Андрей САМОХИН

08.02.2017

«Культура» побеседовала с Игорем СИДОРОВЫМ — писателем, членом Пушкинской комиссии ИМЛИ РАН, заведующим сектором отдела электронных ресурсов ГМИИ им. А.С. Пушкина.

культура: Если начать с конца: надо ли вообще копаться в подробностях, предшествующих роковой дуэли, равно как и в других биографических тайнах гения?
Сидоров: Не нужно, конечно, вдаваться в крайности, но понять творчество Пушкина, не зная его человеческой судьбы, сложно. Биографический аспект важен не только для адекватного восприятия личности поэта, но и его окружения, самой эпохи. Ведь он, несмотря на короткую жизнь, оставил огромное количество материалов — черновиков, заметок, писем, которые не выбрасывал. Как едко заметил близкий приятель Пушкина Плетнев в письме к Жуковскому: «...Он утром перебирает в гадком сундуке своем старые к себе письма». 

культура: Как Вы относитесь к версиям о целенаправленном заговоре против Александра Сергеевича, имевшем целью его устранение?
Сидоров: Думаю, что такого рода убийственного заговора не существовало. Было стечение обстоятельств, обусловленное, однако, рядом давних предпосылок. Главная из них — отношение Пушкина с высшим светом. Конечно, он был в него вхож, являлся его частью по родословной и воспитанию. Но при этом болезненно переживал определенное третирование со стороны аристократического бомонда — как потомка арапа по материнской линии и как литератора. Когда, например, после бала камердинер под тонкие улыбки собравшихся объявлял: «Карета сочинителя Пушкина подана». Те же собратья по перу, которые находились ближе к демократическому дискурсу, напротив, подтрунивали над его стремлением стать своим «в свете», повышенной зависимостью от светского мнения о нем. Хотя и те, и другие побаивались его хлестких, ядовитых эпиграмм, а задетые ими однажды, часто надолго затаивали в душе обиду и злость. Клубок этих непростых взаимоотношений и размотался в истории с Дантесом и оскорбительными письмами.

культура: Довольно многие современники и позднейшие исследователи упрекали супругу поэта в легкомыслии и недомыслии.
Сидоров: Убежден, обошлось без романа. Имели место назойливые ухаживания Дантеса, отвергнутые вежливо, в пределах светских манер, но решительно. Есть разные точки зрения на свидание тет-а тет с объяснением Жоржа и Натали — произошло ли оно до или после анонимных писем. Но глубоко уверен: жена поэта была чиста перед ним. Насчет же ее недомыслия, то есть глуповатости, я тоже категорически не согласен. Наталья Николаевна обладала здравым умом (даже играла в шахматы) и острым язычком, хотя на людях вела себя скромно. Вызвать ее на откровенность в светском окружении было невозможно, при этом она не могла позволить себе сразу и резко «отшить» Дантеса из-за воспитания и деликатности. Это единственное, что можно поставить ей в укор. Пушкин долго не принимал всерьез знаки внимания француза, ведь за его женой молодые люди увивались на балах плотным роем.

культура: А знаки внимания государя к своей супруге поэт тоже не принимал всерьез?
Сидоров: Думаю, Пушкин был слишком умен, чтобы ревновать к царю. Ну, танцевал тот на балах всегда с ней, восхищался ее красотой, как и многие другие, что с того? То, что поэт несколько раз манкировал приглашениями на празднества во дворце, конечно, замечалось и обыгрывалось в свете. Тот же Николай I выговаривал Гончаровой. Взаимоотношения литератора и монарха были сложнее и глубже банальной глупой ревности. Да, в анонимке с орденом рогоносцев можно усмотреть аллюзии с известным анекдотом про обер-егермейстера Нарышкина, который якобы регулярно получал деньги от Александра I за то, что последний сожительствовал с его женой. Не исключено, это явилось дополнительным оттенком оскорбления, намеренно нанесенного авторами пасквиля. Но далеко не основным.

культура: Начиная с некоторых современников и кончая иными «пушкинистами», в печати проскальзывали намеки, а то и утверждения об адюльтере Пушкина с сестрой Натальи Гончаровой — Александрой. Мол, и крестик ее с цепочкой у него в постели обнаружили...
Сидоров: Все это позднейшие домыслы на основе великосветских сплетен — и более ничего. Весьма остроумно данную историю рассмотрела в своих исследованиях Галина Михайловна Седова, заведующая музеем-квартирой Пушкина на Мойке, кандидат исторических и доктор филологических наук. Князь Одоевский написал повесть «Княжна Зизи» и в 1836 году показал ее Александру Сергеевичу. Поэт воспринял сочинение положительно и предложил напечатать его в «Современнике». А в книжке обрисован любовный треугольник между двумя сестрами и мужем одной из них. Если бы аналогичная ситуация возникла в пушкинском доме, то Одоевский, будучи исключительно чистым человеком, вряд ли принес бы такое произведение другу. А тот никак не смог бы просить оное в свой журнал. Простое и изящное соображение, опровергающее грязные выдумки на сей счет.

культура: Как объяснить коллизию женитьбы Дантеса на другой сестре Натальи Гончаровой — Екатерине? Только лишь страхом перед дуэлью? Современники не сомневались в нетрадиционной связи французского офицера с покровителем — голландским посланником Луи Геккереном, усыновившим Жоржа при живом отце.
Сидоров: Не думаю, что Дантес чувствовал особое влечение к Геккерену — просто уступил ему из-за карьеры. Документов, понятно, никаких нет, но, похоже, что подозрения имеют основания. При этом за Натальей он ухаживал, скорее всего, не просто как за красивой женщиной, но также из соображений светского престижа. Не уверен, что был в нее серьезно влюблен, по крайней мере в русском понимании слова. Сильно сомневаюсь, что у него имелась специальная задача наставить рога великому поэту. Впрочем, француз не был трусом и вряд ли сделал предложение влюбленной в него Екатерине только из страха получить смертельную пулю. Ему и его высокому покровителю такая дуэль представлялась исключительно невыгодной: она серьезно осложняла дальнейшую российскую карьеру обоих. И действительно, после этого «хода» Пушкин вынужденно отозвал первый вызов Дантесу.

культура: В картину не вписывается дальнейшее поведение француза, продолжавшего напоказ волочиться за Натальей Николаевной, отпускать двусмысленные шутки...
Сидоров: Да, в этом промежутке произошло нечто, заставившее поэта послать барону Геккерену оскорбительное письмо, не отправленное ранее. В нем он, в частности, сравнивал адресата с бесстыжей старухой-сводней, а его приемному сыну вменял заболевание сифилисом, трусость и подлость. Дуэли стало не избежать. Кроме этого письма и фрагментов предыдущих не отправленных посланий Геккерену и Бенкендорфу, мы имеем фактически лишь реконструкции, то есть фантазии других лиц относительно состоявшихся разговоров между поэтом и его супругой, словесного содержания встречи тет-а тет с «объяснением» Дантеса Наталье Гончаровой и так далее. Такими реконструкциями отличились, к примеру, князь Вяземский и хозяйка салона австрийского дипломата Дарья Фикельмон. Со временем эти домыслы начали принимать за «свидетельства». 

культура: Почему Пушкин уверенно обвинил в авторстве анонимного пасквиля Геккерена? Вроде почерк не барона, и вообще, как было доказано, не иностранца...
Сидоров: Поэт сообщил в письме, что не собирается унижаться доказательствами, но, мол, точно знает это. Нельзя ведь сказать, что он действовал сгоряча: Александр Сергеевич консультировался по поводу анонимки, бумаги, на коей она написана, с некоторыми своими конфидентами. К самому пасквилю он, кстати, отнесся довольно спокойно. Первый его корректный вызов Дантесу — нормальный светский ход человека, имя жены которого порочится в связи с конкретным лицом. После этого шага возможно было объяснение и примирение. После второго вызова поединок стал неминуем. 

Какие-то дополнительные факты за это время он, безусловно, узнал от супруги. Не надо считать Пушкина порывистым, ослепленным ненавистью ревнивцем, как постарались представить его светские «доброжелатели». С величайшим гением художника у него соединялся трезвый аналитический ум. И сумма сведений, собранных за период между первым отозванным вызовом и вторым «дуэльным» письмом, видимо, не позволяла ему поступить иначе. 

культура: Остаются неясности и по самому поединку на Черной речке, не так ли? 
Сидоров: Еще современникам было непонятно, почему стрелялся Дантес, ведь адресатом письма являлся барон Геккерен, и основной заряд оскорблений направлялся именно на него. Несовместимо со статусом дипломатического лица? Возраст? Все это слишком слабые доводы. По тогдашнему дворянскому кодексу чести вызов должен был принять именно Геккерен. К слову, он был старше Пушкина всего на семь лет. Но понятие чести для него, похоже, не имело значения. 

культура: Ну а предположительное жульничество Дантеса во время поединка? Он получил лишь незначительную травму — спасла, дескать, пуговица. Однако на следствии этот предмет одежды не фигурировал. А в 1938 году советские баллистики, учтя скорость и вес пули при известном расстоянии выстрела и полученного ранения, сделали вывод, что она срикошетила не от пуговицы, а от массивной железной преграды. То есть на теле француза был «бронежилет»!
Сидоров: Я не специалист, но сомневаюсь, что такого рода исследование может что-либо точно доказать. При всей моей естественной нелюбви к Дантесу подозревать его в подобной подлости у меня нет оснований.

культура: Некоторые «пушкинисты» пошли гораздо дальше. «Открыли», например, что поэт будто бы мучился в последние годы чем-то вроде болезни Паркинсона и стремился найти человека, который его застрелит. Ради такого скрытого суицида он-де вызывал на дуэли за год до смерти трех своих знакомцев, но тут, как нельзя кстати, подвернулся волокита Дантес...
Сидоров: Чего не напишешь, чтобы привлечь к себе внимание на фоне «скучной» пушкинистики! Вот, скажем, покойный уже перестроечный экономист, академик Николай Петраков в своей книге сделал сенсационное «разоблачение». Якобы сам Пушкин сочинил на себя пасквиль с «дипломом ордена рогоносцев» и разослал его по знакомым. Таким образом, он хотел, мол, ославить и вывести на чистую воду Николая I, который избрал Дантеса как «фигуру прикрытия» собственной интриги с Натали Гончаровой. Можно, конечно, оспаривать подобные версии с аргументами в руках, но стоит ли? Так дойдешь до дискуссий с авторами телепередач, в которых Пушкина не убили, а он уехал с тайным заданием во Францию и там под именем Дюма писал приключенческие романы...

культура: То, как Пушкин вел себя в последние два дня, наверное, гораздо важнее для нас, потомков, всех дуэльных хитросплетений.
Сидоров: Да, пожалуй. Всего одна деталь, но сколь о многом она говорит. Когда начались страшные боли от пули в крестце, Александр Сергеевич сперва застонал, а потом, обливаясь холодным потом, сжал зубы и начал терпеть. Владимир Даль, присутствовавший у постели как врач, посоветовал: «Александр, ты стонай — тебе легче будет». «Не надо, — ответил Пушкин, — жена услышит». И добавил, превозмогая себя: «И смешно же, чтобы этот вздор меня пересилил!»

Мнение

Виктор ЛИСТОВ, доктор искусствоведения, историк, пушкиновед:

— Глубинные мотивы трагедии на Черной речке лежат, на мой взгляд, далеко за пределами псевдолюбовной интрижки. Весной 1836 года Пушкин послал три довольно бессмысленных вызова на дуэль: князю Николаю Репнину, графу Владимиру Соллогубу и сотруднику министерства иностранных дел Семену Хлюстину. Ни одна в итоге не состоялась. То есть была какая-то причина подобной раздражительности поэта. Таковой я считаю его тяжелые отношения с государем. Еще в 1831-м Пушкин взялся за создание истории Петра Великого, получив заказ от самого Николая I. Думаю, Александр Сергеевич не понял сразу, за что он берется. Петр I являлся предметом государственного культа, и задача историографа была исключительно сложной — идеологической. Это как в СССР написать официальную биографию Ленина. Поэт оказался просто не готов к такой работе по самому складу своего таланта и характера. Второй Карамзин из него не получился, как в свете злорадно и подмечали. Именно поэтому он не показывался на балах в Зимнем дворце, уклонялся от встречи с царем, его честь как литератора изрядно страдала. 

В «дипломе рогоносца», который он получил осенью, ключевым было слово «историограф ордена». Уверен, это взбесило его гораздо больше остального. Делался намек, что ему более пристало писать историю монарших адюльтеров, чем деяний Петра. Именно в этом и крылась причина последующих событий. Один из иностранных послов после смерти поэта написал, что Пушкин погиб потому, что император повязал его сочинением государственной истории, отвадив от стихов. Я согласен с этим послом гораздо больше, нежели со всеми копателями пошлой интриги вокруг Натальи Гончаровой.