знаю. Участь моей следующей картины решит судьба «Матильды». 

культура: Что Вы открывали в себе во время этой работы?
Учитель: Скорее, закрывал. Когда мы с оператором Юрием Клименко читали режиссерский сценарий, твердили друг другу: это невозможно. Тысячные массовки, горящие паромы, 80-тонный аквариум — его прорвало в первый съемочный день. Снимали во всех петербургских дворцах, кроме Зимнего, в Мариинском и Большом театрах, ломая голову: как это собрать? Зато теперь я могу ставить себе любые задачи.