Анна ЧУЖКОВА

26.01.2013

В московском ТЮЗе поселилась «Четвероногая ворона», спектакль молодого режиссера Павла Артемьева по мотивам Даниила Хармса.

В этом сезоне театр пополнил репертуар двумя дипломными работами учеников Леонида Хейфеца. Осенью здесь зажигал уморительно смешной и кровожадный «Лейтенант с острова Инишмор» Мартина Макдонаха. Сейчас вчерашние выпускники почти в том же составе представляют еще один спектакль в камерном формате.

Новая постановка родилась из рассказов и набросков Хармса, а часть истории, видимо, накаркала сама четвероногая ворона (у которой, на самом-то деле, ног было пять), и очень складно. Нелепые кусочки составили столь же абсурдную, сколь привычную и знакомую фабулу. Интрига крутится вокруг магии единственного слова. В нем можно разглядеть и сюжет, и отчаяние, его наполняющее. Четыре буквы, фатальные, как приговор, ломают судьбы, разрушают браки и осуждают на безропотное томление. «Оставь надежду, всяк сюда входящий» — было начертано перед входом в дантовский ад, надпись на двери районного магазина гласит приблизительно то же самое: «учет». Перед страшным словом равны все, выстроившиеся в очередь. И просвета в этой мрачной прозе жизни не предвидится.

Пока гастроном был закрыт, киргиз (Руслан Братов) нащелкал столько семечек, что засыпал лузгой ноги по щиколотку. Галя (Софья Райзман) успела выпить любимой водки в компании немногословного американца Пети (Александр Паль), мужик (Олег Ребров) — обойти весь город в поисках другого магазина и поссориться с женой (София Сливина). Но все сюжетные линии вновь сходятся у закрытой двери.

Рассказ о бесконечном и безнадежном ожидании, как ни странно, получился веселым и совершенно нескучным. Нелепое молчание и многократные повторы — юмор Хармса заполняет унылую действительность, ностальгически развернувшуюся на небольшом пространстве невзрачной сцены. Люди собрались на фоне серой стены, потрескавшейся, но незыблемой. Нелепые, сюрреалистические декорации изображают комнаты американца и мужика: слева — кровать на двухметровых ножках с приставленной лесенкой и огромная койка справа, умещающая на себе стол со швейной машиной, стул и сварливую бабу.

Как ни странно, нелепые персонажи Хармса получились объемными и достоверными. У всех есть нечто общее, не только одинаковые авоськи. Измученных горе-покупателей объединяет вера, точнее надежда — на то, что когда-нибудь злосчастный магазин откроется. Ведь за дверью наверняка сидит немилосердный, глухой к молитвам Бог. Однажды он все-таки сжалится над толпой.

Главный герой — мужик, обаятельный и отталкивающий одновременно. Этакий хам, альфа-самец и почти шовинист. Он на дух не переносит киргизов. Еще бы! Они весь парнокопытный скот угнали, поэтому на заветной полочке в магазине на прошлой неделе не оказалось кильки. А тут азиатские братья еще и лавочку заняли, к тому же песни поют — раздражают! Американец Петя, как назло, лыбится. Мало, что мы тут все «довольно обтрепанные», он еще и при параде, в бабочке приперся. Но эти огорчения — цветочки по сравнению с тем, что ожидает неудачливого добытчика дома — баба-ягодка в рабочем халате и косынке.

Жена бессмысленно беспощадна, как и весь мир, ополчившийся на несчастного. На вооружении домашнего тирана — швейная машина, бесконечные жалобы, назойливая песня и другие изощренные пытки. Яда бестии хватило бы, чтобы сразить целый полк. Но всю свою едкую злобу она изводит на многострадального благоверного, который не находит ничего лучше, чем спастись бегством. Горемычному мужику только и остается в безнадеге биться лбом в закрытые двери магазина. Но случится чудо — убогий мир даст трещину. Стена развалится, за ней красными внутренностями проглянут торжественные портьеры, освещенные роскошной люстрой со свечами. Там, в другом измерении, женщин в черных вечерних платьях носят на руках, стол ломится от фруктов и серебряных кувшинов, киргизы во фраках под музыку Верди приглашают ошарашенного мужика на праздник жизни. И если эти видения — не последствия голодного обморока нашего обессилевшего героя, то, без сомнения, так улыбается Бог, спрятавшийся в гастрономе.